Доступность многополярности

Министр иностранных дел Германии Хайко Маас заявил, что Китаю необходимо занять место за столом переговоров по контролю над вооружениями. По мнению Мааса, США и Россия «больше не хотят в одностороннем порядке связывать себе руки» условиями Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД), поскольку «Китай свободен в своих действиях, а другие страны тоже вооружаются».
«Если Пекин до сих пор отказывается от контроля, это не должно быть концом дискуссии. Китаю следует занять место за столом переговоров. Мы должны оказать давление». Чуть ранее МИД Китая призвал восстановить действие ДРСМД.
Столь необычный разворот дискуссии по ДРСМД, безусловно, поражает сознание, которое у большинства людей консервативно и отторгает всякие радикальные перемены. В России вообще крайне болезненно реагируют на стремительные изменения картины мирового устройства, начавшиеся с проиходом Трампа. И напрасно.
«В России воспринимают в качестве реальной угрозы не военный потенциал Китая, а претензии Соединённых Штатов и НАТО на глобальное доминирование» - сообщают СМИ. Это правильно, и само по себе отражает революционное переосмысление отношений с Западом. От подобострастного заглядывания в рот западным «партнёрам» и создания внутрироссийского мифа о благом Западе, мы перешли к констатации, что Запад – неснимаемый геополитический оппонент и опасный враг. Это надо зафиксировать и стоять на этой позиции неизменно.

Но и с врагом надо вести диалог, именно потому, признавая Запад врагом, а не другом, мы, сквозь зубы, называем его «партнёром». По переговорам, в первую очередь, ведь когда переговоры с Западом заканчиваются, начинается война с Западом, а русские, как известно, войны не хотят. Хотя воевать, что так же известно, умеют. Отсюда следующий вывод: Запад, да, враг и «партнёр» одновременно, но сейчас Запад не столь однороден и даже не так стратегически един, как прежде.

Именно потому, что все 1990-е мы считали Запад другом, он наступал, продвигал НАТО на Восток, обкладывал Россию военными базами, и был един в этих своих устремлениях. Мы же всё безропотно сдавали, уходя, сворачиваясь, убираясь вон и не возмущаясь, как же, ведь друзья. Но потом, заподозрив неладное, мы перестали отступать, - мюнхенская речь, Южная Осетия, Абхазия, - и даже стали наступать – Крым, Сирия, перевооружение армии.
И вот тут Запад раскололся, разошёлся в оценках и подходах. Вскрылись внутренние противоречия. В итоге президентом США стал Дональд Трамп, который открыто заявил, что он антиглобалист и патриот США, и что Америка для него дороже, чем глобалистские авантюры по всему миру за американский счёт. Всё это на фоне евроскептицизма и восстания народов Европы против либерально-глобалистского гнёта, что зафиксировало необратимость окончания однополярного момента и становления многополярной альтернативы.
Без фиксации этих кардинальных трансформаций сложно оценивать происходящие изменения и уж тем более, осуществлять стратегическое планирование. И вся нынешняя тяжба по ДРСМД так должна быть оценена в рамках новых условий. Инерционность наших подходов в том, что мы привыкли к вероломству единого Запада. Да, Запад не договороспособен и невменяем, да не соблюдает ничего, плюёт на международное право и понимает только силу – на всё это мы насмотрелись за последние четверть века сполна. Но теперь есть одна небольшая поправка – это западные глобалисты, либералы и сторонники однополярного мира – невменяемы, вероломны и недоговороспособны.

Мы всё ещё исходим из того, что в этих условиях вероломства и беззакония Запада пусть работает хоть что-то: пусть хоть как-то, худо бедно действует остаточное «международное право», на которое все давно уже наплевали в условиях, когда есть сила. Пусть хоть какой никакой, но площадкой для диалога остаётся ООН, давно превратившаяся в американскую канцелярию. Пусть хоть как-то кого-то сдерживают договора, унаследованные ещё из советской эпохи, которым, больше никто не следует.

Трамп и Путин вышли из договора времён Рейгана и Горбачёва, фиксировавшего реальность двухполярного мира. Тогда Европа рассматривалась как продолжение Америки, а НАТО представляло собой квинтессенцию американского военного присутствия. В этих условиях двухполярного мира центрами принятия решений были Москва и Вашингтон, и мир делился на два лагеря с небольшой прослойкой «движения неприсоединения» между ними. Потом был только Вашингтон. Был «однополярный момент» казавшейся неизбежной глобализации, как определил его Карл Краутхаммер. Но сейчас всё поменялось.
Вашингтон – это теперь два непримиримых политических лагеря, ведущих между собой жесточайшую борьбу. Америка – это теперь ярко выраженная центральная часть консервативных сторонников Трампа и береговая зона глобализированных либеральных постчеловеческих масс так называемых «демократов». Европа – это глобалистская верхушка рокфелеров-ротшильдов в лице Макрона, и бунтующая альтернатива для Европы восставших народов. Евразийский хартленд, столетиями олицетворяемый Россией, а потом СССР, в нынешнем мире принял дистрибутивные формы. Теперь хартленд есть везде, где есть контуры цивилизации – исламской, европейской, американской, азиатско-тихоокеанской. Так же как везде есть присутствие глобалистов, сторонников «морской цивилизации».

Многополярная модель мира – это дистрибутивный геополитический подход. Противостояние суши и моря приняло распределённый характер. Евразийцы и глобалисты – это два лагеря, которые больше не консолидированы на Востоке и Западе, но распределены, что очень точно заметил основатель российской геополитической школы Александр Дугин. А значит в условиях этого многополярного мира, разворачивающихся на наших глазах, все рудименты мира двухполярного, а тем более однополярного – больше не достоверны, и хвататься за них не имеет смысла.

Трамп грубо, крупными мазками, чуть неуклюже и временами чудаковато, набрасывает контуры будущего мира, где не одна, а несколько цивилизаций будут на основе консенсуса определять судьбу человечества. Он с трудом подбирает слова, он косноязычен и смешон, но он вершит историю. Выходит из того, что давно не работает, разрушает модель, созданную ненавистными ему глобалистами, которая не легитимна с точки зрения человечества.
Москва и Вашнгтон заключили, а затем приостановили действие ДРСМД. А Китай? – спрашивает немецкий министр иностранных дел. Что Китай? – недоумённо оборачиваются на него закостенелые в старых, неработающих схемах коллеги. – Китай будет договариваться? – уточняет немецкий министр свой вопрос. Ведь мир давно не двуполярный. В этом замечании немецкого министра констатация несостоятельности однополярной модели. В нём же утверждение дистрибутивной геополитики и признание наличия нескольких, а не одного и не двух, цивилизационных полюсов, которые должны теперь каждый между собой заключать все основные договора. Россия с Америкой. Россия с Европой. Россия с Китаем. Китай с Европой. Китай с Америкой. А все вместе, на новой площадке и в новых условиях, на основе консенсуса определять судьбу человечества. В рамках новой, многополярной модели.
Не только Китаю, но и Индии, представителям исламской арабской цивилизации, Северной и Центральной Африки, Ибероамерики и, что важно отдельно подчеркнуть, самостоятельной, не американской, а европейской Европы необходимо занять место за столом переговоров по контролю над вооружениями. Как и за многими другими столами по всем остальным вопросам. Без глобалистов. Только так можно продвинуться к действительно справедливому, безопасному, многополярному миру. А не пытаться реанимировать то, что давно не работает.