Данные разночтения проявились в конце того же года, когда султан Ахмед III потребовал от России отдать ему весь Малороссийский край вместе с Киевом. Это требование определялось расчётом на то, что удаление русских из Поднепровья позволит снизить их влияние на польские дела. Российский вице-канцлер Пётр Шафиров, прибывавший после прутских событий в Стамбуле на положении заложника — посланника, эти претензии отвергал, основываясь на русском тексте трактата.
Однако султан был настроен решительно. В декабре 1711 г. он удовлетворил просьбу скрывавшегося в османских Бендерах Филиппа Орлика — преемника гетмана Мазепы и признал его власть над «казаками обеих сторон Днепра». Тогда же турецкий правитель распорядился начать подготовку к военной операции против России.
По слухам, циркулировавшим в Османской империи, турецкие войска готовились наступать на Белую Церковь и Киев, крымский хан собирался вторгнуться на Слободскую Украину, а объединённые силы Карла XII и Орлика вместе с поляками намеревались наступать на Глухов. Самые смелые интерпретации этих планов говорили о предстоящем походе объединённой антироссийской группировки на Москву уже весной 1712 г.
Одним из главных инициаторов военной активности был крымский хан Девлет II Гирей, предлагавший отбить у русских «Киевское княжество», степи Запорожья и даже Левобережье Днепра. Он утверждал, что это необходимо сделать до окончательной победы России в Северной войне, поскольку, одолев Швецию, русские войска без труда вновь займут Азов.
Ханский наступательный пыл активно спонсировался находившимся на территории Османской империи Карлом XII. Шведский король обещал крымскому монарху за поход на Россию пожизненную ежегодную выплату в 50 тыс. риксдалеров. На подкуп турецких чиновников, а также содержание своих сторонников в лагере под Бендерами король потратил астрономическую сумму в 3 млн золотых талеров. Эти средства были взяты взаймы у турецкой казны и частных лиц. Очевидно, что без санкции султана столь крупный кредит состояться не мог. Примечательно, что погашение «шведского долга» перед Портой произошло далеко не в полном объёме и лишь в 30-е годы XVIII в.
Ахмед III явно симпатизировал воинственным идеям хана и короля. Своими действиями султан демонстрировал подготовку к новой войне. Резиденция Ахмеда была перенесена в Адрианополь, поближе к местам сосредоточения османской армии. Сам же сбор войск был назначен к маю в районе дунайского города Исакча. Начался ремонт переправ через Дунай, укреплялись близлежащие турецкие крепости. Иерусалимский патриарх Хрисанф был провозглашён главой «Казачьей патриархии», что было подтверждено вручением ему соответствующего «от визиря кафтана».
Пётр I всерьёз встревожился этими приготовлениями, отвлекавшими его от событий Северной войны. Была ускорена передача Азова (уступленного Россией по условиям Прутского мира) под власть Порты, однако территориальные претензии султана это не умерило. Османская дипломатия вновь требовала очистить от русских войск Киев и оба берега Днепра.
Российские дивизии в Малороссии были приведены в боевую готовность. Фельдмаршал Борис Шереметев предлагал дополнительно собрать несколько тысяч донцов и 20 тыс. калмыков для противодействия ожидавшемуся вторжению на юге.
Тем не менее курс Ахмеда III на обострение отношений с Россией не вызывал безоговорочной поддержки в османских элитах. Роптали чиновники самого высокого уровня: великий визирь Юсуф-паша, рейс-эфенди (первый помощник визиря) Абдюлкерим и муфтий Абдуллах Эбе-заде. Противодействие идее новой русско-турецкой войны при этом щедро вознаграждалось российскими дипломатами.
Правда, даже «пророссийский» Юсуф-паша «для увеселения султану» предлагал Шафирову подумать об уступке Порте Киева. В ответ русский посол заявил, что «Киев древнего Российского государства город», продолжая настаивать на возможности оставления только Польской (Правобережной) Украины. Твёрдость вице-канцлера основывалась на уверенности в том, что военные приготовления турок к новой войне с Россией в реальные действия, скорее всего, не перерастут. Этот вывод делался на основании информации, стекавшейся к Шафирову из различных османских ведомств и даже султанского дворца.
По мнению российского дипломата, в случае объявления Турцией войны султан с войском скорее всего станет на Дунае или на Днестре и ограничится посылкой в Польшу Карла ХII для дестабилизации ситуации там. Эти предположения разделяло и военное руководство России, считавшее, что переброска турками значительной военной группировки через причерноморские степи сильно повредит её боеспособности.
Перелом в дипломатической игре вокруг «матери городов русских» произошёл в начале марта, когда визирь передал Шафирову слова султана: «Хоть и надлежит ему и всей Украины претендовать по трактату, однакож, желая склонность показать к миру, отступает от претензии к Киеву…» Взамен, правда, глава Османской империи желал уступки провинций на левом берегу Днепра.
Однако царский представитель вновь проявил себя как жёсткий переговорщик. Его ответ гласил, что на Левобережье Днепра владений султана никогда не было, а от всех «заднепрских мест [царь] руку отнимает, кроме Киева со ограничением», от р. Ирпень до р. Тясмин вдоль Днепра, «а в ширину на 5 миль».
Затем последовала последняя попытка психологического давления на российских переговорщиков. На стенах султанской резиденции выставили бунчуки, означавшие вступление Турции в военный конфликт. Было заявлено о скором выступлении на север экспедиционного корпуса. Одновременно русским дипломатам было отказано в праве прямого ведения переговоров с османскими коллегами. Дальнейшие официальные контакты в Турции Шафиров мог осуществлять только через посредников — английского и голландского послов.
Тем не менее и этот шаг не смог подорвать российские переговорные позиции, поскольку оба эти иностранных дипломата получали щедрые субсидии от Петербурга. Более того, после Полтавской битвы происходило сближение России и Англии, а на фоне обострения конфликта Лондона и Парижа за североамериканские колонии Британия была заинтересована в умиротворении Восточной Европы — важного источника ресурсов для английской промышленности.
Чтобы охладить «горячие головы» в Турции, английский посол Саттон высказывался, что слишком активная поддержка Портой Карла XII, стремящегося поднять против Петра I Польшу, почти наверняка приведёт к конфликту с Австрией. Последняя также имела серьёзные интересы в польских землях.
О значимости услуг британского посла для России в тот период свидетельствовал весьма щедрый дар, сделанный ему в начале 1712 г.: 6 тыс. червонных, портрет Петра I с бриллиантами общей стоимостью 1,4 тыс. рублей и меха на 1 тыс. рублей. Сопоставимый по ценности дар получил и глава голландской дипломатической миссии в Турции.
Карл XII безуспешно протестовал против переговоров при посредничестве послов, «подкупленных» русскими. Однако проблема для шведов не сводилась лишь к материальной заинтересованности послов. По мере того как Россия закреплялась в Прибалтике, в Лондоне крепло осознание того, что именно от русских теперь будут зависеть сырьевые поставки из этого региона. А значит, с царём необходимо договариваться.
«Железный башка» (как за глаза османские вельможи называли шведского короля), напротив, превращался из респектабельного политика в источник проблем, поскольку по мере активизации торговли России с Западом Швеция стала практиковать каперство (узаконенное государством пиратство) на торговых путях.
Итогом переговоров при посредничестве иностранных послов стал мирный договор, оказавшийся едва ли не самым лаконичным в истории русско-турецких отношений. Константинопольский трактат 1712 г. состоял всего лишь семь статей.
Признав Киев с «тамошними древними рубежами» за Россией, турки изъяли «из-под руки» царя территорию (не население) Правобережья. Данная формула позволила организовать переселение в российские поднепровские владения семи правобережных казачьих полков. К примеру, крупнейший Белоцерковский полк перешёл на реку Ирпень и был объединён с Киевским полком.
В целом Константинопольский договор 1712 г. носил для России подчёркнуто неравноправный характер: царский двор лишался права направлять своего посла в Османскую империю, устанавливалось одностороннее обязательство России вернуть на родину всех мусульман, пленённых в ходе последней на тот момент русско-турецкой войны. Константинопольский мир подтвердил условия Прутского трактата о передаче османам Азова и Таганрога. Однако у всех этих уступок была очень большая цена — Киев, остававшийся неотъемлемой частью Российского государства. Договор 1712 г. был последним дореволюционным международным соглашением, которое затрагивало положение этого города. На протяжении последующих десятилетий XVIII и XIX в. принадлежность крупнейшего города Поднепровья была бесспорной.
Судьба Константинопольского мирного договора как нормы международного права оказалась очень короткой. Пётр I сам нарушил его условия, вернув русские войска в Польшу. Эпопея с константинопольскими переговорами, а также выступления в янычарском корпусе против новой войны с Россией укрепляли царя во мнении, что вторжение османов очень маловероятно. Силы же союзников султана у российских границ были слишком слабы.
В июне 1713 г. в Адрианополе был заключён новый русско-турецкий договор, отменявший символические, но унизительные для России условия. Размежевание же границ оставалось неизменным.
Комментарии