«Как бесы на ладан»: почему майдан так боится церкви

Служба безопасности Украины возбудила уголовное дело по факту финансирования горсоветом Одессы Спасо-Преображенского собора Московского патриарха, сообщил истец — депутат Верховной рады Виталий Куприй. За ежегодное выделение 84 тысяч долларов на содержание памятника архитектуры возбуждено дело по статье 110 часть 2 Уголовного кодекса Украины (финансирование действий, совершенных с целью насильственной смены или свержения конституционного строя, или захвата государственной власти, изменения границ территории или государственной границы Украины).




Обвинение только на первый взгляд выглядит бессмысленным. Смысл в нем есть, и состоит он в том, что православная церковь — самый опасный оппонент майданной власти. Уничтожить этого оппонента, запугать его, заставить бездействовать — задача номер один. Именно на это направлены как рейдерские захваты храмов и законопроекты, которые в случае вступления в силу де-факто запретят деятельность православной церкви, так и уголовные дела вроде этого.

Автор доноса в СБУ пишет, что церкви Московского патриархата «стали важным элементом так называемой гибридной войны России против Украины», что священники помогают ополченцам Донбасса и что «под прикрытием церкви и патриарха Кирилла» Россия ведет подрывную деятельность на востоке Украины. Причастным к сепаратизму «объявляется» и митрополит Одесский Агафанел.
Измышления депутата не имеют никакого отношения к реальности. Напротив, каноническая православная церковь все три года майданной власти и гражданской войны занимается исключительно призывами к миру и помощью страждущим. Но именно православная церковь способна объединить вокруг себя ныне молчащее русскоязычное большинство страны. Майданная власть этого боится.

Придуманные депутатом обвинения — это, собственно, программа действий самого майдана, которая была бы использована в том случае, если бы стороны поменялись местами. Майдан не преминул бы для свержения власти использовать огромную разветвленную структуру с «отделениями» в каждом городе и каждом селе. Собственно, он и использовал такие структуры, только калибром поменьше.
Вероятно, большинство прихожан православных храмов по-человечески поддержали бы вступление церкви в политическую борьбу. В атмосфере полной импотенции парламентской оппозиции у церкви было бы достаточно и интеллектуальных, и материальных ресурсов для этой борьбы. Но, разумеется, участие в политике противоречит самой сущности церкви, которая должна объединять, а не разделять, и призывать к миру, а не к войне. Именно поэтому единственной (и очень напугавшей майдан) массовой акцией церкви стал многотысячный крестный ход, без лозунгов и, конечно, без оружия.

Впрочем, с каждым месяцем закрадывается все больше сомнений в необходимости именно такой позиции церкви. Невмешательство священников в политику обязательно в ситуации, когда речь идет о борьбе разных идей и политических сил. Но на Украине ситуация совсем иная. Там на одной стороне — реальные люди, реальная история, реальный язык, а также мир и большинство. На другой — агрессия меньшинства и зомби-идеология, требующая отказаться от собственной истории, культуры и языка, придумать себе врага и проводить жизнь в «борьбе» с ним, закрывая глаза на многомиллиардное воровство, ради удобства которого и был затеян весь этот вышиваночный балаган.
Но по состоянию на сегодня немайданное русскоязычное большинство граждан Украины продолжает молчать, и вместе с ним молчит и церковь, способная объединить его вокруг себя. Крестные ходы преследуют другую цель, а сбором подписей против законопроектов о запрете УПЦ нельзя напугать майдан. Майдан понимает только действие, только прямой удар, и ему нечего терять — в случае потери власти он лишится и собственности, и свободы, и сопротивляться он будет до последнего.
А пока молчащее большинство получает все новые и новые доказательства того, что майдан агрессивен и безумен. Вмешиваться в политику церковь не собирается, но у нее есть и другое общественное задание. В те дни, когда Украина перестанет выдерживать температуру своего котла (украденные деньги, взлетевшие тарифы, безнаказанные преступления, умирающая инфраструктура) и начнет трескаться по швам, понадобится институт, который поможет обществу сохраниться, — уже при другой власти и в других границах.