Русский язык – как индикатор состояния общества

Есть такая известная поговорка: «Большое видится на расстоянии». Русский язык, это, безусловно, не просто «большое», а огромное явление в мировой культуре. Поэтому и на него можно и нужно посмотреть с расстояния.
Например, из-за рубежа. Где после крушения СССР остались десятки миллионов тех, кто прекрасно говорит на русском языке и относит себя именно к русской культуре.
Письмо на тему русского языка пришло из Тбилиси. Его автор — Валентина Арифовна Мирзаева.

 «…Хотела бы обратить Ваше внимание на один аспект, связанный с трансформацией русского языка. В обсуждениях, касающихся многочисленных иноязычных заимствований, упускается из виду важный момент: как порой параллельно с засильем англицизмов меняется смысловая нагрузка отдельных слов, и процесс этот не так безобиден, как кажется на первый взгляд.
Хочу надеяться, что моя озабоченность найдет у Вас понимание».

Уважаемая Валентина Арифовна! Поскольку тема защиты и развития Русского языка для нас «родная», и наши коллеги много об этом писали, то с готовностью даем Вам  трибуну!
Тем, кто находится за пределами России, иногда видно куда как лучше…

 « ......  Трансформация взглядов, жизненных приоритетов и поведенческих норм, произошедшая путем внедрения в общественное сознание новых идеалов, наглядно проявляется, в том числе, и в русской речи. В данном случае имеются в виду не только явления, отражающие снижение общего уровня культуры, – оскудение словарного запаса, засилье ненормативной лексики, пренебрежение грамматическими нормами. И не перенасыщенность современной лексики иностранными заимствованиями, которая подвергается справедливой критике со стороны филологов.
Мы уже не замечаем, как порой эти слова, прочно прописавшиеся в русской речи, режут слух, и не пытаемся заменить их привычными, вполне адекватными русскими синонимами. Хорошо бы очистить от них русскую речь, да только вряд ли это осуществимо в нынешних условиях.
Можно постараться избавиться от "консенсусов" и "тинэйджеров", можно не использовать модный нынче "тренд" (правда, в этом случае его придется заменить "тенденцией", которая оттуда же родом). Не стоит забывать, что массовые лексические заимствования характерны и для других исторических периодов и вызываются обычно объективными обстоятельствами. Как отмечал А. Зализняк, ни один живой язык не остается неизменным. В нашу эпоху, с утверждением английского в качестве языка межнационального общения огромное число англицизмов проникло во все остальные языки мира, порой диссонируя с основной лексикой. Вряд ли возможно полностью их выкорчевать, как не удалось когда-то переобуть людей из "галош" в "мокроступы". Просто нужно, как и во всем, соблюдать принцип разумной достаточности, не прибегать к заимствованным из других языков словам без особой нужды.
Хорошо, что в России на государственном уровне заговорили о необходимости восстановления чистоты русского языка, его нормирования, сохранения грамматических особенностей. Однако существуют и менее заметные на первый взгляд, но более серьезные, по нашему мнению, тенденции (к вопросу о тенденциях и трендах), которым пока не уделяют должного внимания и обсуждение которых потребовало бы участия не только филологов. Иностранные слова не просто заползают в русский язык, обосновываясь там и засоряя нашу речь. Уже подчеркивалось, какой девальвации подверглись многие важные понятия благодаря вездесущей рекламе и другим способам промывки мозгов населения. Еще один аспект проблемы: вместе с заимствованными лексическими единицами нередко перенимаются свойственные другой культуре определяемые понятия, нормой начинают считать самые абсурдные словосочетания. Можно постараться от "креативного" вернуться к  "творческому", но почему-то никого не удивляет распространение креативных персон в самых разных областях – там,  где творчеством и не пахнет. Сегодня мы слышим о креативных директорах, редакторах и продюсерах, креативных менеджерах самого разного уровня, скоро, видимо, появятся креативные мусорщики. Было бы, конечно, неплохо, чтобы любой человек творчески подходил к своей деятельности, однако подобного что-то не заметно. Налицо обесценивание многих понятий, и это уже не лингвистическая, а социальная проблема.
Странно, что до сих пор не стала предметом широких дискуссий такая проблема, как кардинальное изменение смысловой нагрузки многих терминов, ставших ныне сверхпопулярными. Плохо когда язык перенасыщается чужеродными словами. Но еще хуже, когда язык становится инструментом ползучей экспансии чужих (в данном случае пресловутых либеральных) ценностей. Слепое копирование чуждого содержательного наполнения слов привело к тому, что некоторые привычные понятия поменяли полярность. Так, еще недавно считавшаяся негативной чертой характера «агрессивность» сегодня весьма приветствуется, упоминается в качестве синонима активности и энергичности.
Особо хочется остановиться на прилагательном, которое в последнее время не просто постоянно на слуху, но звучит практически в любом контексте. Речь идет о понятии "амбициозный". В современной западной культуре амбициозность стала синонимом мотивированности: считается, что только эта черта и может побуждать человека двигаться вперед, достигать поставленных целей. Такое понимание вполне оправдано, если цели человека ограничиваются исключительно карьерным ростом, достижением определенного уровня материального благосостояния и положения в обществе – главных параметров успешности по современным западным меркам. Но неужели нет иной основы для самореализации, неужели у человека нет более высоких целей, для достижения которых нужны совершенно иные качества?
Можно даже не обращаться к значению исходного латинского слова(ambitio),а также соответствующего французского (ambition) – достаточно заглянуть в любой из русских словарей (Даля, Ушакова, Ожегова), чтобы понять, какую окраску изначально имел этот термин и какие именно человеческие качества сегодня так активно пропагандируются и продвигаются. Это: обостренное себялюбие и самомнение, гонор и спесь, гордыня, высокомерие и чванство, надменность, тщеславие и честолюбие – черты,  традиционно осуждаемые в русской культуре. Неудивительно поэтому, что бесконечные панегирики амбициозности так режут слух людям, воспитанным в русской культурной традиции: нелегко переформатировать ментальность на западный манер и считать, что высокомерие и гордыня, считавшиеся серьезным грехом, стали двигателем прогресса.
А тем временем властные структуры вовсю продвигают "амбициозные проекты", намечают "амбициозные планы", всячески поощряют "амбициозных молодых людей" и т.д. Но как же это согласуется с призывом властей опираться на русскую культуру, следовать русским традициям?! Может, лучше содействовать «масштабным», «многообещающим», «перспективным» проектам и поддерживать «инициативную», «творческую», а не «амбициозную» и «агрессивную» молодежь?
Разумеется, агрессивность, амбициозность и другие качества такого рода необходимы для выживания и завоевания лидерских позиций в условиях человеческих джунглей и неукротимой жажды наживы. Но вот насколько они совместимы с подлинной моралью, гуманизмом и духовностью и стоит ли их пропагандировать и постоянно акцентировать в государстве, заявляющем о важности сохранения вековых традиций, культурной преемственности?
Таким образом, наблюдаемые семантические метаморфозы часто связаны не с развитием собственно языка, не с его модернизацией – они отражают гораздо более глубинные процессы и социальные феномены. Выявляют тревожные тенденции, в том числе стирание грани между добром и злом в общественном сознании.
Это – лишь один из индикаторов, развивающихся в обществе неоднозначных процессов».