Дуэль, на которой был убит Александр Сергеевич Пушкин, состоялась 27 января 1837 г. (по старому стилю), т.е. 10 февраля (по новому).
Это поистине был черный день русской литературы и русского языка. А ведь потом на дуэли погибнет и Михаил Юрьевич Лермонтов…
История двух дуэлей, нанесших колоссальный вред нашей культуре. Об этом подробный и весьма познавательный материал обозревателя ресурса nstarikov.ru Елены Лейтланд.
…Январский день 1837 года. Пять часов пополудни. Окраина Петербурга, Черная речка. На двадцати шагах стреляются Поэт и сын европейского дипломата. Поэт ранен в живот, падает на землю, но делает ответный выстрел – пуля попадает противнику в руку. Через два дня Поэт умрет от смертельной раны. Сын посла будет вынужден бежать за границу. Следом, без прощальной аудиенции у русского императора будет выставлен из России его отец.
Спустя ровно три года, в феврале 1840 года, чуть дальше Черной речки, по дороге в Парголово бьются на шпагах Поэт и сын европейского дипломата. На первом выпаде у Поэта ломается шпага, и противник успевает оцарапать его своим клинком. Дуэлянты берутся за пистолеты: сын посла промахивается, Поэт демонстративно стреляет в воздух. Сатисфакция получена, поединок закончен. Примирение. После того, как о дуэли станет известно, Поэта сошлют на передовую на Кавказ, сын посла покинет Россию, вскоре будет вынужден вернуться в Европу и его отец…
Участники первой драмы: русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, полномочный представитель Нидерландов при Российском Императорском дворе барон Луи Геккерен и его «приемный сын» Жорж Дантес. Действующие лица второй – русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов, посол Франции в России Проспер де Барант и его сын Эрнест Барант.
Обе дуэли буквально взорвали русское общество: внезапная утрата Пушкина и вдруг новая угроза потерять молодого поэта, способного заменить его, а главное, поразительное сходство некоторых обстоятельств этих событий (как истинных, так и приписанных молвой). Обрывки информации и слухи породили множество версий. Ближайший друг Пушкина, Петр Вяземский писал в своих письмах о январской дуэли: «Эта история, окутанная столькими тайнами, даже для тех, которые наблюдали за ней вблизи». «Многое осталось в этом деле темным и таинственным для нас самих». После поединка Лермонтова в свете ходили лишь предположения и догадки, многие из которых были словно отзвуком пушкинской дуэли. В обоих случаях официальное следствие должным образом не проводилось, оба скандальных происшествия быстро замяли. Почему?
А разве могло быть иначе, если в интригах были замешаны иностранные дипломаты, свою роль сыграли в них российский министр иностранных дел Нессельроде и шеф жандармов Бенкендорф. А главное, задета была персона Николая I, и в тени происшествия незримо стояло ближайшее окружение Императрицы. Допустить в то время огласки скандала с участием первых лиц государства и самого императора было невозможно и просто немыслимо!
Мало что изменилось после свержения самодержавия в 1917 году: Пушкин был объявлен певцом свободы и вольности, носителем идей декабристского движения, а «реакционный царский режим» обвинен в травле и гибели поэта. Подобный нимб мученика, пострадавшего от царского произвола, получил в советском литературоведении и историографии и молодой поэт Лермонтов. Таким образом, на протяжении полутора столетий расследования этих преступлений были тенденциозными и идеологически обусловленными. Поэтому до сих пор в истории последней дуэли Пушкина и первой дуэли Лермонтова, несмотря на тщательные исследования ученых-биографов и массивный собранный материал, не поставлена последняя точка.
К сожалению, мало кто рассматривал трагедию, произошедшую с Пушкиным, и повторение истории с Лермонтовым в контексте сложной международной обстановки того времени, а ведь героями той и другой дуэльной истории стали иностранные дипломаты. Случайность ли это?
Мы, не претендуя на открытие истины, попробуем взглянуть на эти истории-близнецы и странные совпадения им сопутствующие, под углом государственных интересов и геополитического контекста, в котором они произошли.
Революционная турбулентность
30-40-е годы XIX века. На протяжении семи десятилетий до этого в России бурно развивалось масонское движение: появлялись масонские ложи и тайные общества, адептами которых становились: цвет русского дворянства, потомки древнейших родов, представители высшей власти, особы, приближенные к Императору, да и сам император – в случае с Павлом I. В каком-то смысле, масонство стало официальной идеологией русской элиты. Лишь в 1822 году Указом Александра I тайные общества и масонские ложи объявлены вне закона. С этого времени они начинают действовать «тайно». Однако, пришедшие из Европы революционные идеи, призванные разрушить устои Государства Российского, уже заложены в умы лучших представителей русского дворянства. И в момент ослабления власти – нескольких дней междуцарствия после внезапной кончины императора Александра I – прорываются декабрьским вооруженным восстанием 1825 года, т.е. попыткой государственного переворота. Восстание быстро и жестко подавлено. Зачинщики и участники сурово наказаны.
В Европе неспокойно. Бурлят революционные страсти: с 1820 по 1829 годы революции в Испании, Италии, Португалии, Греции. Позднее вспыхивают восстания в Венгрии, Польше, Бельгии, очередная смена режима во Франции, заговор дворянства в Грузии, набирает обороты «Восточный вопрос». Правительства трех империй (России, Австрии, Пруссии) изо всех сил сдерживают бунтарей, дабы сохранить в Европе статус-кво и не допустить переворотов, подобных кровавой революции во Франции. Особый консервативный подход демонстрирует в пост-наполеоновской Европе министр иностранных дел Австрии князь фон Меттерних. Ему вторит министр иностранных дел Российской Империи граф Нессельроде. Революционная турбулентность накладывается на глубокий международный экономический кризис первой трети XIX века: непрекращающиеся войны, перекройка границ и сфер влияния, как на Европейском континенте, так и за его пределами; периодические кризисы перепроизводства в Англии – всё это подточило благосостояние всех стран-игроков на международной арене, в том числе серьёзно опустошило казну Российского императора. Поэтому, не смотря на единодушие в борьбе со внутренними протестными движениями, все игроки, вместе с тем, зорко следят друг за другом, чтобы, в случае ослабления кого-нибудь из них, объединиться в коалицию и напасть на жертву.
Вот на фоне таких исторических декораций и развернутся описываемые нами драмы.
История первая: Пушкин против Дантеса?
Что знают выпускники средней школы о дуэли, на которой был смертельно ранен Александр Сергеевич Пушкин? В общих чертах следующее: Пушкин был гениальным русским поэтом. За его женой начал ухаживать молодой офицер Дантес. Пушкин получил анонимный пасквиль, в котором содержался намек на то, что Наталья Николаевна ответила ухажеру взаимностью. Поэт из ревности и дабы защитить свою честь и честь своей жены, вызвал Дантеса на дуэль. От руки повесы-клеветника поэт и нашел свою смерть.
Внешне, пожалуй, это так и выглядело, но только для людей очень далеких от высшего света. Из крупиц воспоминаний современников Пушкина, из переписки друзей и недругов поэта, докладных записок ведомств и дипломатических депеш складывается иная картина. Попробуем ее воссоздать.
Акт первый. 1826 – 1836 год. Михайловское – Москва – Санкт-Петербург. Одним из первых распоряжений Николая I, взошедшего на престол в 22 августа (здесь и далее даты по старому стилю) 1826 года, было разрешение Пушкину вернуться из ссылки в Москву. 8 сентября того же года состоялось личное знакомство самодержца с поэтом. Поэт и царь, практически ровесники (Николай был старше Пушкина всего на 3 года), оказали друг на друга благоприятное впечатление: Александр Сергеевич покаялся в своей юношеской неосмотрительности, Николай же объявил себя главным цензором будущих произведений поэта и назвал его после встречи «умнейшим человеком России». Так поэту по возвращении из ссылки гарантировалось личное высочайшее покровительство и освобождение от обычной цензуры, которая в то время и вправду душила любую «подозрительную» вольнолюбивую мысль – обжегшись на молоке, как говорится, дули на воду. А потому цензура от самого Николая была для Пушкина, как это ни покажется странным, защитой от произвола и излишнего рвения сотрудников III Отделения.
Вернувшийся из ссылки поэт попадает в общество молодых литераторов и философов нового поколения, как они сами себя называют, – любомудров. В этот период Пушкин по поручению императора готовит записку «О народном воспитании» (http://www.rvb.ru/pushkin/01text/08history/04official/1177.htm), по просьбе Николая I, дает отпор «клеветникам России» в одноименном стихотворении. Пишет «Историю Пугачевского бунта», работает с архивами Петра I. Получив личное разрешение от Николая I на работу в государственных архивах, Пушкин становится по сути придворным историографом.
Если бы не безвременная гибель поэта, он мог бы стать для России новым Карамзиным. На следующий день после смерти поэта, 30 января 1837 года А.И. Тургенев напишет: «Последнее время мы часто видались с Пушкиным <…> я находил в нем сокровища таланта, наблюдений и начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные... Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю: он созревал для нее и знал и отыскал в известность многое, чего другие не заметили. Разговор его был полон жизни и любопытных указаний на примечательные пункты и на характеристические черты нашей истории. Ему оставалось дополнить и передать бумаге свои сведения».
В эти годы из-под пера Пушкина выходят его лучшие поэтические творения, а также «Евгений Онегин», «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», «Сказки», «Дубровский», «Пиковая дама», «Капитанская дочка». Пушкин выпускает литературные журналы (в которых публикует не только свои произведения, но и произведения лучших современных ему авторов: Боратынского, Дениса Давыдова, Вяземского, Тютчева, Якубовича и др.), ведет литературные споры о путях развития русской поэзии, литературы и культуры в целом. Скомпрометировавшая себя идеология масонства уступает место поискам национальной идеи. И главным идеологом становится Александр Пушкин.
В 1831 году Пушкин обвенчался с Натальей Николаевной Гончаровой, этот брак сыграет роковую роль в его судьбе. Чтобы обеспечить семью, поэт много работает, пишет. Его произведения пользуются большим успехом, и издатели дают за них хорошие деньги, но светская и семейная жизнь требует огромных расходов, поэт испытывает постоянную нехватку средств: закладывает и перезакладывает свои имения, берет ссуды у государства.
Акт второй. 1833 год. Санкт-Петербург. В Россию из Франции прибывает молодой красавец Жорж Шарль Дантес. Он сын крупного французского дельца-промышленника из Сульца, владельца замка, ранее принадлежавшего Ордену тамплиеров (храмовников). (Замок достался семье не случайно –дядя Дантеса был командором Ордена тамплиеров). Отец Жоржа потерял большую часть своего состояния после падения Бурбонов, сам Жорж, роялист, вынужден бежать из Франции и искать удачи за пределами родины. Прибывает он в Россию не с пустыми руками, а с высочайшей протекцией от прусского принца Вильгельма (будущего императора Германии), женатого на родной племяннице Николая I. Мало того, ещё в Европе, по пути в Петербург молодой счастливчик случайно знакомится с полномочным министром нидерландским в С.-Петербурге – бароном Луи Геккереном, который в это же самое время возвращается в Россию из поездки в Нидерланды. Тот так очарован молодым человеком, что... усыновляет его, дает ему своё имя, титул и выводит в свет. (Заметим, что на тот момент у Дантеса жив отец, а самому приемному сыну 24 года. В то время в свете ходили слухи, что Геккеренов «отца» и «сына» связывают отнюдь не отцовско-сыновьи чувства). Уже в феврале 1834 года Дантес зачислен высочайшим приказом в Ея Величества Кавалергардский полк корнетом: «императрице было угодно, чтобы Дантес служил в её полку» и «во внимание к его бедности, государь назначил ему от себя ежегодное негласное пособие». Так Дантес оказывается, по сути, в свите Николая I. Вскоре на балу в Аничкове дворце Дантес знакомится с одной из первых красавиц двора Натальей Николаевной Пушкиной, «влюбляется» в нее и начинает настойчивые ухаживания, чем вызывает естественное недовольство ее мужа.
Акт третий. Зимний Дворец. Императрице Александре Федоровне скоро исполнится сорок лет, она мать семерых детей. В 1832 году врачи вынесли неутешительный вердикт – императрице больше нельзя рожать, в интимной жизни показано воздержание. Любящие супруги принимают приговор, но со временем природа берет свое, у Николая появляются фаворитки. У Александры Федоровны тоже появляется круг верных поклонников – компания молодых двадцатилетних кавалергардов из ее личного полка: А. Трубецкой, А. Куракин, А. Бетанкур, П. Урусов, Г. Скарятин. Главный «любимчик» – Александр Трубецкой («Бархат», как называет его императрица) – двоюродный брат ее близкой подруги, княгини Бобринской, он же – друг Дантеса. Это общение забавляет Александру Федоровну и льстит женскому самолюбию, подтверждая неувядающую красоту, молодость и очарование. Разумеется, императрица держит дистанцию и старается соблюдать рамки приличия. Чего нельзя сказать о двадцати трехлетнем кавалергарде. Трубецкой – молодой амбициозный, самолюбивый авантюрист: благоволение царицы не только придаёт ему вес среди друзей, но и делает героем, лидером, в глазах товарищей по полку, воспринимается как подтверждение «гвардейской» лихости, удальства и бравады.
Историк Зиссерман, биограф князя Барятинского, ближайшего друга Трубецкого, писал: «Служба, согласно с тогдашними кавалерийскими нравами, была рядом шалостей, кутежей, праздной светской жизни. Всё это не считалось чем-либо предосудительным не только в глазах товарищей и знакомых, но и в глазах высших властей, даже напротив, как последствия молодости и удальства, свойственных военному человеку вообще, а кавалеристу в особенности, все эти кутежи и повесничанья доставляли высшим властям особый вид удовольствия». [3]
«В 30-х годах дом Трубецких был гнездом, куда слетались так называемые «красные» (по цвету парадных мундиров – прим. авт.), то есть избранный кружок «ультрафешенебельных» офицеров Кавалергардского полка. Это были Куракин и Бетанкур, Скарятин и Урусов – друзья Дантеса. Все сыновья князя Трубецкого тоже служили в Кавалергардском полку», – поясняет Эмма Герштейн.
В этом кругу в порядке вещей жестокие розыгрыши, «шуточная» рассылка оскорбительных писем и дипломов, составление злых эпиграмм. Вот, например, за какую шалость поплатился брат Александра Трубецкого, Сергей: «На Большой Неве и на Черной речке весь аристократический бомонд праздновал именины графини Бобринской в разукрашенных гондолах с музыкой, певцами и проч. Вдруг в среду гондол влетает ялик, на котором стоит черный гроб, и певчие поют «со святыми упокой». Гребцы – князь Александр Иванович Барятинский (кстати, однокашник М. Ю Лермонтова, мы о нем еще поговорим во второй части, посвященной дуэли Лермонтова), кавалергарды Сергей Трубецкой, Коротков, у руля тоже их товарищ. Гроб сбрасывают в воду, раздаются крики: «Покойника утопили!» Произошла ужасная суматоха, дамы в обморок, вмешательство полиции, бегство шалунов!» Князь Барятинский арестован на 5 месяцев, князь Сергей Трубецкой переведен тем же чином в армейский полк.
Стоит ли удивляться поведению Дантеса, когда он нарочито, порой водевильно изображает «пылкую влюбленность» в Наталью Николаевну, на потеху своим товарищам и свету: на балах и в гостиных все видят, как смущается и краснеет Натали от фривольных ухаживаний кавалергарда, его казарменных шуток и как это приводит в бешенство Пушкина. Прекрасный повод для насмешек, сплетен и злословья великосветской толпы.
Молодые «ультрафешенебли» ведут себя нагло и дерзко – ещё бы, у них надежные покровители: древние родословные и близость к трону.
Акт четвертый. Салон графини Нессельроде – супруги канцлера, министра иностранных дел Нессельроде. Как пишет о ней в 1880 году Павел Вяземский, сын Петра Вяземского: она «самовластно председательствовала в высшем слое петербургского общества и была последней гордой, могущественной представительницей того интернационального ареопага, который свои заседания имел в Сенжерменском предместье Парижа, в салоне княгини Меттерних в Вене и салоне графини Нессельроде в доме министерства иностранных дел в Петербурге». Пушкин испытывал безграничную ненависть к этой «последней представительнице космополитического олигархического ареопага…не пропускал случая клеймить… свою надменную антагонистку, едва умевшую говорить по-русски». Известный исследователь быта императорского двора Георгий Чулков утверждал в 1938 году: «В салоне М.Д. Нессельроде… не допускали мысли о праве на самостоятельную политическую роль русского народа… ненавидели Пушкина, потому что угадывали в нем национальную силу, совершенно чуждую им по духу… Независимость его суждений раздражала эту олигархическую шайку». [6]
Известна черновая записка Пушкина к Бенкендорфу, датированная концом июля 1831 года, в ней поэт предлагает использовать русские литературно-политические журналы для, как бы сейчас сказали, информационной борьбы с клеветой западных газет: «Ныне, когда справедливое негодование и старая народная вражда, долго растравляемая завистию, соединила всех нас против польских мятежников, озлобленная Европа нападает покамест на Россию, не оружием, но ежедневной, бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны... Пускай позволят нам, русским писателям, отражать бесстыдные и невежественные нападения иностранных газет. Правительству легко будет извлечь из них всевозможную пользу, когда бог даст мир и государю досуг будет заняться устройством успокоенного государства, ибо Россия крепко надеется на царя; и истинные друзья Отечества желают ему царствования долголетнего». (http://www.as-pushkin.net/pushkin/pisma/delovye-bumagi-9.php)
Как можно допустить вмешательство каких-то писак в международную политику?!! Предполагаемое влияние поэта на царя должно было вызывать в кругу Нессельроде крайнее раздражение и опасение. Конфликт назревал. Может быть здесь родилась интрига, с вполне определенной целью: «столкнуть» поэта с царем, «натравить» его на царя, тем самым предотвратить влияние Пушкина на ход государственных дел? Идею «подал» сам Николай I, не обделявший своим вниманием на балах красавицу-супругу Александра Сергеевича…
А вот здесь надо бы сделать небольшое, но очень важное отступление.
Ошибка дипломата
Вышесказанного уже достаточно, чтобы обозначить круг лиц, которые могли из злобы, зависти или потехи ради спровоцировать поэта на дуэль. Но есть одно обстоятельство, о котором знал лишь император Николай и несколько его приближенных, и которое, возможно, объяснило бы многие странности и таинственности этой трагической истории.
Мало кто из исследователей биографии Пушкина обратил внимание на следующее. Барон Геккерен и его новоявленный сын завсегдатаи салона Нессельроде. О «любовном треугольнике» Дантес – Наталья Николаевна – Пушкин знают здесь в мельчайших подробностях. «Сочувствие», естественно, на стороне Дантеса. Графиня опекает красавца-кавалергарда и даже становится у него на свадьбе посаженной матерью. Но над Геккереном старшим уже нависла опасность – гнев двух монархов: будущего Виллем II Оранского и Николая I. Дело в том, что полномочный представитель совершил «непростительную оплошность», чем не только нанес репутационный урон своему будущему монарху, но и чуть было не поссорил его с «братом» и главным союзником – императором Николаем (герцог Виллем был женат на родной сестре Николая, Анне Павловне).
Оплошность Геккерена можно было расценить как шпионаж в военное время – в тот момент Нидерланды вели войну за территориальную целостность: Бельгия, вошедшая в состав Нидерландов по итогам Венского конгресса 1815 года, в 1830 году заявила свои права на самоопределение, что привело к войне Голландии (во главе с Виллемом I) с Бельгией (на стороне которой выступала Франция). Ситуация усугублялась тем, что в самом царствующем семействе Нидерландов не было единой позиции в решении возникшего конфликта. Россия выступала в поддержку целостности Нидерландов. Пруссия, Франция и Англия были заинтересованы в ослаблении Нидерландов, а значит в «независимости» Бельгии. «Развод» Бельгии и Голландии был закреплен юридически только в 1839 году.
Вот какие факты приводит в своем исследовании Натан Эйдельман: «Первое письмо Вильгельма было написано Николаю ещё за месяц до появления пасквилей и начала дуэльной истории – 26 сентября 1836 года. Оранский писал: «Я должен сделать тебе, мой друг, один упрек, так как не желаю ничего таить против тебя. Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном, как с посланником или в любом другом качестве? Он изложил все это в официальной депеше, которую я читал, и мне горько видеть, что ты находишь меня виноватым и полагаешь, будто я совсем не иду навстречу желаниям твоей сестры. До сей поры я надеялся, что мои семейные обстоятельства не осудит по крайней мере никто из близких Анны, которые знают голую правду. Я заверяю тебя, что все это задело меня за сердце, равно как и фраза Александрины, сообщенная Геккерном: спросив, сколько времени еще может продлиться бесконечное пребывание наших войск на бельгийской границе, она сказала, что известно, будто это делается теперь только для удовлетворения моих воинственных наклонностей...».
10 октября Николай отправил в Гаагу с курьером письмо, которое, кажется, успокоило монарха-родственника. Письмо это так и не нашли, хотя историки позднее искали его. Но, видимо, оно успокоило Оранского, который 30 октября отвечал Николаю: «Я должен тебе признаться, что был потрясен и огорчен содержанием депеши Геккерна, не будучи в состоянии ни объяснить ситуации, ни исправить твою ошибку; но теперь ты совершенно успокоил мою душу, и я тебе благодарю от глубины сердца. Я тебе обещаю то же самое при сходных обстоятельствах».
Точное содержание депеши Геккерна, на которую жалуется принц, нам неизвестно. По-видимому, она касалась разногласий между членами нидерландского королевского дома насчет бельгийского вопроса. К 1836 году бельгийский вопрос еще оставался острой международной проблемой. Наиболее воинственные круги нидерландского правительства во главе с наследным принцем Вильгельмом Оранским не оставляли надежды на возвращение Бельгии. В то же время старый король Голландии Вильгельм I и жена наследного принца Анна Павловна были настроены более мирно. Как видно, в разговоре с Геккерном, состоявшемся летом или в начале осени 1836 года, царь, а затем императрица высказали свое мнение по бельгийскому вопросу, сходное с мирной позицией короля и принцессы Анны.
Русский император забыл: в Голландии – конституционная монархия и зависимость послов от главы государства иная, нежели в России. Заговорив с Геккерном о каких-то обстоятельствах семейной жизни королевской четы, Николай I невольно выдал принца его конституционному кабинету, чем «потряс и огорчил» родственника. Очевидно, следствием депеши Геккерна должна была явиться неприязнь к нему обоих монархов. За подобную провинность Геккерна не могли наказать в Голландии, однако этот эпизод, как увидим, не был забыт, и гибель Пушкина явится тем «сходным обстоятельством», при котором Вильгельм сумеет отблагодарить царя». [2]
Ниже мы приведем переписку Виллема и Николая, последующую после трагической дуэли.
Интрига. 4 ноября 1836 года Пушкин и несколько его друзей получают анонимные письма с одинаковым текстом – это так называемый «диплом», объявлявший об измене его жены. Вот текст этого диплома, написанного на плотной бумаге и запечатанного сургучной печатью:
«Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Сергеевича Пушкина коадъютором великого магистра ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх»
Скажем сразу – ни авторство, ни заказчик, ни исполнитель диплома, ни лицо, доставившее его, до сих пор НЕ ИЗВЕСТНЫ! Все версии, выдвигаемые в течение почти двух веков исследований, опровергались последующими исследованиями и экспертизами. Этот факт наводит на мысль, что интрига, которая привела к дуэли Пушкина и Дантеса и так кстати явилась предлогом для высылки посла Геккерена из России, была вряд ли только плодом завистников и злой шуткой недоброжелателей поэта, хотя и не исключено, что они приложили к этому руку. Дуэль со знаменитым русским поэтом, находящимся на особом счету у императора, при любом раскладе ставила под удар дипломатическую карьеру барона Геккерена, а это уже уровень не просто злого розыгрыша скучающего света. Чья-то злая воля поддерживала тлеющий конфликт и дала состояться поединку.
Есть одно интересное свидетельство. Народный комиссар иностранных дел СССР (1918-1930г.г.), потомственный дипломат – Г.В. Чичерин, с полной уверенностью заявил в письме к пушкинисту П. Щёголеву о том, что в действительности «диплом» был написан ближайшим личным помощником министра иностранных дел Несельроде Ф.И. Брунновым, которому в последствии патрон предоставил самый престижный тогда пост посланника в Лондоне. Однако письмо Чичерина, написанное в октябре 1927 года и опубликованное в 1976 году, почему-то всерьёз не изучалось, а зря. Чичерин вырос в истинно «дипломатической» семье (его отец и ближайшие родственники по материнской линии были виднейшими дипломатами) и с юношеских лет приобщался к дипломатическим преданиям и документам. После окончания Петербургского университета он поступил на службу в архив Министерства иностранных дел, принял участие в создании очерка истории этого министерства и написал ряд исследований о русских дипломатах. В своем письме Щеголеву Чичерин восстановил сцену, в ходе которой графиня Нессельроде «заказала» Бруннову составление «диплома». При этом Чичерин, знакомый с письмами Бруннова утверждал, что почерк последнего разительно похож на почерк лица, написавшего «диплом».
Сам же А.С. Пушкин считал автором пасквиля барона Геккерна. В неотправленном письме, найденном после смерти Пушкина в его бумагах читаем: «По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно составлено, я понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего света, от дипломата». [6] (Отметим, что эта характеристика вполне подходит и выходцу из Саксонии, дипломату Бруннову).
Итак, получив диплом. Пушкин – человек эмоциональный, порывистый, «сгоряча» посылает вызов Дантесу, который уже давно открыто преследует Наталью Николаевну своими неприличными ухаживаниями. Дальнейшие события говорят о том, что Пушкин «остыл» и уже спокойно проанализировал посыл, содержащийся в пасквиле.
В своем исследовании литературовед-публицист Вадим Кожинов пишет: «В принципе уже давно общепризнано, что клеветнический «диплом», явившийся исходным пунктом трагического развития событий, имел в виду отнюдь не Дантеса, но императора Николая I: ведь в «дипломе» объявлялось, что Пушкин избран-де «коадьютором», т.е. заместителем Д.Л. Нарышкина (кстати, хорошо знакомого поэту), жена которого была известна всем как любовница императора Александра I, щедро одаривавшего мужа за «услуги» жены». О том, что Пушкин «правильно» понял намек, говорит то, что 6 ноября Пушкин без всяких споров согласился отсрочить дуэль с Дантесом на две недели и одновременно письменно потребовал от министра финансов Канкрина принять в казну в качестве уплаты долга императору свое имение в Кистенево. Николай I предоставил поэту огромную по тем временам ссуду – 45.000 руб. на литературные дела. Если же император, предупреждал в своем письме Пушкин «прикажет простить мне мой долг… я в таком случае вынужден был бы отказаться от царской милости». Канкрин дерзкое требование исполнять не стал. [6]
Вызов застал нидерландского посланника врасплох. Барон Луи Геккерен пытается замять дело, предотвратить дуэль и одновременно избежать позора бесчестия. В свете это расценивают как проявление отцовской любви барона к своему новоявленному сыну. «Вдруг» выясняется, что Жорж Дантес сватается к сестре Натальи Николаевны – Екатерине Николаевне Гончаровой. Будущие родственники примиряются. Конфликт исчерпан. Почему же он разгорается с новой силой после венчания Дантеса с Екатериной Гончаровой, которое состоялось 10 января 1837 года?
Спустя почти полвека после трагических событий стало известно, что им предшествовало свидание Дантеса с Натальей Николаевной Пушкиной, о котором знали лишь несколько близких поэту людей, с которых, он, можно предположить, перед смертью взял слово молчать об этом, чтобы не подвергать публичной травле и обвинениям свою жену.
Вот как было организовано это свидание. Местом свидания была избрана квартира Идалии Григорьевны Полетики – полуфранцуженки, побочной дочери графа Григория Строганова, приходившейся Наталье Пушкиной троюродной сестрой. Квартира Полетики находилась в кавалергардских казармах, так как муж ее состоял офицером этого полка, в котором, к слову, служил и Дантес. Наталья Николаевна получила однажды от г-жи Полетики приглашение посетить ее, и когда прибыла туда, то застала там Дантеса вместо хозяйки дома. Произошла бурная «водевильная» сцена: Дантес достал пистолет, уверяя, что покончит с собой, если Наталья не будет его. На шум в комнату вбежала маленькая дочь Полетики, что дало возможность Наталье ретироваться. В этот же день о происшествии стало известно Пушкину. [3]
Развязка. Биографы Пушкина спорят о дате, когда состоялось злополучное свидание – в октябре-ноябре 1836 или в конце января 1837? Большинство склоняется к «октябрьской» версии. Однако, Семен Ласкин, проанализировав множество дневниковых записей, писем и воспоминаний, принадлежащих окружению поэта, делает вывод, что свидание, скорее всего, произошло 24 января. На следующий день, 25 января Пушкин пишет Геккерену старшему оскорбительное письмо, 26-го – тот отвечает вызовом на дуэль (тексты писем здесь – http://diletant.ru/articles/33433/), 27-го – дуэль.
Вопросы, на которые нет ответов
Почему Геккерен, который в ноябре сделал все, чтобы избежать дуэли своего сына с Пушкиным, в январе не только не постарался предотвратить дуэль, но и напротив, за оскорбление, нанесенное ему, Геккерену старшему, послал к барьеру Жоржа?
Известно, что 26 января Геккерен советовался с «другом» – бывшим дипломатом (!), графом Григорием Строгановым относительно того, как следует отреагировать на оскорбления Пушкина. (С тем самым Строгановым, что приходился родственником Натальи Пушкиной-Гончаровой, отцом Идалии Полетики и дядей Софьи Бобринской (подруги императрицы), а после смерти поэта взял на себя организацию похорон и стал опекуном его детей!). Вердикт Строганова был однозначным: Пушкин должен ответить за оскорбление. Дуэль! 27 января, в день дуэли Геккерен несколько раз встречался с Нессельроде и показал ему пушкинское письмо, с обещанием «скандала» – публичного разоблачения. Судя по тому, что дуэли был дан ход, Нессельроде не пытался остановить нидерландского дипломата от шага, грозившего тому отставкой.
Можно ли было предотвратить дуэль? Да. Бенкендорф знал о предстоящей дуэли. Можно было задержать в казармах Дантеса, или выслать из Петербурга Пушкина – иными словами, развести дуэлянтов. Однако, была создана видимость предотвращения дуэли: вместо того, чтобы отправить жандармов на Черную речку, их послали в Царское Село.
Такой же «странный непрофессионализм» продемонстрировали сотрудники III Отделения при расследовании дела о дуэли, вот что пишет Семен Ласкин: «Подлинное «военно-судное дело» над Дантесом велось сугубо как дело дуэлянта-одиночки, конфликт которого с Пушкиным был изолированным, личным. Во время процесса не было задано ни одного вопроса о возможных авторах анонимных писем, хотя суду была известна роль этого момента в развитии конфликта. Опрос секундантов касался только одной дуэли. Военным судом не были опрошены друзья Дантеса, которые могли быть посвящены в конфликт. Анонимный пасквиль «в военно-судной комиссии, проводившей дело о дуэли, не разбирался». Это заметил еще Щёголев. III Отделением был сделан формальный запрос по поводу «руки» Дантеса. Надлежало получить почерк подследственного, однако Дантес на поставленные перед ним вопросы ответил по-французски. Образец почерка был приколот делу, а подозрение с Дантеса снято. Впрочем, предположение, что Дантес сам написал анонимный пасквиль, было нелепым. Таким образом, можно сказать, что расследование обстоятельств дуэли шло чисто формальным путем, приговор, как известно, был предопределен заранее, перед судьями стояла задача «не расширять дела», не касаться иных лиц, кроме Дантеса, Пушкина и … Натальи Николаевны.
П.Е. Щёголев, первым прикоснувшийся к документам департамента полиции был поражен тем, что «дел III Отделения о Пушкине довольно много, а о смерти его в них почти ничего нет». Пасквиль на Пушкина был обнаружен после 1917 года в секретном досье. Эту секретную папку, помеченную номером 739, отыскал А. Поляков и тоже отметил скудость содержащихся в ней материалов. Помимо пасквиля в «Деле № 739» оказалась только одна «записка для памяти», написанная самим Бекендорфом: «Некто по имени Тибо, друг Россети, служащий в Главном штабе, не он ли написал гадости о Пушкине?» Запрос сработал. Оказалось, в Главном штабе Тибо не служил, а служил … по почтовому ведомству. Полозов, начальник первого округа жандармов, вскоре сообщил, что в Петербурге живут два брата Тибо, титулярные советники, один – помощник контролера, другой – помощник почтмейстера. Почерк проверялся только у одного из братьев, у второго не проверялся. Щеголев писал: «III Отделение в поисках своих шло по ложному следу, и производя розыски, точно отбывало какую-то тяжелую, неприятную повинность». Примерно также заключал свои розыски и Поляков: «В деле Пушкина жандармская власть «безмолвствовала», она держалась в стороне, не принимая никакого участия… в следствии об анониме». Почему? Чем объяснить такое вопиющее безразличие властей? Бенкендорф, столь пристально следивший за тем, что окружало Пушкина, так активно вторгающийся в его личную жизнь, перлюстрировавший даже его письма к жене, не доверявший Жуковскому, даже предупреждавший его, что «ничто не может и не должно миновать государственного интереса», приставивший к Жуковскому Дубельта при разборе личных бумаг поэта, приславший жандармов в дом умирающего Пушкина, оцепивший не только дом, но и улицы вокруг дома Пушкина полицией, так безразлично отнесся к авторству анонимного пасквиля? Ответить конкретно на этот вопрос, думаю, трудно. Наиболее вероятным мне кажется «невыгодность» дорасследования. Можно допустить, что III Отделение если и не знало авторов анонимного письма, то осознавало их высокий уровень». [3]
Вместо послесловия к истории первой
23 ноября 1836 года Пушкин имел аудиенцию у царя в присутствии Бенкендорфа (на которой, как принято считать, обсуждался вопрос оскорбления чести поэта) и дал обещание не стреляться. Есть свидетельство того, что Пушкин, возможно, успел объясниться с императором еще раз за несколько дней до дуэли. Барон М.А. Корф в своих мемуарах приводит рассказ Николая I: «Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю, как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах (сплетнях), которым ее красота подвергает ее в обществе; я советовал ей быть сколько можно осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастия мужа, при известной его ревности. Она, верно, рассказала это мужу, потому что, увидясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. – Разве ты и мог ожидать от меня другого? – спросил я. – Не только мог, – ответил он, – но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. Это было за три дня до последней его дуэли».
Трудно сказать, сожалел ли Николай о смерти поэта. Во всяком случае, если судить по переписке Николая со своими близкими: братом Михаилом и сестрами – Анной и Марией, он говорит о случившемся, как о досадном происшествии с участием одного из своих подданных, что, впрочем, можно объяснить статусом самодержца. Николай сдержал обещание, данное Пушкину, позаботиться о его детях: все они получили денежное содержание. Кроме того, из казны были погашены все долги Пушкина, выкуплено имение и за казенный счет издано собрание сочинений поэта в пользу его семьи. Но что это было: благородной данью памяти поэта или «замаливанием грехов» (вины в гибели поэта) – к единому мнению исследователи-пушкинисты не могут прийти и поныне.
Вряд ли и мы сможем ответить на этот вопрос однозначно. Трагическая гибель Пушкина, очень уж кстати разрешила проблему венценосных правителей, позволила им наказать нерадивого «шпиона» и сохранить доверительные отношения.
Еще в начале ХХ века стало известно, что в своем письме брату Михаилу сразу после смерти Пушкина, Николай назвал Луи Геккерена «гнусной канальей». Тогда пушкинисты терялись в догадках, чем вызван «казарменный» тон царя. Всё прояснилось в середине 1960-х годов, когда советским исследователям удалось ознакомиться с документами, выявленными в Государственном архиве Нидерландов. В частности, стали известными ответы Виллема Оранского на письма Николая I (сами письма Николая на сегодняшний день в архивах пока не обнаружены).
На посланное, вероятно, 4 февраля 1837 года, Николаем письмо, 12 (24) февраля принц Оранский отвечает:
«Дорогой Николай!
Всего два слова, чтобы использовать проезд курьера, тем более что Поццо послал его сюда по моей просьбе, не зная, что я имел бы случай отвечать на твоё письмо о деле Геккерна через посредство стремительно возвращающегося Геверса, который вот уже три дня в пути.
Я пишу тебе очень поспешно: сегодня у нас святая пятница и приготовления к причастию.
Геккерн получит полную отставку тем способом, который ты сочтешь за лучший. Тем временем ему дан отпуск, чтобы удалить его из Петербурга.
Всё, что ты мне сообщил на его счёт, вызывает моё возмущение, но, может быть, это очень хорошо, что его миссия в Петербурге заканчивается, так как он кончил бы тем, что запутал бы наши отношения бог знает с какой целью».
Наконец, 8(20) марта 1837 года Вильгельм Оранский отвечал на доставленное курьером то самое письмо Николая I от 15(27) февраля 1837 года, которое не терпело «любопытства почты».
Вот перевод основной части ответного послания из Гааги:
«Дорогой, милый Никки!
Я благополучно получил твое письмо от 15/27 февраля с курьером, который прибыл сюда, возвращаясь в Лондон, и я благодарю тебя за него от всего сердца, ибо та тщательность, с которой ты счел нужным меня осведомить об этой роковой истории, касающейся Геккерна, служит для меня новым свидетельством твоей старинной и доброй дружбы.
Я признаюсь тебе, что всё это мне кажется по меньшей мере грязной историей, и Геккерн, конечно, не может после этого представлять мою страну перед тобою; поэтому для начала ему дан отпуск, и Геверс, с которым отправляется это письмо, вернется в Петербург в качестве секретаря посольства, чтобы кто-либо всё же представлял перед тобою Нидерланды, и чтобы дать время сделать новый выбор. Мне кажется, что во всех отношениях это не будет потерей и что мы, ты и я, долгое время сильно обманывались на его счет. Я в особенности надеюсь, что тот, кто его заменит, будет более правдивым и не станет изобретать сюжеты для заполнения своих депеш, как это делал Геккерн.
Здесь никто не понял, что должно было значить и какую истинную цель преследовало усыновление Дантеса Геккерном, особенно потому, что Геккерн подтверждает, что они не связаны никакими кровными узами. Геккерн мне написал по случаю этого события. Я посылаю тебе это письмо с копиями его депеш к Верстолку, где он знакомит того со всей этой историей; и вот также копия моего ответа Геккерну, который Геверс ему везёт. Я прошу тебя после прочтения отослать всё это ко мне обратно...» (http://vivovoco.ibmh.msk.su/VV/PAPERS/NYE/PUSHKIN/CHAPT_9.HTM)
…Барон Геккерен, вернулся в Голландию и на несколько лет был отстранен от дипломатической службы, затем, в 1842 году отправился в Вену, где до 1875 года занимал должность полномочного представителя при императорском дворе. Жорж Геккерен-Дантес вернулся во Францию, сделал блестящую карьеру, стал одним из богатейших и влиятельнейших граждан, известно, что он выполнял «неофициальные» дипломатические поручения своего императора, в частности, организовал встречу Луи Наполеона с Николаем I, а также долгое время был связан с русским посольством в Париже и являлся его осведомителем.
Елена Лейтланд
Конец первой части. Продолжение следует.
http://vivovoco.ibmh.msk.su/VV/PAPERS/NYE/PUSHKIN/CHAPT_0.HTM
3.С. Ласкин «Вокруг Дуэли» http://www.universalinternetlibrary.ru/book/29405/ogl.shtml
4.Т. Щербакова «Тайны, тайны, тайны Пушкина» http://www.proza.ru/2011/03/11/1296
5.Н. Я. Петраков «Пушкин целился в царя» http://libatriam.net/read/503352/#n_8
6.В. Кожинов «Тютчев» http://libatriam.net/read/76389/
7.А.С. Пушкин «История Пугачева». Исторические статьи и материалы. Воспоминания и дневники http://lib.ru/LITRA/PUSHKIN/p7.txt
Это поистине был черный день русской литературы и русского языка. А ведь потом на дуэли погибнет и Михаил Юрьевич Лермонтов…
История двух дуэлей, нанесших колоссальный вред нашей культуре. Об этом подробный и весьма познавательный материал обозревателя ресурса nstarikov.ru Елены Лейтланд.
Гениям и влюбленным завидует весь свет…
…Январский день 1837 года. Пять часов пополудни. Окраина Петербурга, Черная речка. На двадцати шагах стреляются Поэт и сын европейского дипломата. Поэт ранен в живот, падает на землю, но делает ответный выстрел – пуля попадает противнику в руку. Через два дня Поэт умрет от смертельной раны. Сын посла будет вынужден бежать за границу. Следом, без прощальной аудиенции у русского императора будет выставлен из России его отец.
Спустя ровно три года, в феврале 1840 года, чуть дальше Черной речки, по дороге в Парголово бьются на шпагах Поэт и сын европейского дипломата. На первом выпаде у Поэта ломается шпага, и противник успевает оцарапать его своим клинком. Дуэлянты берутся за пистолеты: сын посла промахивается, Поэт демонстративно стреляет в воздух. Сатисфакция получена, поединок закончен. Примирение. После того, как о дуэли станет известно, Поэта сошлют на передовую на Кавказ, сын посла покинет Россию, вскоре будет вынужден вернуться в Европу и его отец…
Участники первой драмы: русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, полномочный представитель Нидерландов при Российском Императорском дворе барон Луи Геккерен и его «приемный сын» Жорж Дантес. Действующие лица второй – русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов, посол Франции в России Проспер де Барант и его сын Эрнест Барант.
Обе дуэли буквально взорвали русское общество: внезапная утрата Пушкина и вдруг новая угроза потерять молодого поэта, способного заменить его, а главное, поразительное сходство некоторых обстоятельств этих событий (как истинных, так и приписанных молвой). Обрывки информации и слухи породили множество версий. Ближайший друг Пушкина, Петр Вяземский писал в своих письмах о январской дуэли: «Эта история, окутанная столькими тайнами, даже для тех, которые наблюдали за ней вблизи». «Многое осталось в этом деле темным и таинственным для нас самих». После поединка Лермонтова в свете ходили лишь предположения и догадки, многие из которых были словно отзвуком пушкинской дуэли. В обоих случаях официальное следствие должным образом не проводилось, оба скандальных происшествия быстро замяли. Почему?
А разве могло быть иначе, если в интригах были замешаны иностранные дипломаты, свою роль сыграли в них российский министр иностранных дел Нессельроде и шеф жандармов Бенкендорф. А главное, задета была персона Николая I, и в тени происшествия незримо стояло ближайшее окружение Императрицы. Допустить в то время огласки скандала с участием первых лиц государства и самого императора было невозможно и просто немыслимо!
Мало что изменилось после свержения самодержавия в 1917 году: Пушкин был объявлен певцом свободы и вольности, носителем идей декабристского движения, а «реакционный царский режим» обвинен в травле и гибели поэта. Подобный нимб мученика, пострадавшего от царского произвола, получил в советском литературоведении и историографии и молодой поэт Лермонтов. Таким образом, на протяжении полутора столетий расследования этих преступлений были тенденциозными и идеологически обусловленными. Поэтому до сих пор в истории последней дуэли Пушкина и первой дуэли Лермонтова, несмотря на тщательные исследования ученых-биографов и массивный собранный материал, не поставлена последняя точка.
К сожалению, мало кто рассматривал трагедию, произошедшую с Пушкиным, и повторение истории с Лермонтовым в контексте сложной международной обстановки того времени, а ведь героями той и другой дуэльной истории стали иностранные дипломаты. Случайность ли это?
Мы, не претендуя на открытие истины, попробуем взглянуть на эти истории-близнецы и странные совпадения им сопутствующие, под углом государственных интересов и геополитического контекста, в котором они произошли.
Революционная турбулентность
30-40-е годы XIX века. На протяжении семи десятилетий до этого в России бурно развивалось масонское движение: появлялись масонские ложи и тайные общества, адептами которых становились: цвет русского дворянства, потомки древнейших родов, представители высшей власти, особы, приближенные к Императору, да и сам император – в случае с Павлом I. В каком-то смысле, масонство стало официальной идеологией русской элиты. Лишь в 1822 году Указом Александра I тайные общества и масонские ложи объявлены вне закона. С этого времени они начинают действовать «тайно». Однако, пришедшие из Европы революционные идеи, призванные разрушить устои Государства Российского, уже заложены в умы лучших представителей русского дворянства. И в момент ослабления власти – нескольких дней междуцарствия после внезапной кончины императора Александра I – прорываются декабрьским вооруженным восстанием 1825 года, т.е. попыткой государственного переворота. Восстание быстро и жестко подавлено. Зачинщики и участники сурово наказаны.
В Европе неспокойно. Бурлят революционные страсти: с 1820 по 1829 годы революции в Испании, Италии, Португалии, Греции. Позднее вспыхивают восстания в Венгрии, Польше, Бельгии, очередная смена режима во Франции, заговор дворянства в Грузии, набирает обороты «Восточный вопрос». Правительства трех империй (России, Австрии, Пруссии) изо всех сил сдерживают бунтарей, дабы сохранить в Европе статус-кво и не допустить переворотов, подобных кровавой революции во Франции. Особый консервативный подход демонстрирует в пост-наполеоновской Европе министр иностранных дел Австрии князь фон Меттерних. Ему вторит министр иностранных дел Российской Империи граф Нессельроде. Революционная турбулентность накладывается на глубокий международный экономический кризис первой трети XIX века: непрекращающиеся войны, перекройка границ и сфер влияния, как на Европейском континенте, так и за его пределами; периодические кризисы перепроизводства в Англии – всё это подточило благосостояние всех стран-игроков на международной арене, в том числе серьёзно опустошило казну Российского императора. Поэтому, не смотря на единодушие в борьбе со внутренними протестными движениями, все игроки, вместе с тем, зорко следят друг за другом, чтобы, в случае ослабления кого-нибудь из них, объединиться в коалицию и напасть на жертву.
Вот на фоне таких исторических декораций и развернутся описываемые нами драмы.
История первая: Пушкин против Дантеса?
Что знают выпускники средней школы о дуэли, на которой был смертельно ранен Александр Сергеевич Пушкин? В общих чертах следующее: Пушкин был гениальным русским поэтом. За его женой начал ухаживать молодой офицер Дантес. Пушкин получил анонимный пасквиль, в котором содержался намек на то, что Наталья Николаевна ответила ухажеру взаимностью. Поэт из ревности и дабы защитить свою честь и честь своей жены, вызвал Дантеса на дуэль. От руки повесы-клеветника поэт и нашел свою смерть.
Внешне, пожалуй, это так и выглядело, но только для людей очень далеких от высшего света. Из крупиц воспоминаний современников Пушкина, из переписки друзей и недругов поэта, докладных записок ведомств и дипломатических депеш складывается иная картина. Попробуем ее воссоздать.
Акт первый. 1826 – 1836 год. Михайловское – Москва – Санкт-Петербург. Одним из первых распоряжений Николая I, взошедшего на престол в 22 августа (здесь и далее даты по старому стилю) 1826 года, было разрешение Пушкину вернуться из ссылки в Москву. 8 сентября того же года состоялось личное знакомство самодержца с поэтом. Поэт и царь, практически ровесники (Николай был старше Пушкина всего на 3 года), оказали друг на друга благоприятное впечатление: Александр Сергеевич покаялся в своей юношеской неосмотрительности, Николай же объявил себя главным цензором будущих произведений поэта и назвал его после встречи «умнейшим человеком России». Так поэту по возвращении из ссылки гарантировалось личное высочайшее покровительство и освобождение от обычной цензуры, которая в то время и вправду душила любую «подозрительную» вольнолюбивую мысль – обжегшись на молоке, как говорится, дули на воду. А потому цензура от самого Николая была для Пушкина, как это ни покажется странным, защитой от произвола и излишнего рвения сотрудников III Отделения.
Вернувшийся из ссылки поэт попадает в общество молодых литераторов и философов нового поколения, как они сами себя называют, – любомудров. В этот период Пушкин по поручению императора готовит записку «О народном воспитании» (http://www.rvb.ru/pushkin/01text/08history/04official/1177.htm), по просьбе Николая I, дает отпор «клеветникам России» в одноименном стихотворении. Пишет «Историю Пугачевского бунта», работает с архивами Петра I. Получив личное разрешение от Николая I на работу в государственных архивах, Пушкин становится по сути придворным историографом.
Если бы не безвременная гибель поэта, он мог бы стать для России новым Карамзиным. На следующий день после смерти поэта, 30 января 1837 года А.И. Тургенев напишет: «Последнее время мы часто видались с Пушкиным <…> я находил в нем сокровища таланта, наблюдений и начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные... Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю: он созревал для нее и знал и отыскал в известность многое, чего другие не заметили. Разговор его был полон жизни и любопытных указаний на примечательные пункты и на характеристические черты нашей истории. Ему оставалось дополнить и передать бумаге свои сведения».
В эти годы из-под пера Пушкина выходят его лучшие поэтические творения, а также «Евгений Онегин», «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», «Сказки», «Дубровский», «Пиковая дама», «Капитанская дочка». Пушкин выпускает литературные журналы (в которых публикует не только свои произведения, но и произведения лучших современных ему авторов: Боратынского, Дениса Давыдова, Вяземского, Тютчева, Якубовича и др.), ведет литературные споры о путях развития русской поэзии, литературы и культуры в целом. Скомпрометировавшая себя идеология масонства уступает место поискам национальной идеи. И главным идеологом становится Александр Пушкин.
В 1831 году Пушкин обвенчался с Натальей Николаевной Гончаровой, этот брак сыграет роковую роль в его судьбе. Чтобы обеспечить семью, поэт много работает, пишет. Его произведения пользуются большим успехом, и издатели дают за них хорошие деньги, но светская и семейная жизнь требует огромных расходов, поэт испытывает постоянную нехватку средств: закладывает и перезакладывает свои имения, берет ссуды у государства.
Акт второй. 1833 год. Санкт-Петербург. В Россию из Франции прибывает молодой красавец Жорж Шарль Дантес. Он сын крупного французского дельца-промышленника из Сульца, владельца замка, ранее принадлежавшего Ордену тамплиеров (храмовников). (Замок достался семье не случайно –дядя Дантеса был командором Ордена тамплиеров). Отец Жоржа потерял большую часть своего состояния после падения Бурбонов, сам Жорж, роялист, вынужден бежать из Франции и искать удачи за пределами родины. Прибывает он в Россию не с пустыми руками, а с высочайшей протекцией от прусского принца Вильгельма (будущего императора Германии), женатого на родной племяннице Николая I. Мало того, ещё в Европе, по пути в Петербург молодой счастливчик случайно знакомится с полномочным министром нидерландским в С.-Петербурге – бароном Луи Геккереном, который в это же самое время возвращается в Россию из поездки в Нидерланды. Тот так очарован молодым человеком, что... усыновляет его, дает ему своё имя, титул и выводит в свет. (Заметим, что на тот момент у Дантеса жив отец, а самому приемному сыну 24 года. В то время в свете ходили слухи, что Геккеренов «отца» и «сына» связывают отнюдь не отцовско-сыновьи чувства). Уже в феврале 1834 года Дантес зачислен высочайшим приказом в Ея Величества Кавалергардский полк корнетом: «императрице было угодно, чтобы Дантес служил в её полку» и «во внимание к его бедности, государь назначил ему от себя ежегодное негласное пособие». Так Дантес оказывается, по сути, в свите Николая I. Вскоре на балу в Аничкове дворце Дантес знакомится с одной из первых красавиц двора Натальей Николаевной Пушкиной, «влюбляется» в нее и начинает настойчивые ухаживания, чем вызывает естественное недовольство ее мужа.
Акт третий. Зимний Дворец. Императрице Александре Федоровне скоро исполнится сорок лет, она мать семерых детей. В 1832 году врачи вынесли неутешительный вердикт – императрице больше нельзя рожать, в интимной жизни показано воздержание. Любящие супруги принимают приговор, но со временем природа берет свое, у Николая появляются фаворитки. У Александры Федоровны тоже появляется круг верных поклонников – компания молодых двадцатилетних кавалергардов из ее личного полка: А. Трубецкой, А. Куракин, А. Бетанкур, П. Урусов, Г. Скарятин. Главный «любимчик» – Александр Трубецкой («Бархат», как называет его императрица) – двоюродный брат ее близкой подруги, княгини Бобринской, он же – друг Дантеса. Это общение забавляет Александру Федоровну и льстит женскому самолюбию, подтверждая неувядающую красоту, молодость и очарование. Разумеется, императрица держит дистанцию и старается соблюдать рамки приличия. Чего нельзя сказать о двадцати трехлетнем кавалергарде. Трубецкой – молодой амбициозный, самолюбивый авантюрист: благоволение царицы не только придаёт ему вес среди друзей, но и делает героем, лидером, в глазах товарищей по полку, воспринимается как подтверждение «гвардейской» лихости, удальства и бравады.
Историк Зиссерман, биограф князя Барятинского, ближайшего друга Трубецкого, писал: «Служба, согласно с тогдашними кавалерийскими нравами, была рядом шалостей, кутежей, праздной светской жизни. Всё это не считалось чем-либо предосудительным не только в глазах товарищей и знакомых, но и в глазах высших властей, даже напротив, как последствия молодости и удальства, свойственных военному человеку вообще, а кавалеристу в особенности, все эти кутежи и повесничанья доставляли высшим властям особый вид удовольствия». [3]
«В 30-х годах дом Трубецких был гнездом, куда слетались так называемые «красные» (по цвету парадных мундиров – прим. авт.), то есть избранный кружок «ультрафешенебельных» офицеров Кавалергардского полка. Это были Куракин и Бетанкур, Скарятин и Урусов – друзья Дантеса. Все сыновья князя Трубецкого тоже служили в Кавалергардском полку», – поясняет Эмма Герштейн.
В этом кругу в порядке вещей жестокие розыгрыши, «шуточная» рассылка оскорбительных писем и дипломов, составление злых эпиграмм. Вот, например, за какую шалость поплатился брат Александра Трубецкого, Сергей: «На Большой Неве и на Черной речке весь аристократический бомонд праздновал именины графини Бобринской в разукрашенных гондолах с музыкой, певцами и проч. Вдруг в среду гондол влетает ялик, на котором стоит черный гроб, и певчие поют «со святыми упокой». Гребцы – князь Александр Иванович Барятинский (кстати, однокашник М. Ю Лермонтова, мы о нем еще поговорим во второй части, посвященной дуэли Лермонтова), кавалергарды Сергей Трубецкой, Коротков, у руля тоже их товарищ. Гроб сбрасывают в воду, раздаются крики: «Покойника утопили!» Произошла ужасная суматоха, дамы в обморок, вмешательство полиции, бегство шалунов!» Князь Барятинский арестован на 5 месяцев, князь Сергей Трубецкой переведен тем же чином в армейский полк.
Стоит ли удивляться поведению Дантеса, когда он нарочито, порой водевильно изображает «пылкую влюбленность» в Наталью Николаевну, на потеху своим товарищам и свету: на балах и в гостиных все видят, как смущается и краснеет Натали от фривольных ухаживаний кавалергарда, его казарменных шуток и как это приводит в бешенство Пушкина. Прекрасный повод для насмешек, сплетен и злословья великосветской толпы.
Молодые «ультрафешенебли» ведут себя нагло и дерзко – ещё бы, у них надежные покровители: древние родословные и близость к трону.
Акт четвертый. Салон графини Нессельроде – супруги канцлера, министра иностранных дел Нессельроде. Как пишет о ней в 1880 году Павел Вяземский, сын Петра Вяземского: она «самовластно председательствовала в высшем слое петербургского общества и была последней гордой, могущественной представительницей того интернационального ареопага, который свои заседания имел в Сенжерменском предместье Парижа, в салоне княгини Меттерних в Вене и салоне графини Нессельроде в доме министерства иностранных дел в Петербурге». Пушкин испытывал безграничную ненависть к этой «последней представительнице космополитического олигархического ареопага…не пропускал случая клеймить… свою надменную антагонистку, едва умевшую говорить по-русски». Известный исследователь быта императорского двора Георгий Чулков утверждал в 1938 году: «В салоне М.Д. Нессельроде… не допускали мысли о праве на самостоятельную политическую роль русского народа… ненавидели Пушкина, потому что угадывали в нем национальную силу, совершенно чуждую им по духу… Независимость его суждений раздражала эту олигархическую шайку». [6]
Известна черновая записка Пушкина к Бенкендорфу, датированная концом июля 1831 года, в ней поэт предлагает использовать русские литературно-политические журналы для, как бы сейчас сказали, информационной борьбы с клеветой западных газет: «Ныне, когда справедливое негодование и старая народная вражда, долго растравляемая завистию, соединила всех нас против польских мятежников, озлобленная Европа нападает покамест на Россию, не оружием, но ежедневной, бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны... Пускай позволят нам, русским писателям, отражать бесстыдные и невежественные нападения иностранных газет. Правительству легко будет извлечь из них всевозможную пользу, когда бог даст мир и государю досуг будет заняться устройством успокоенного государства, ибо Россия крепко надеется на царя; и истинные друзья Отечества желают ему царствования долголетнего». (http://www.as-pushkin.net/pushkin/pisma/delovye-bumagi-9.php)
Как можно допустить вмешательство каких-то писак в международную политику?!! Предполагаемое влияние поэта на царя должно было вызывать в кругу Нессельроде крайнее раздражение и опасение. Конфликт назревал. Может быть здесь родилась интрига, с вполне определенной целью: «столкнуть» поэта с царем, «натравить» его на царя, тем самым предотвратить влияние Пушкина на ход государственных дел? Идею «подал» сам Николай I, не обделявший своим вниманием на балах красавицу-супругу Александра Сергеевича…
А вот здесь надо бы сделать небольшое, но очень важное отступление.
Ошибка дипломата
Вышесказанного уже достаточно, чтобы обозначить круг лиц, которые могли из злобы, зависти или потехи ради спровоцировать поэта на дуэль. Но есть одно обстоятельство, о котором знал лишь император Николай и несколько его приближенных, и которое, возможно, объяснило бы многие странности и таинственности этой трагической истории.
Мало кто из исследователей биографии Пушкина обратил внимание на следующее. Барон Геккерен и его новоявленный сын завсегдатаи салона Нессельроде. О «любовном треугольнике» Дантес – Наталья Николаевна – Пушкин знают здесь в мельчайших подробностях. «Сочувствие», естественно, на стороне Дантеса. Графиня опекает красавца-кавалергарда и даже становится у него на свадьбе посаженной матерью. Но над Геккереном старшим уже нависла опасность – гнев двух монархов: будущего Виллем II Оранского и Николая I. Дело в том, что полномочный представитель совершил «непростительную оплошность», чем не только нанес репутационный урон своему будущему монарху, но и чуть было не поссорил его с «братом» и главным союзником – императором Николаем (герцог Виллем был женат на родной сестре Николая, Анне Павловне).
Оплошность Геккерена можно было расценить как шпионаж в военное время – в тот момент Нидерланды вели войну за территориальную целостность: Бельгия, вошедшая в состав Нидерландов по итогам Венского конгресса 1815 года, в 1830 году заявила свои права на самоопределение, что привело к войне Голландии (во главе с Виллемом I) с Бельгией (на стороне которой выступала Франция). Ситуация усугублялась тем, что в самом царствующем семействе Нидерландов не было единой позиции в решении возникшего конфликта. Россия выступала в поддержку целостности Нидерландов. Пруссия, Франция и Англия были заинтересованы в ослаблении Нидерландов, а значит в «независимости» Бельгии. «Развод» Бельгии и Голландии был закреплен юридически только в 1839 году.
Вот какие факты приводит в своем исследовании Натан Эйдельман: «Первое письмо Вильгельма было написано Николаю ещё за месяц до появления пасквилей и начала дуэльной истории – 26 сентября 1836 года. Оранский писал: «Я должен сделать тебе, мой друг, один упрек, так как не желаю ничего таить против тебя. Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном, как с посланником или в любом другом качестве? Он изложил все это в официальной депеше, которую я читал, и мне горько видеть, что ты находишь меня виноватым и полагаешь, будто я совсем не иду навстречу желаниям твоей сестры. До сей поры я надеялся, что мои семейные обстоятельства не осудит по крайней мере никто из близких Анны, которые знают голую правду. Я заверяю тебя, что все это задело меня за сердце, равно как и фраза Александрины, сообщенная Геккерном: спросив, сколько времени еще может продлиться бесконечное пребывание наших войск на бельгийской границе, она сказала, что известно, будто это делается теперь только для удовлетворения моих воинственных наклонностей...».
10 октября Николай отправил в Гаагу с курьером письмо, которое, кажется, успокоило монарха-родственника. Письмо это так и не нашли, хотя историки позднее искали его. Но, видимо, оно успокоило Оранского, который 30 октября отвечал Николаю: «Я должен тебе признаться, что был потрясен и огорчен содержанием депеши Геккерна, не будучи в состоянии ни объяснить ситуации, ни исправить твою ошибку; но теперь ты совершенно успокоил мою душу, и я тебе благодарю от глубины сердца. Я тебе обещаю то же самое при сходных обстоятельствах».
Точное содержание депеши Геккерна, на которую жалуется принц, нам неизвестно. По-видимому, она касалась разногласий между членами нидерландского королевского дома насчет бельгийского вопроса. К 1836 году бельгийский вопрос еще оставался острой международной проблемой. Наиболее воинственные круги нидерландского правительства во главе с наследным принцем Вильгельмом Оранским не оставляли надежды на возвращение Бельгии. В то же время старый король Голландии Вильгельм I и жена наследного принца Анна Павловна были настроены более мирно. Как видно, в разговоре с Геккерном, состоявшемся летом или в начале осени 1836 года, царь, а затем императрица высказали свое мнение по бельгийскому вопросу, сходное с мирной позицией короля и принцессы Анны.
Русский император забыл: в Голландии – конституционная монархия и зависимость послов от главы государства иная, нежели в России. Заговорив с Геккерном о каких-то обстоятельствах семейной жизни королевской четы, Николай I невольно выдал принца его конституционному кабинету, чем «потряс и огорчил» родственника. Очевидно, следствием депеши Геккерна должна была явиться неприязнь к нему обоих монархов. За подобную провинность Геккерна не могли наказать в Голландии, однако этот эпизод, как увидим, не был забыт, и гибель Пушкина явится тем «сходным обстоятельством», при котором Вильгельм сумеет отблагодарить царя». [2]
Ниже мы приведем переписку Виллема и Николая, последующую после трагической дуэли.
Интрига. 4 ноября 1836 года Пушкин и несколько его друзей получают анонимные письма с одинаковым текстом – это так называемый «диплом», объявлявший об измене его жены. Вот текст этого диплома, написанного на плотной бумаге и запечатанного сургучной печатью:
«Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Сергеевича Пушкина коадъютором великого магистра ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх»
Скажем сразу – ни авторство, ни заказчик, ни исполнитель диплома, ни лицо, доставившее его, до сих пор НЕ ИЗВЕСТНЫ! Все версии, выдвигаемые в течение почти двух веков исследований, опровергались последующими исследованиями и экспертизами. Этот факт наводит на мысль, что интрига, которая привела к дуэли Пушкина и Дантеса и так кстати явилась предлогом для высылки посла Геккерена из России, была вряд ли только плодом завистников и злой шуткой недоброжелателей поэта, хотя и не исключено, что они приложили к этому руку. Дуэль со знаменитым русским поэтом, находящимся на особом счету у императора, при любом раскладе ставила под удар дипломатическую карьеру барона Геккерена, а это уже уровень не просто злого розыгрыша скучающего света. Чья-то злая воля поддерживала тлеющий конфликт и дала состояться поединку.
Есть одно интересное свидетельство. Народный комиссар иностранных дел СССР (1918-1930г.г.), потомственный дипломат – Г.В. Чичерин, с полной уверенностью заявил в письме к пушкинисту П. Щёголеву о том, что в действительности «диплом» был написан ближайшим личным помощником министра иностранных дел Несельроде Ф.И. Брунновым, которому в последствии патрон предоставил самый престижный тогда пост посланника в Лондоне. Однако письмо Чичерина, написанное в октябре 1927 года и опубликованное в 1976 году, почему-то всерьёз не изучалось, а зря. Чичерин вырос в истинно «дипломатической» семье (его отец и ближайшие родственники по материнской линии были виднейшими дипломатами) и с юношеских лет приобщался к дипломатическим преданиям и документам. После окончания Петербургского университета он поступил на службу в архив Министерства иностранных дел, принял участие в создании очерка истории этого министерства и написал ряд исследований о русских дипломатах. В своем письме Щеголеву Чичерин восстановил сцену, в ходе которой графиня Нессельроде «заказала» Бруннову составление «диплома». При этом Чичерин, знакомый с письмами Бруннова утверждал, что почерк последнего разительно похож на почерк лица, написавшего «диплом».
Сам же А.С. Пушкин считал автором пасквиля барона Геккерна. В неотправленном письме, найденном после смерти Пушкина в его бумагах читаем: «По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно составлено, я понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего света, от дипломата». [6] (Отметим, что эта характеристика вполне подходит и выходцу из Саксонии, дипломату Бруннову).
Итак, получив диплом. Пушкин – человек эмоциональный, порывистый, «сгоряча» посылает вызов Дантесу, который уже давно открыто преследует Наталью Николаевну своими неприличными ухаживаниями. Дальнейшие события говорят о том, что Пушкин «остыл» и уже спокойно проанализировал посыл, содержащийся в пасквиле.
В своем исследовании литературовед-публицист Вадим Кожинов пишет: «В принципе уже давно общепризнано, что клеветнический «диплом», явившийся исходным пунктом трагического развития событий, имел в виду отнюдь не Дантеса, но императора Николая I: ведь в «дипломе» объявлялось, что Пушкин избран-де «коадьютором», т.е. заместителем Д.Л. Нарышкина (кстати, хорошо знакомого поэту), жена которого была известна всем как любовница императора Александра I, щедро одаривавшего мужа за «услуги» жены». О том, что Пушкин «правильно» понял намек, говорит то, что 6 ноября Пушкин без всяких споров согласился отсрочить дуэль с Дантесом на две недели и одновременно письменно потребовал от министра финансов Канкрина принять в казну в качестве уплаты долга императору свое имение в Кистенево. Николай I предоставил поэту огромную по тем временам ссуду – 45.000 руб. на литературные дела. Если же император, предупреждал в своем письме Пушкин «прикажет простить мне мой долг… я в таком случае вынужден был бы отказаться от царской милости». Канкрин дерзкое требование исполнять не стал. [6]
Вызов застал нидерландского посланника врасплох. Барон Луи Геккерен пытается замять дело, предотвратить дуэль и одновременно избежать позора бесчестия. В свете это расценивают как проявление отцовской любви барона к своему новоявленному сыну. «Вдруг» выясняется, что Жорж Дантес сватается к сестре Натальи Николаевны – Екатерине Николаевне Гончаровой. Будущие родственники примиряются. Конфликт исчерпан. Почему же он разгорается с новой силой после венчания Дантеса с Екатериной Гончаровой, которое состоялось 10 января 1837 года?
Спустя почти полвека после трагических событий стало известно, что им предшествовало свидание Дантеса с Натальей Николаевной Пушкиной, о котором знали лишь несколько близких поэту людей, с которых, он, можно предположить, перед смертью взял слово молчать об этом, чтобы не подвергать публичной травле и обвинениям свою жену.
Вот как было организовано это свидание. Местом свидания была избрана квартира Идалии Григорьевны Полетики – полуфранцуженки, побочной дочери графа Григория Строганова, приходившейся Наталье Пушкиной троюродной сестрой. Квартира Полетики находилась в кавалергардских казармах, так как муж ее состоял офицером этого полка, в котором, к слову, служил и Дантес. Наталья Николаевна получила однажды от г-жи Полетики приглашение посетить ее, и когда прибыла туда, то застала там Дантеса вместо хозяйки дома. Произошла бурная «водевильная» сцена: Дантес достал пистолет, уверяя, что покончит с собой, если Наталья не будет его. На шум в комнату вбежала маленькая дочь Полетики, что дало возможность Наталье ретироваться. В этот же день о происшествии стало известно Пушкину. [3]
Развязка. Биографы Пушкина спорят о дате, когда состоялось злополучное свидание – в октябре-ноябре 1836 или в конце января 1837? Большинство склоняется к «октябрьской» версии. Однако, Семен Ласкин, проанализировав множество дневниковых записей, писем и воспоминаний, принадлежащих окружению поэта, делает вывод, что свидание, скорее всего, произошло 24 января. На следующий день, 25 января Пушкин пишет Геккерену старшему оскорбительное письмо, 26-го – тот отвечает вызовом на дуэль (тексты писем здесь – http://diletant.ru/articles/33433/), 27-го – дуэль.
Вопросы, на которые нет ответов
Почему Геккерен, который в ноябре сделал все, чтобы избежать дуэли своего сына с Пушкиным, в январе не только не постарался предотвратить дуэль, но и напротив, за оскорбление, нанесенное ему, Геккерену старшему, послал к барьеру Жоржа?
Известно, что 26 января Геккерен советовался с «другом» – бывшим дипломатом (!), графом Григорием Строгановым относительно того, как следует отреагировать на оскорбления Пушкина. (С тем самым Строгановым, что приходился родственником Натальи Пушкиной-Гончаровой, отцом Идалии Полетики и дядей Софьи Бобринской (подруги императрицы), а после смерти поэта взял на себя организацию похорон и стал опекуном его детей!). Вердикт Строганова был однозначным: Пушкин должен ответить за оскорбление. Дуэль! 27 января, в день дуэли Геккерен несколько раз встречался с Нессельроде и показал ему пушкинское письмо, с обещанием «скандала» – публичного разоблачения. Судя по тому, что дуэли был дан ход, Нессельроде не пытался остановить нидерландского дипломата от шага, грозившего тому отставкой.
Можно ли было предотвратить дуэль? Да. Бенкендорф знал о предстоящей дуэли. Можно было задержать в казармах Дантеса, или выслать из Петербурга Пушкина – иными словами, развести дуэлянтов. Однако, была создана видимость предотвращения дуэли: вместо того, чтобы отправить жандармов на Черную речку, их послали в Царское Село.
Такой же «странный непрофессионализм» продемонстрировали сотрудники III Отделения при расследовании дела о дуэли, вот что пишет Семен Ласкин: «Подлинное «военно-судное дело» над Дантесом велось сугубо как дело дуэлянта-одиночки, конфликт которого с Пушкиным был изолированным, личным. Во время процесса не было задано ни одного вопроса о возможных авторах анонимных писем, хотя суду была известна роль этого момента в развитии конфликта. Опрос секундантов касался только одной дуэли. Военным судом не были опрошены друзья Дантеса, которые могли быть посвящены в конфликт. Анонимный пасквиль «в военно-судной комиссии, проводившей дело о дуэли, не разбирался». Это заметил еще Щёголев. III Отделением был сделан формальный запрос по поводу «руки» Дантеса. Надлежало получить почерк подследственного, однако Дантес на поставленные перед ним вопросы ответил по-французски. Образец почерка был приколот делу, а подозрение с Дантеса снято. Впрочем, предположение, что Дантес сам написал анонимный пасквиль, было нелепым. Таким образом, можно сказать, что расследование обстоятельств дуэли шло чисто формальным путем, приговор, как известно, был предопределен заранее, перед судьями стояла задача «не расширять дела», не касаться иных лиц, кроме Дантеса, Пушкина и … Натальи Николаевны.
П.Е. Щёголев, первым прикоснувшийся к документам департамента полиции был поражен тем, что «дел III Отделения о Пушкине довольно много, а о смерти его в них почти ничего нет». Пасквиль на Пушкина был обнаружен после 1917 года в секретном досье. Эту секретную папку, помеченную номером 739, отыскал А. Поляков и тоже отметил скудость содержащихся в ней материалов. Помимо пасквиля в «Деле № 739» оказалась только одна «записка для памяти», написанная самим Бекендорфом: «Некто по имени Тибо, друг Россети, служащий в Главном штабе, не он ли написал гадости о Пушкине?» Запрос сработал. Оказалось, в Главном штабе Тибо не служил, а служил … по почтовому ведомству. Полозов, начальник первого округа жандармов, вскоре сообщил, что в Петербурге живут два брата Тибо, титулярные советники, один – помощник контролера, другой – помощник почтмейстера. Почерк проверялся только у одного из братьев, у второго не проверялся. Щеголев писал: «III Отделение в поисках своих шло по ложному следу, и производя розыски, точно отбывало какую-то тяжелую, неприятную повинность». Примерно также заключал свои розыски и Поляков: «В деле Пушкина жандармская власть «безмолвствовала», она держалась в стороне, не принимая никакого участия… в следствии об анониме». Почему? Чем объяснить такое вопиющее безразличие властей? Бенкендорф, столь пристально следивший за тем, что окружало Пушкина, так активно вторгающийся в его личную жизнь, перлюстрировавший даже его письма к жене, не доверявший Жуковскому, даже предупреждавший его, что «ничто не может и не должно миновать государственного интереса», приставивший к Жуковскому Дубельта при разборе личных бумаг поэта, приславший жандармов в дом умирающего Пушкина, оцепивший не только дом, но и улицы вокруг дома Пушкина полицией, так безразлично отнесся к авторству анонимного пасквиля? Ответить конкретно на этот вопрос, думаю, трудно. Наиболее вероятным мне кажется «невыгодность» дорасследования. Можно допустить, что III Отделение если и не знало авторов анонимного письма, то осознавало их высокий уровень». [3]
Вместо послесловия к истории первой
23 ноября 1836 года Пушкин имел аудиенцию у царя в присутствии Бенкендорфа (на которой, как принято считать, обсуждался вопрос оскорбления чести поэта) и дал обещание не стреляться. Есть свидетельство того, что Пушкин, возможно, успел объясниться с императором еще раз за несколько дней до дуэли. Барон М.А. Корф в своих мемуарах приводит рассказ Николая I: «Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю, как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах (сплетнях), которым ее красота подвергает ее в обществе; я советовал ей быть сколько можно осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастия мужа, при известной его ревности. Она, верно, рассказала это мужу, потому что, увидясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. – Разве ты и мог ожидать от меня другого? – спросил я. – Не только мог, – ответил он, – но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. Это было за три дня до последней его дуэли».
Трудно сказать, сожалел ли Николай о смерти поэта. Во всяком случае, если судить по переписке Николая со своими близкими: братом Михаилом и сестрами – Анной и Марией, он говорит о случившемся, как о досадном происшествии с участием одного из своих подданных, что, впрочем, можно объяснить статусом самодержца. Николай сдержал обещание, данное Пушкину, позаботиться о его детях: все они получили денежное содержание. Кроме того, из казны были погашены все долги Пушкина, выкуплено имение и за казенный счет издано собрание сочинений поэта в пользу его семьи. Но что это было: благородной данью памяти поэта или «замаливанием грехов» (вины в гибели поэта) – к единому мнению исследователи-пушкинисты не могут прийти и поныне.
Вряд ли и мы сможем ответить на этот вопрос однозначно. Трагическая гибель Пушкина, очень уж кстати разрешила проблему венценосных правителей, позволила им наказать нерадивого «шпиона» и сохранить доверительные отношения.
Еще в начале ХХ века стало известно, что в своем письме брату Михаилу сразу после смерти Пушкина, Николай назвал Луи Геккерена «гнусной канальей». Тогда пушкинисты терялись в догадках, чем вызван «казарменный» тон царя. Всё прояснилось в середине 1960-х годов, когда советским исследователям удалось ознакомиться с документами, выявленными в Государственном архиве Нидерландов. В частности, стали известными ответы Виллема Оранского на письма Николая I (сами письма Николая на сегодняшний день в архивах пока не обнаружены).
На посланное, вероятно, 4 февраля 1837 года, Николаем письмо, 12 (24) февраля принц Оранский отвечает:
«Дорогой Николай!
Всего два слова, чтобы использовать проезд курьера, тем более что Поццо послал его сюда по моей просьбе, не зная, что я имел бы случай отвечать на твоё письмо о деле Геккерна через посредство стремительно возвращающегося Геверса, который вот уже три дня в пути.
Я пишу тебе очень поспешно: сегодня у нас святая пятница и приготовления к причастию.
Геккерн получит полную отставку тем способом, который ты сочтешь за лучший. Тем временем ему дан отпуск, чтобы удалить его из Петербурга.
Всё, что ты мне сообщил на его счёт, вызывает моё возмущение, но, может быть, это очень хорошо, что его миссия в Петербурге заканчивается, так как он кончил бы тем, что запутал бы наши отношения бог знает с какой целью».
Наконец, 8(20) марта 1837 года Вильгельм Оранский отвечал на доставленное курьером то самое письмо Николая I от 15(27) февраля 1837 года, которое не терпело «любопытства почты».
Вот перевод основной части ответного послания из Гааги:
«Дорогой, милый Никки!
Я благополучно получил твое письмо от 15/27 февраля с курьером, который прибыл сюда, возвращаясь в Лондон, и я благодарю тебя за него от всего сердца, ибо та тщательность, с которой ты счел нужным меня осведомить об этой роковой истории, касающейся Геккерна, служит для меня новым свидетельством твоей старинной и доброй дружбы.
Я признаюсь тебе, что всё это мне кажется по меньшей мере грязной историей, и Геккерн, конечно, не может после этого представлять мою страну перед тобою; поэтому для начала ему дан отпуск, и Геверс, с которым отправляется это письмо, вернется в Петербург в качестве секретаря посольства, чтобы кто-либо всё же представлял перед тобою Нидерланды, и чтобы дать время сделать новый выбор. Мне кажется, что во всех отношениях это не будет потерей и что мы, ты и я, долгое время сильно обманывались на его счет. Я в особенности надеюсь, что тот, кто его заменит, будет более правдивым и не станет изобретать сюжеты для заполнения своих депеш, как это делал Геккерн.
Здесь никто не понял, что должно было значить и какую истинную цель преследовало усыновление Дантеса Геккерном, особенно потому, что Геккерн подтверждает, что они не связаны никакими кровными узами. Геккерн мне написал по случаю этого события. Я посылаю тебе это письмо с копиями его депеш к Верстолку, где он знакомит того со всей этой историей; и вот также копия моего ответа Геккерну, который Геверс ему везёт. Я прошу тебя после прочтения отослать всё это ко мне обратно...» (http://vivovoco.ibmh.msk.su/VV/PAPERS/NYE/PUSHKIN/CHAPT_9.HTM)
…Барон Геккерен, вернулся в Голландию и на несколько лет был отстранен от дипломатической службы, затем, в 1842 году отправился в Вену, где до 1875 года занимал должность полномочного представителя при императорском дворе. Жорж Геккерен-Дантес вернулся во Францию, сделал блестящую карьеру, стал одним из богатейших и влиятельнейших граждан, известно, что он выполнял «неофициальные» дипломатические поручения своего императора, в частности, организовал встречу Луи Наполеона с Николаем I, а также долгое время был связан с русским посольством в Париже и являлся его осведомителем.
Елена Лейтланд
Конец первой части. Продолжение следует.
- П.Е. Щеголев «Дуэль и смерть Пушкина» http://ereadr.org/book/gumanitarnye_nauki/131032-duyel-i-smert-pushkina/73
- Н. Эйдельман «Пушкин. Из биографии и творчества 1826-1837»
http://vivovoco.ibmh.msk.su/VV/PAPERS/NYE/PUSHKIN/CHAPT_0.HTM
3.С. Ласкин «Вокруг Дуэли» http://www.universalinternetlibrary.ru/book/29405/ogl.shtml
4.Т. Щербакова «Тайны, тайны, тайны Пушкина» http://www.proza.ru/2011/03/11/1296
5.Н. Я. Петраков «Пушкин целился в царя» http://libatriam.net/read/503352/#n_8
6.В. Кожинов «Тютчев» http://libatriam.net/read/76389/
7.А.С. Пушкин «История Пугачева». Исторические статьи и материалы. Воспоминания и дневники http://lib.ru/LITRA/PUSHKIN/p7.txt
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии