Бессмертная эскадрилья Абрека Баршта

Мой отец не любил говорить о войне. На вопросы хмурился или отшучивался. Но 9 мая всегда ставил на праздничный стол фотографию своей эскадрильи (фото 4). Однажды, глядя на снимок, сказал: "До Победы из нас дожили только двое".
Полковник авиации Герой России Абрек Аркадьевич Баршт родился 2 декабря 1919 года в селе Старая Збурьевка Херсонской области. А ключевую роль в его жизни сыграл Владивосток, где он вступил в спортивный аэроклуб, стал летчиком. Потом летное училище в Батайске, потом война. А после нее он с золотой медалью окончил Военно-воздушную академию, служил командиром полка морской авиации на Дальнем Востоке. Последние годы жизни отдал Ленинградскому аэроклубу и петербургскому Клубу Героев России. Умер в 2006 году, похоронен на Никольском кладбище в Петербурге.

Этот человек, совершивший около 400 боевых вылетов, трижды раненый в воздушных боях, многократно стоявший перед лицом смерти, ушедший в могилу с осколком немецкого снаряда в правом плече, не был склонен к военному пафосу. Его душа была полна светлой радости жизни, несовместимой с насилием. Он мне как-то рассказал про единственную в своей жизни охоту, когда поддался уговорам товарища. Увидев зайца, выстрелил (а стрелял он, понятное дело, снайперски), а далее: "Заяц закричал каким-то жалобным, совершенно детским голосом, я бросил ружье и ушел".
Мне было 5-6 лет, когда я пошел с ним на фильм о войне. На экране охваченная огнем деревня, немецкие танки, бегущие от них женщины и дети. По дороге домой отец все молчал, а меня мучила бездна вопросов, и я начал: "А почему немцы...". Он не дал мне договорить и строго поправил: "Не немцы, а фашисты". Но, пережив то, что не каждый может выдержать, он не ощущал никакого враждебного чувства к нации, с представителями которой сражался долгие четыре года. Евангельски добрый человек в быту, готовый отдать любому все, что у него есть, он был интернационалистом в самом лучшем смысле этого слова.
В его эскадрилье были представители пяти национальностей, и они были дружной, крепкой командой. Фронтовой механик спас ему жизнь, по собственной инициативе поставив за жидкой бронеспинкой "Харрикейна" вторую, снятую со сбитого "Мессершмитта-109", и во время одного из вылетов осколок зенитного снаряда пробил одну спинку и застрял во второй...
Все-таки я уговорил его рассказать о войне. Отец оставил нам восемь тетрадей, исписанных трудночитаемым почерком. Фрагментами из них я хочу поделиться с читателями "Родины".

Константин Баршт, сын

Странички его воспоминаний.

Владивосток. Аэроклуб

Японская авантюра у озера Хасан, бои за сопку Заозерную шли совсем недалеко от нашего аэродрома - около 20 минут полета. В один из дней мы увидели, что на наш аэродром, как-то шатаясь в полете, на посадку заходит истребитель. В конце пробега он не вырулил с посадочной полосы, а остановился с выключенным мотором. Было ясно, что летчик не в порядке. Техники и курсанты побежали столкнуть истребитель с посадочной полосы. Туда же примчалась и санитарная машина. Но помощь врача опоздала - летчик был мертв. Сил хватило только на то, чтобы посадить самолет. Это была первая жертва войны, которую нам довелось увидеть в своей жизни.
Все мальчишки, окончившие наш аэроклуб в 38 году, - все до одного - пошли в военные летные училища.
Эскадрилья отца (он второй справа в нижнем ряду). Фото: из семейного архива

Батайск. Летное училище

В декабре 1940 года пришел долгожданный приказ о присвоении нам звания "младший лейтенант". Нас переодели в новенькую форму: синий китель с "птичкой" на рукаве (так у нас называлась авиационная эмблема, которую носит только тот, кто летает, - крылья с пропеллером и перекрещенные мечи), блестящая портупея, сияющие хромовые сапоги, фуражка с "капустой" впереди - в общем, совершенно выдающееся зрелище юного покорителя небесной стихии. И выдали первую "зарплату". После курсантских 5 рублей в месяц оклад в 825 рублей казался фантастически огромной суммой (по покупательной способности она соответствовала примерно 38 тысячам рублей в 2000 году).
И вот я стою перед киноафишей на главной улице Ростова и выбираю кинотеатр, который сейчас осчастливлю своим присутствием. Уголком глаза с удовлетворением замечаю всеобщее внимание и, я бы даже сказал, восхищение собой. Особенно меня тронуло, что какая-то старушка даже остановилась неподалеку и глядела на меня, как говорится, во все глаза. Я вижу, что она что-то даже хочет мне сказать. Я улыбаюсь ей.
Тогда эта старушка, видимо, набралась храбрости, подошла поближе и, доверчиво глядя на меня, ласково спросила: "Товарищ милиционер, скажите, пожалуйста, как пройти на Буденовский проспект?"
Бедный, бедный "покоритель небесной стихии"! После такого удара прямо в сердце я с трудом пришел в себя и, запинаясь, кое-как объяснил. Но воображать о себе невесть что эта бабуля сразу и на всю жизнь меня отучила. Спасибо ей!
С родителями перед отправкой на фронт. Фото: из семейного архива

22 июня

21 июня 1941 года был обычный, т.е. очень напряженный летный день. Достаточно сказать, и это понятно даже не летчику, что я, как и другие инструкторы, в этот день сделал 75 посадок. Устал настолько, что, когда после полетов заполнял летные книжки курсантов, никак не мог сложить 7 и 8. Но завтра ведь - воскресенье, думали мы, - выспимся и отдохнем. Не тут-то было!
Оглушительный вой сирены раздался среди ночи. "Тревога!!" Ругая бесчувственное начальство последними словами, летчики выскакивают из палаток и мчатся к самолетам. "Наверно, начинаются учения". Но к самолетам развозят запасные комплекты пулеметных лент и организуют дежурство звеньев в "готовности раз", т.е. летчик в кабине, запуск может быть сделан по ракете с командного пункта, а задача ясна сразу: бой с противником. А куда направиться на перехват, указывает огромная стрела из полотнища.
Тут мнения летчиков разошлись: некоторые стали предполагать провокацию где-то неподалеку - нарушение границы самолетом. Действительно, поступает приказ: дежурным звеньям любой появившийся в поле зрения самолет сажать, а неподчиняющийся - сбить! И довольно быстро после этого странного и очень настораживающего приказа с южного направления мы видим приближающийся Ли-2. Это довольно большой двухмоторный транспортный самолет, который угрозы вроде бы не должен представлять. Однако приказ есть приказ.
Взлетает дежурное звено и подает этому Ли-2 сигнал "следуй за мной!" покачиванием крыльев. Никакой реакции. Ведущий звена дает предупредительную очередь перед Ли-2. Трассирующий след показывает, что тут не шутят, и Ли-2 за ведущим заходит на посадку: он заруливает на стоянку. Мы сбегаемся к нему. Летчик Ли-2 не выключает моторы, но, высунувшись из раскрытой двери, кричит: "Вы что, с ума сошли! У меня раненые из Севастополя! Каждая минута дорога!"
Это был холодный душ. Видя, что мы не понимаем происходящего, он только сказал, что немцы пытались бомбить Севастополь. Николай Герасимович Кузнецов, главком ВМФ, дал в ночь на 22.06 флоту "готовность №1", и зенитным огнем и истребителями флота немцев к стоянке кораблей не допустили, но они побросали свои бомбы куда придется. Вот откуда раненые.
Потери в авиации заставили командование ВВС направлять в действующую армию даже инструкторов авиационных школ. В августе такой приказ получил и я.
На взлет! Фото: из семейного архива

Славик

Наступил момент, когда в наш полк прибыло пополнение - несколько молодых летчиков после окончания авиационной школы. При их проверке на земле и в воздухе все стало ясно. Ни умения держаться в строю при резких маневрах ведущего, ни стрелять они не умели. Но поступивший в мое распоряжение Славик (фамилии не помню) оказался очень способным летчиком. Не так уж много времени прошло до того, когда я посчитал возможным взять его себе ведомым в боевой вылет. Я ему сказал: "Держись в строю, не теряй меня из виду. Больше ничего от тебя не требуется. Понял?". Славик молча кивнул головой и проглотил слюну. Он, бедняга, видимо, страшно волновался. Поэтому портить ему настроение каким-нибудь еще замечанием я не стал.
Задание было несложное - патрулирование в прифронтовой полосе. И задание - проще некуда и погода - лучше не бывает. Солнце - на все небо! И вражеских самолетов - ни одного. Красота! Уж не знаю почему, но мне захотелось лететь повыше. И, не теряя ведущую пару из вида, мы потихоньку набираем и набираем высоту. Уже мы со Славиком около 5000 м, а пара ведущего - два серебристых силуэта - прекрасно видны на темно-зеленом фоне леса, простирающегося под нами.
Привычно осматриваю всю сферу вокруг себя, продолжая поиск возможного противника. Вверху - нет, слева - нет, перевожу взгляд вперед и... чтобы не столкнуться с ведущим пары Ме-109, которые разворачиваются влево, т.е. "брюхом" к нам, и, очевидно, не видят нас, инстинктивно отдаю ручку управления от себя, т.е. на снижение, а потом с небольшим набором сближаюсь с этим ведущим, готовый открыть огонь.
В это время ведомый Ме-109 оказывается позади Славика и начинает снижаться, чтобы атаковать его самолет. Я бросаю ведущего Ме-109 и с максимальной перегрузкой захожу в хвост ведомому Ме-109. Тот делает переворот и проваливается вниз. Славик, который, видимо, потерял меня из виду, врубает полный газ и направляется к ведущему "109-му". Я иду за ним, но догнать не могу - самолеты же одинаковые. Ме-109, видимо, принял Славика за своего ведомого и уменьшил скорость.

Это читать долго, а в действительности вся эта каша заняла несколько секунд.
Славик зашатался: наверно, увидел, что догоняет не меня, а Ме-109. Затем шатание прекратилось. Славик прицелился и стреляет (у его "Харрикейна" 4 пушки по 20 мм). И "109-й" взрывается. Уж не знаю, куда он ему влепил, наверно, в пространство бака над уровнем горючего, но такого я ни до, ни после не видел: от "109-го" клочья полетели! Крылья отдельно, фюзеляж отдельно.
А Славик делает переворот и энергично пристраивается ко мне. Мы возвращаемся на аэродром. Не успел я вылезти из кабины, как Славик уже мчится ко мне, вскакивает на крыло и, задыхаясь, кричит: "Вы видели? Вы видели? Вы видели, как он...?!" Я говорю, что видел и что получилось очень здорово. "И Вам спасибо! - восклицает Славик - Я и так, я и этак, а фриц торчит в хвосте, проклятый! Хорошо, что Вы подоспели, а то и не знаю...".
В 1944 году Славик перешел в другой полк. К сожалению, я не знаю о его дальнейшей судьбе.
Полковник авиации, Герой Советского Союза Абрек Аркадьевич Баршт. Фото: из семейного архива
Обложка: Мой отец Абрек Баршт. 1945 год. Фото: из семейного архива автора