Как в Мюнхене разрушали СССР

Чтобы прояснить то, что произошло в Советском Союзе в 1988–1991 годах, обратимся, прежде всего, к книге американского историка и публициста Пита Эрли «Признания шпиона» («Confessions of A Spy: The Real Story of Aldrich Ames», New York, 1997) о высокопоставленном сотруднике ЦРУ Олдриче Эймсе, работавшем в 80–х на КГБ СССР. Здесь содержится такая информация: «...Эймс постепенно осознал, что уже в начале 1980–х в СССР работало больше шпионов ЦРУ, чем за всю его историю».

А степень «доступа ЦРУ к советским секретам была поистине ошеломляющей: где только “кроты” не прорыли свои ходы». Из-за этого «советская система напоминала кусок “дырочного” швейцарского сыра. Агенты проникли во все участки советской системы: в КГБ, ГРУ, Кремль, научно–исследовательские институты. Буквально шпион сидел на шпионе».
Отмечается также, что «высказывания бывших руководящих работников КГБ тоже свидетельствуют о значительных успехах агентурного внедрения ЦРУ, особенно в те годы, в важнейшие структуры советской страны».
К основным «внутрисоветским» причинам того, о чем сообщает О. Эймс, мы еще вернёмся...
А всевозможные способы воздействия на ситуацию в СССР разрабатывались профильными зарубежными центрами исследований динамики социально–экономической, внутриполитической в том числе межнациональной обстановки в СССР, его внешнеполитических, внешнеторговых позиций. Соответственно, те центры использовались и для подготовки спецагентуры, забрасываемой в СССР или внедряемой спецслужбами в партгосструктуры и в другие советские сферы.
В большинстве своем сформированы эти центры были во второй половине 40–х — начале 60–х под эгидой спецслужб Запада. Причем свыше половины сотрудников таких центров составляли эмигранты из СССР хотя бы со средним образованием (техническим, гуманитарным) и/или радикальные антисоветчики.

В реестре этих центров важнейшая роль принадлежала Мюнхенскому «Институту по изучению истории и культуры СССР» (1950 – 72 гг.), созданному с соучастием многонациональных эмигрантских политгруппировок в США, Западной Германии и их политических кураторов–спонсоров: ЦРУ США и западногерманской разведки (BND).

Вот как характеризует это учреждение российский историк и публицист Михаил Назаров: «Институт появился в начале “холодной войны” в рамках американской технической и материальной поддержки антибольшевистских сил и в эмиграции, и в СССР. Как правило, ученые, сотрудничавшие с институтом, были связаны также и с Гарвардским университетом, сотрудничавшим с радикальной антисоветской эмиграцией и спецслужбами».
По данным российского историка и политолога Татьяны Димони, «большинство “отцов–основателей” Мюнхенского института работали в довоенное время в СССР в научных структурах или на высоких военных должностях. Все они в период Великой Отечественной войны добровольно перешли на сторону противника, часть из них принимала участие в военных действиях против Советской армии». Это с одной стороны.
А с другой – «опыт довоенной жизни в СССР в сочетании с возможностями пользоваться достижениями обществоведческих наук Западного мира и неплохое финансирование создавали для сотрудников Мюнхенского института уникальную ситуацию».
6 декабря 1950 года в ФРГ был зарегистрирован устав–программа Мюнхенского «Института по изучению истории и культуры СССР» — важнейшего информационно–аналитического центра в сфере комплексной подрывной работы против СССР. В соответствии с этим документом, институт ставил перед собой следующие главные цели: «...Исследовать теорию и практику государственного и социального порядка в СССР, а также различных исторических, культурных, социальных, экономических, национальных и политических проблем народов СССР; ...Наладить и поддерживать научные связи с немецкими (сугубо в ФРГ и Западном Берлине. — А.Б.) и иностранными научными организациями и отдельными учеными; ...Способствовать взаимному пониманию в среде антикоммунистической эмиграции народов СССР, ее взаимопониманию с демократическими странами».
Последний постулат был основным в деятельности этого института. Ведь решение упомянутых задач, согласно тому же документу, предусматривалось, прежде всего, через организацию обширной библиотеки, регулярную информационную связь института с советскими визави, всевозможные картотеки, научные исследования. А также посредством «...проведения публичных докладов, обмена информацией с западногерманскими, другими заграничными научными организациями и учеными».
При этом стать сотрудниками института и/или его (их) партнерами могли «...только эмигранты из стран, находящихся под советским владычеством, равно как члены их семей и их потомки». Формально же не допускались в Институт лица, «...осужденные судом и члены или приверженцы каких–либо коммунистических или фашистских партий, или подчиненных им засекреченных организаций». Это при том что решение о создании такого центра, по целому ряду источников, было принято в преддверии провозглашения (23 мая 1949 г.) ФРГ — на совещании в ноябре 1948 года в Пуллахе представителей ЦРУ США и западногерманской разведки (BND). Кстати, Пуллах – вблизи Мюнхена. Нелишне отметить в этой связи, что в конце 40–х — начале 60–х не меньше 70% совокупной картотеки агентуры ВND–ЦРУ в СССР и Восточной Европе составляли реальные и потенциальные агенты абвера (разведки нацистской Германии) и 12–го отдела (разведотдела) вермахта «Иностранные армии Востока».
Сам же Институт, де–факто именуемый с середины 50–х «институтом по изучению СССР», был открыт 8 июля 1950 г. в Мюнхене совместными «усилиями» разведки ФРГ и экс–пронацистского «Антибольшевистского блока народов России» (АБНР), переподчинившегося разведструктурам США с начала мая 1945 г., а затем – еще и западногерманской BND (в 1951–м). И располагавшегося тоже в Мюнхене с 1946 г. К этой организации мы тоже ещё вернёмся...
А вот ситуацию, предопределившую, как отмечает О. Эймс, масштабную инфильтрацию в СССР агентуры Запада, сформировала методичная работа всех западных, «прозападных» разведок и связанных с ними Мюнхенского и других профильных политцентров–политтехнологов. То есть по продвижению вполне определённых лиц на руководящие, а то и решающие посты в различных сферах СССР.

По очень многим данным, в том числе «закрытых» прежде советских источников, означенный процесс ускорился после 1953 года. Поскольку «уход» Сталина и особенно антисталинские решения XX съезда КПСС, по мнению З. Бжезинского и многих других зарубежных советологов, деморализовали партию, государство, общественность СССР.

Что облегчало восприятие там антикоммунистических воззрений и одновременно усиливало тяготение населения СССР к антисоветской трактовке событий и тенденций внутри страны и за рубежом. А дальнейшее ослабление централизованной административно–управленческой системы в стране тем более способствовало вышеупомянутым тенденциям.
Кроме того, несомненно, этим тенденциям способствовал, по исследованиям того же Мюнхенского института и курирующих его разведок Запада, Указ Президиума Верховного Совета СССР 7 сентября 1955 года «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». Так как большинство реабилитированных по этому документу, включая большинство возвратившихся в СССР, заметно активизировали антисоветские настроения, и особенно — в нерусских регионах страны. Что, в свою очередь, усиливалось небезызвестными эксцессами хрущевской политики. Прежде всего, это, согласно мюнхенским исследованиям, последствия целинной и кукурузной «кампаний»; «обгона Америки по мясу и молоку»; рост цен и тарифов; отмена погашения займов (1946–1957 годов); масштабное сокращение вооруженных Сил СССР; антиправославная истерия; разрыв с КНР и со многими зарубежными компартиями–оппонентами хрущевского антисталинизма и т.п. «ошибки».
В данном контексте небезынтересны оценки Мюнхенским институтом всё более негативного влияния этих факторов на административно–экономическую систему советского государства. Скажем, в сводном докладе Х конференции Института 25–26 июля 1958 г. отмечено: «...При так называемой общественной собственности реальный собственник — это компартия, которая слилась с госаппаратом». Этот собственник «решал, зачастую некомпетентно, судьбы средств производства и их продукции». А точнее, в СССР возникла «не только особая группа людей с “хозяйскими” функциями: у них стали складываться свои внутренние обычаи, формировались групповая психология и навыки».

Но максимальный негатив такой системы был «в том, что руководящий класс разрастался, начал обособляться от других общественных групп». И всё более важным в правящей среде становился «только один вопрос: вопрос наследственности и преемственности». Что, как отмечаось, затрудняет решение вызревающих социально–экономических и межнациональных проблем в стране.

А согласно точке зрения эксперта того же института Вадима Белоцерковского (1928 – 2017) насчет имущественного и политического разобщения классов в СССР (В. Белоцерковский «Свобода, власть и собственность», ФРГ, «Akhberg», 1977), научная интеллигенция — «слой достаточно пассивный, а гуманитарная интеллигенция, кроме пассивности, отличается политическим лицемерием. Она же отличается “народофобией”. При этом высокопоставленные советники и эксперты от науки до реальной власти не допускаются». Да и не стремятся к этому, ибо этот слой зависит «от своих огромных материальных привилегий».
Более подробно этим экспертом был охарактеризован «услужающий слой», Он весьма многочисленен, но этот слой «больше всего деморализован и алкоголизирован, разобщен, развращен “примером” партгосолигархии».
«Услужающему слою» способен противостоять «мощный инженерно–рабочий слой (образно говоря, “заводской народ”)». Причем наибольшее недовольство, по мнению В. Белоцерковского, «присутствует у инженеров, так как на них приходится самый сильный в стране административно–экономический нажим. Инженеры, в свою очередь, радикализируют рабочих».
Таким образом, как считает эксперт, «в реальных советских условиях сложился особый монолитный социальный слой инженеров, техников и рабочих промышленности». Этот слой более других заинтересован в глубоких изменениях социально–экономической структуры «и наиболее к ним предрасположен».
С учетом обозначенных факторов и оценок неудивительно, что на Западе с 1950–х повышался спрос не только на профильные исследовательские кадры. Но также на подбор «персонала», максимально подготовленного для работы и в СССР, и против СССР в других странах.
А что же с вышеупомянутым АБНР – «Антибольшевистским блоком народов России»? Его весной 1951–го переименовали более конкретно: в «Американский комитет освобождения народов России» (АКОНР), передислоцированный из Мюнхена в Нью–Йорк, но, естественно, оставшийся партнером Мюнхенского института. Под эгидой АКОНРа в 1952 г. опять же в Мюнхене основана радиостанция «Освобождение»: именно она в первом своём эфире на русском 1 марта 1953 г. сообщила: «...Сталин находится при смерти. Или уже скончался. СССР на пороге кардинальных изменений; в руководстве обостряется борьба за власть». Опровержений со стороны советского руководства не было, так как официальную дату кончины Сталина оно «определило», напомним, 5 марта...
Далее, тот же комитет–партнер института (АБНР) стал, вскоре после кончины Сталина, еще более конкретным: «Американский комитет освобождения от большевизма» (АКОБ, 1953 г.). Наконец, в 1962 г. радиостанция «Освобождение» будет переименована в «Радио Свобода», а тот комитет (АКОБ) переименовали тогда же якобы в нейтральный «Комитет радио Свобода».
По архивным данным института, он был создан при финансовом и аналитическом содействии Гарвардского университета. Это была так называемая Гарвардская экспедиция. По тем же данным, «высадилась» в Западной Германии во второй половине 1950 года.
И, «как мы понимали, ставила целью исследование психологии советского человека, его отношения к политическому и социальному устройству СССР. Что должно было приоткрыть глаза западного общества на реальную картину жизни за “железным занавесом”». Это тем более важно, поскольку «Институт объединяет активно выступающих против системы насилия, борющихся за свободу своего народа, своей страны. Институт занимает внепартийную позицию, объединяя представителей различных мировоззрений и взглядов, отвечающих духу демократии и непримиримых по отношению к тоталитарным системам, независимо от их характера».
Штат сотрудников института вырос с 50–ти чел. в 1950–м до 74–х в 1953–м и до более чем 250–ти к концу 1960–х. Но с учетом договорных контрактов, фактический штат превышал 500 сотрудников на рубеже 60–х – 70–х. По национальному признаку они делились так (% во второй половине 60–х): русских – 23, украинцев — 28; других национальностей, в том числе из Восточной Европы, Ирана, Турции и Скандинавии – 49.
Институт выпускал ежемесячные или ежеквартальные журнальные бюллетени, ежегодные тематические сборники на большинстве языков СССР, проводил (не реже одного раза в квартал) конференции и коллоквиумы. И естественно, «производил» для своих партнеров–спонсоров растущий объем справочно–информационной продукции.

Так, к концу мая 1963 г. институт заполнил почти 170 тыс. персональных карточек о лицах, занимавших ответственные посты в разных сферах СССР. В отчете дирекции за период с 1 июля 1963 г. по 30 июня 1965 г. указано, что была осуществлена «...подготовка 7910 кратких биографий и 4348 адресных карточек для «Комитета радио «Свобода».

А к 1972 г. число таковых, соответственно, превысило 8700 и достигло примерно 7 тыс. В столь весомой картотеке были, разумеется, и проверенно–значимые личности...
По заданию того же комитета только за 9 месяцев 1965 г. сотрудниками института было — на 1500 машинописных страницах – проанализировано 19 основных советских газет и 6 журналов, сделаны и выборки из советских статей и заметок, содержавших антизападную пропаганду. Всего же в библиографической картотеке института было к середине 60–х более 62 тыс. карточек, а к 1972 г. — свыше 72 тыс.
Институт располагал огромным массивом реальных статистических данных, скрываемых советской статистикой; использовал записи прослушки разведками Запада центральных и местных советских ведомств. По ряду данных, тот институт сотрудничал со спецшколами (в Баварии и на базах США в Турции, Норвегии, ФРГ) по аналитической подготовке агентуры, по изучению досье потенциальной агентуры в СССР. Со второй половины 60–х сотрудничал с исследовательскими центрами спецслужб КНР, Израиля, Турции, Великобритании, Тайваня, Южной Кореи. С того же периода в руководстве института и его тематических отделов участвовали эмигрировавшие нелегально из СССР чиновники первичного и среднего звеньев отраслевых советских ведомств.

Небезынтересно и следующее: в материалах Института после 1959–го неоднократно утверждалось, что, например, в 1959–м КГБ специально устранило Степана Бандеру в Мюнхене вместо вывоза в СССР и открытого суда над ним. Чтобы посредством этого убийства усилилась нелегальная героизация Бандеры и в целом ОУН (запрещена в РФ) сперва на Западной Украине, а затем по всей УССР.

Так и произошло, тем более что исполнителя теракта, Богдана Сташинского, КГБ вскоре переправил в район ГДР вблизи... Западного Берлина (?!). А оттуда в 1961–м Сташинский «переправился» в разведку ФРГ. На судебном же процессе над Сташинским в ФРГ в 1962 г. он изобличал руководство КГБ и СССР в планировании терактов против влиятельных деятелей антисоветской эмиграции.
Сташинский был приговорен к 8–летнему тюремному заключению, но освобожден через 4 года. По данным историков спецслужб Дмитрия Прохорова (РФ), Бориса Володарского (Великобритания) и историка–профессора Гарварда (США) Сергея Плохия, Сташинский с 1968 г. стал консультантом той же ВND, а в начале 70–х переехал в расистскую ЮАР, где консультировал её разведку. С середины 80–х проживает в США, и даже вполне легально побывал на Украине в 2002–м...
Приветствовалось в исследованиях института и то, что КГБ позволяет авторитетным прозападным диссидентам уезжать на Запад, а «просталинские» и русофильские группы усиленно третирует. Кстати, те же факторы отмечены даже в сборнике... Службы госбезопасности Албании («Сигурими») в 1972–м.

Словом, основа «пятой колонны» в СССР к середине 70-х уже была сформирована. Потому уже не было смысла перебарщивать с её численностью, тем более что лица, обозначенные в профильных «личностных» картотеках, успешно продвигались по советским служебным лестницам.

Институт официально закрыли в июне 1972 года. На что в СССР публично, притом жёстко откликнулся только еженедельник «Неделя» («Институт меняет вывеску» — «Неделя», Москва, 19 июля 1970 г.):
«...Это шпионско–пропагандистское гнездо, всё же, закрывается (официально Институт упразднен 13 июня 1972 г.). Закрывается потому, что “институт–шпион” не сумел сохранить в тайне свою связь с ЦРУ, и вывеска “исследовательского учреждения” перестала быть приманкой даже для наивных людей. А заказчиков его “исследований” она стала просто компрометировать».
В контексте произошедшего с СССР на рубеже 80–х/90–х вполне резонно предположить, что колоссальные объемы архивов и информации института ушли напрямую его партнерам–разведслужбам. Чем они вскоре воспользовались, безусловно, с максимальным успехом...
 Основные источники (наряду с вышеупомянутыми):
А. Панфилов, «За кулисами Радио Свобода», М., «Международные отношения», 1974;
«Толстой–бюллетень», Мюнхен, N168/169, март 2016;
Christopher Simpson, «Blowback: The first full account of America’s recruitment of nazis, and its disastrous effect on our foreign policy», New York, «Collier Books», 1989;
Boris Volodarsky, «The KGB’s Poison Factory: From Lenin to Litvinenko», Sheffield, «S.Yorkshire: Frontline Books», 2009;
Л.Шкаренков, «Агония белой эмиграции», М., «Мысль», 1987;
«Беларускі Зборнік», № 2, Ад выдавецкай калегіі Інстытуту СССР, Мюнхен, 1955;
«Советские ревизионисты потворствуют предателям», Тирана, Служба государственной безопасности НРА (рус.яз.), 1972.