АЛЕКСАНДР РОДЖЕРС: ПРИРОДНАЯ ИДЕОЛОГИЯ РУССКИХ

Давеча у Соловьёва в очередной раз пытались обсуждать национальную идею России.
Дело, конечно, полезное. Но зря они для этого приглашают демагогов типа Станкевича и либералов типа Штейнман. Такие как Станкевич в жизни своей ни одной оригинальной мысли не породили, повторяя чужие шаблоны и догмы. А такие как Штейнман, во-первых, глубоко чужды русской ментальности, истории и культуре, а во-вторых, просто работают деконструкторами.
Мой опыт ведения переговоров и коллективного творчества показывает, что есть два типа участников – одни стремятся решить поставленную задачу, вносят предложения, креативят, идут на компромиссы, стремятся сделать компиляцию из предложений участников. А другие только обгаживают все предложения и стремятся всех рассорить – их я и называю деконструкторами. Так вот пани Штейнман как раз из этих.
Но я вообще не о них. Товарищ Матвейчев сформулировал прекрасную и глубокую мысль, что русская ментальность сформирована специфическим русским бытием.
Когда столетиями 90% времени нашим предкам приходилось отбиваться от различных вторжений и набегов. И любой мог быть в любой момент убит, взят в плен, угнан в рабство и так далее.
Я тоже всегда говорю, что если есть натурфилософия, то должны быть и натурэкономика и натуридеология.
Поэтому в своих статьях пишу, что для российских климата, просторов и природных условий природны комбинатный принцип организации производства, плановая экономика и госкапитализм (почему именно это – я уже обосновывал в более ранних публикациях).
С идеологией примерно то же самое. За последнюю тысячу лет Россия (во всех своих ипостасях) почти непрерывно воевала. И подавляющее большинство этих войн были оборонительными – или против кочевников с востока и юга, или против различных «цивилизаторов» с севера и запада.
Поэтому если вы хотите природную идеологию русских, то вот она:
1. «Осаждённая крепость». Немцы (не мы) хотят отобрать наши ресурсы. Всегда так было, и что-то нет особых оснований думать, что хотя бы что-то изменилось.
Хотят ли русские войны? Нет, не хотят. И не любят воевать. Но умеют это делать. И относятся как к чистке туалетов или выведению тараканов – делать это неприятно, но иногда нужно. А если что-то делаешь, то делай это на совесть. Что табуретку, что войну.
2. «Нет чужих». Все свои. Потому что сегодня ты заботишься о том беспризорнике, потому что его отец погиб, защищая Хартланд (детинец – самое охраняемое место). А завтра соседи точно также будут заботиться о твоём сыне, когда тебя убьют.
Именно поэтому автоматически социальное государство. Причём при любом строе. Потому что «рес публика», общее дело.
3. «Любой может стать своим». Для этого достаточно поднять оружие и стать рядом. Казанские татары, которые помогали освобождать Москву от поляков в начале семнадцатого века, мгновенно стали русскими. Князь Багратиот – русский. Барклай-де-Толли – русский. Бато Дошидоржиев – русский. Магомед Нурбагандов – русский.
4. «Сильная центральная власть». Последняя тысяча лет регулярно доказывала, что как только центральная власть слабеет – наступает Смута, жди захватчиков, голода и большой крови. Поэтому все попытки внедрять в России «парламентскую республику» и «децентрализацию» изначально воспринимаются исключительно как вражеские происки.
Так что да, русские природные этатисты, государственники.
5. «Готовность к авралу». Короткое лето, за которое нужно успеть заготовить припасы на долгую зиму, приучило поколения русских к ударному труду. Если не сделаешь – сдохнешь.
С другой стороны, это же (длинная зима) породила своеобразную леность и неторопливость без особой нужды (а вдруг завтра война, а я усталый).
6. «Вольница». Практически всю историю у России был фронтир, куда можно было сбежать в случае несправедливости. Или в леса, или на границу.
Поэтому сочетание нужды и свободы породило особенное отношение русских к власти, которое иностранцы (да и большая часть так называемой интеллигенции) не понимает:
Русский готов подчиняться, пока это «для общего блага». Пока приказы воспринимаются, как оправданные и справедливые. Он даже готов умереть, если «надо». Но это – не «рабство» и не покорность, а осознание необходимости.
Русские терпели и даже уважали дворянство, пока оно служило. А когда оно перестало служить и стало бесполезным – терпеть и уважать перестали.
Поэтому любая власть в России всегда должна доказывать, что она полезна и справедлива. Именно это, а не «помазание» или «соблюдение демократических процедур» делает любую власть легитимной.
7. «У России нет границ». Любая граница для русского – это источник угрозы, откуда может прийти набег или вторжение. Поэтому естественное стремление – отодвинуть границы как можно дальше. Это не жадность или экспансионизм, не стремление грабить (как у англосаксов) – это витальная потребность в безопасности.
Как ни парадоксально на первый взгляд, появление ракет высокой дальности подсознательно вынуждает русских стремиться к расширению своих границ – чтобы враг не смог достать до Хартланда, до детинца.
Опять же, вопрос Курил так беспокоит часть граждан не потому, что кто-то там собирается жить или вообще кому-то нужны эти скалы, а просто их возможная передача откроет уязвимость в обороне. Поэтому никто их никому не отдаст.
8. «Любая война должна заканчиваться во вражеской столице». Или «Россия – это сокрушитель империй».
Опять же, это глубоко рациональный и прагматичный подход. Любая угроза должна быть ликвидирована.
Отсюда же и русское добровольчество – чем меньше несправедливости остаётся в мире, тем более безопасным местом он становится.
Вообще русские глубоко приземлённые и рациональные люди. Ты безопасный сморчок? Тогда живи. А ты ядовитая поганка? Получи по шляпке!
9. «Дружба и слово». Из тех же рациональных соображений безопасности русские ценят превыше всего дружбу (дружить дешевле, чем воевать) и верность договору. И поэтому так жёстко нивелируют до плинтуса любых предателей. Стоит только нарушить слово – и «братушки» мгновенно становятся «ахтыжредисками».
Потому что ничто так сложно завоевать и так легко потерять, как доверие.
Так что я бы сформулировал настоящую триаду русских ценностей не как какое-нибудь абстрактное «Православие, самодержавие, народность», а как вполне конкретное «Справедливость, солидарность, мир».
Причём каждое из слов в данной триаде содержит сразу несколько смыслов.
Справедливость – это и полезность, и рациональность, и равенство возможностей.
Солидарность – это сотрудничество, сотрудничество, синергия.
Мир – это и безопасность, и экологичность, и гармония.
И, конечно, всё это завязано на патриотизм. Потому что мы заботимся о государстве, а социальное государство заботится о нас.
Вот вам и природная государственная идеология в первом приближении.