Тема «вертолётных» денег, то есть сбрасываемых с вертолёта, известна уже довольно давно: преемник знаменитого Алана Гринспена на посту руководителя ФРС Бенджамен Бернанке был известен под кличкой «Беня-вертолёт» именно из-за ссылок на эту технологию. Но вот мнение о её эффективности часто преувеличивают. И вот почему.
Дело в том, что «мэйнстримовская» экономическая теория, экономикс, выстроена, в отличие от политэкономии, на приоритете микроэкономики (подробно это описано в «Воспоминаниях о будущем»). А это значит, что спрос в этой науке или считается чем-то априори данным (когда речь идёт о конкретной фирме), или чем-то, что можно легко стимулировать. И если спроса для экономического роста той или иной системы (страновой или мировой) не хватает, то достаточно просто дать кредит потребителю и/или кинуть ему «с вертолёта» денег.
Собственно, недостаток «вертолётных» технологий с этой точки зрения только в том, что люди привыкают ничего не делать. Но, с другой стороны, если приоритет — экономический рост, то можно и потерпеть, особенно если речь идёт о незначительном стимулировании бедных. То есть, для получения некоторого минимума можно и не работать. Чем-то это напоминает СССР, только там была статья о тунеядстве. Впрочем, современный западный «креативный класс», все эти специалисты по «современному искусству» и «городской среде», в общем, по большому счёту, от тунеядцев отличается мало.
Так вот, в отличие от экономикс, политэкономия исходит из воспроизводственного принципа. То есть, она говорит о том, что если на условном «предыдущем» экономическом цикле произведено некоторое количество товаров и услуг, то только их и можно перераспределить между гражданами. Соответственно, деньги — это инструмент для такого перераспределения. Если их не хватает, то часть экономики работает впустую и постепенно деградирует и умирает (как любое «современное искусство», которое без дотаций жить не может, реального спроса на него нет). Если их слишком много — то «деградируют» сами деньги, этот процесс называется девальвацией.
Отметим, что это явление можно взять в качестве определения денег (то есть деньги — это «товар, который используется для эффективного перераспределения товаров и услуг в экономической системе», формулировка моя, каюсь, не смотрел, не давал ли его кто-то другой), все остальные их функции в этой ситуации становятся вспомогательными (в том числе и поддержание оборота, поскольку это только часть от функции перераспределения). И, кстати, из этого определения сразу следует, что деньги без института их эмиссии и контроля за денежным оборотом рассматривать не совсем конкретно. Эта тема, кстати, в современных экономических учебниках не очень педалируется, институты рассматриваются отдельно от собственно кредитно-денежной политики, что совершенно неправильно. Но, кто платит, тот и заказывает музыку, современная «мэйнстримовская» экономическая теория вообще идеологизирована донельзя.
Так вот, если рассматривать модель стимулирования спроса, то становится понятно, что этот инструмент априори ограничен в своём применении. Связано это с тем, что производственные мощности ограничены и как только они выходят на предельные значения, стимулировать спрос дальше означает только осуществлять инфляционное перераспределение этого самого спроса. Поскольку перераспределяется ровно тот объём товаров и услуг, который существует. Раздайте гражданам в два раза больше денег, товаров больше не станет, просто цены вырастут в два раза. Соответственно, богатые получат всё, что хотели изначально, а бедные что-то недополучат.
Кто-то скажет, ну так в чём проблема, давайте создавать новые товары и услуги. Сумели же с помощью «рейганомики» (то есть кредитного стимулирования спроса) создать современную информационную экономику. Теоретически, иногда это возможно. Фокус в том, что уже сегодня потенциальная естественная мощность мировой системы разделения труда намного превышена. А это значит, что повышение спроса будет как минимум очень неустойчиво (люди попытаются, скорее, вернуть долги), а как максимум — вообще не произойдёт.
Основная проблема современной экономики не в том, что в ней нет денег, они у многих финансовых институтов есть (у некоторых, правда, кризис ликвидности). Проблема в том, что их невозможно вложить с прибылью. То есть система в целом не позволяет капиталу воспроизводиться. Причина в том, что для обеспечения любого спроса нужна инфраструктура (и производственная, и торговая, и образовательная), которая всегда стоит денег. И если спрос уже намного превышает естественный уровень воспроизводственного контура, то выстроенная инфраструктура становится очень дорогой. Иными словами, весь дополнительный спрос идёт на поддержание этой инфраструктуры.
Это как в Китае: вроде бы рост, но стоят колоссальные пустые города и все высокоскоростные магистрали принципиально убыточны (за исключением направления Пекин-Шанхай). И как только пузыри лопнут (а они лопнут), денег на поддержание этой инфраструктуры не будет. Но у Китая хоть спрос, пусть и внешний, реальный. А в США стимулирование идёт эмиссионное. И как его ещё увеличивать, если уже сейчас его не хватает даже для окупаемости текущих мощностей?
Это хорошо видно по мощной эмиссии, осуществлённой ФРС в конце 2019 года. Практически все деньги ушли на фондовый рынок, поскольку там пока есть положительная доходность. В реальности, если этот рынок упадёт (а он упадёт), то избыточные деньги пойдут в реальный сектор и начнётся высокая инфляция (ну, или, обанкротятся банки и часть денег сгорит, что означает существенное сокращение финансовых активов, что тоже не очень хорошо для экономики). Иными словами, фокус состоит в том, что главная проблема не в том, чтобы одномоментно увеличить спрос, а в том, чтобы обеспечить рост доходности капитала (то есть встроить этот спрос в воспроизводственный контур). А вот этого сделать «вертолётными» деньгами нельзя.
Эмиссию ФРС произвела из-за того, что банковская система США (принципиально убыточная, поскольку создавалась под постоянный эмиссионный приток) после 2014 года постоянно оказывается в состоянии кризиса ликвидности. Но толку от этого никакого нет, поскольку банки вместо реального сектора (который бы поддержал спрос просто за счёт создания новых рабочих мест) вложились в спекулятивный. И главная проблема, увеличения масштаба воспроизводственного контура, никакими стимуляциями уже решена быть не может, слишком велики структурные диспропорции (превышение спроса над реальными доходами, которая экономика может обеспечить домохозяйства). Пока структурные диспропорции не будут компенсированы (что неминуемо ведёт к серьёзному экономическому спаду), стимулированием роста уже не добиться.
Так что рассуждения о «вертолётных» деньгах, который кажутся вполне разумными в рамках «мэйнстримовской» теории, становятся совершенно наивными, как только на ситуацию посмотришь с точки зрения воспроизводственного подхода. И выхода из сложившейся кризисной ситуации здесь нет ни при каком варианте.
Михаил Леонидович Хазин, российский экономист, публицист, теле- и радиоведущий. Президент компании экспертного консультирования «Неокон». В 1997-98 гг. замначальника экономического управления Президента РФ. Постоянный член Изборского клуба.
Дело в том, что «мэйнстримовская» экономическая теория, экономикс, выстроена, в отличие от политэкономии, на приоритете микроэкономики (подробно это описано в «Воспоминаниях о будущем»). А это значит, что спрос в этой науке или считается чем-то априори данным (когда речь идёт о конкретной фирме), или чем-то, что можно легко стимулировать. И если спроса для экономического роста той или иной системы (страновой или мировой) не хватает, то достаточно просто дать кредит потребителю и/или кинуть ему «с вертолёта» денег.
Собственно, недостаток «вертолётных» технологий с этой точки зрения только в том, что люди привыкают ничего не делать. Но, с другой стороны, если приоритет — экономический рост, то можно и потерпеть, особенно если речь идёт о незначительном стимулировании бедных. То есть, для получения некоторого минимума можно и не работать. Чем-то это напоминает СССР, только там была статья о тунеядстве. Впрочем, современный западный «креативный класс», все эти специалисты по «современному искусству» и «городской среде», в общем, по большому счёту, от тунеядцев отличается мало.
Так вот, в отличие от экономикс, политэкономия исходит из воспроизводственного принципа. То есть, она говорит о том, что если на условном «предыдущем» экономическом цикле произведено некоторое количество товаров и услуг, то только их и можно перераспределить между гражданами. Соответственно, деньги — это инструмент для такого перераспределения. Если их не хватает, то часть экономики работает впустую и постепенно деградирует и умирает (как любое «современное искусство», которое без дотаций жить не может, реального спроса на него нет). Если их слишком много — то «деградируют» сами деньги, этот процесс называется девальвацией.
Отметим, что это явление можно взять в качестве определения денег (то есть деньги — это «товар, который используется для эффективного перераспределения товаров и услуг в экономической системе», формулировка моя, каюсь, не смотрел, не давал ли его кто-то другой), все остальные их функции в этой ситуации становятся вспомогательными (в том числе и поддержание оборота, поскольку это только часть от функции перераспределения). И, кстати, из этого определения сразу следует, что деньги без института их эмиссии и контроля за денежным оборотом рассматривать не совсем конкретно. Эта тема, кстати, в современных экономических учебниках не очень педалируется, институты рассматриваются отдельно от собственно кредитно-денежной политики, что совершенно неправильно. Но, кто платит, тот и заказывает музыку, современная «мэйнстримовская» экономическая теория вообще идеологизирована донельзя.
Так вот, если рассматривать модель стимулирования спроса, то становится понятно, что этот инструмент априори ограничен в своём применении. Связано это с тем, что производственные мощности ограничены и как только они выходят на предельные значения, стимулировать спрос дальше означает только осуществлять инфляционное перераспределение этого самого спроса. Поскольку перераспределяется ровно тот объём товаров и услуг, который существует. Раздайте гражданам в два раза больше денег, товаров больше не станет, просто цены вырастут в два раза. Соответственно, богатые получат всё, что хотели изначально, а бедные что-то недополучат.
Кто-то скажет, ну так в чём проблема, давайте создавать новые товары и услуги. Сумели же с помощью «рейганомики» (то есть кредитного стимулирования спроса) создать современную информационную экономику. Теоретически, иногда это возможно. Фокус в том, что уже сегодня потенциальная естественная мощность мировой системы разделения труда намного превышена. А это значит, что повышение спроса будет как минимум очень неустойчиво (люди попытаются, скорее, вернуть долги), а как максимум — вообще не произойдёт.
Основная проблема современной экономики не в том, что в ней нет денег, они у многих финансовых институтов есть (у некоторых, правда, кризис ликвидности). Проблема в том, что их невозможно вложить с прибылью. То есть система в целом не позволяет капиталу воспроизводиться. Причина в том, что для обеспечения любого спроса нужна инфраструктура (и производственная, и торговая, и образовательная), которая всегда стоит денег. И если спрос уже намного превышает естественный уровень воспроизводственного контура, то выстроенная инфраструктура становится очень дорогой. Иными словами, весь дополнительный спрос идёт на поддержание этой инфраструктуры.
Это как в Китае: вроде бы рост, но стоят колоссальные пустые города и все высокоскоростные магистрали принципиально убыточны (за исключением направления Пекин-Шанхай). И как только пузыри лопнут (а они лопнут), денег на поддержание этой инфраструктуры не будет. Но у Китая хоть спрос, пусть и внешний, реальный. А в США стимулирование идёт эмиссионное. И как его ещё увеличивать, если уже сейчас его не хватает даже для окупаемости текущих мощностей?
Это хорошо видно по мощной эмиссии, осуществлённой ФРС в конце 2019 года. Практически все деньги ушли на фондовый рынок, поскольку там пока есть положительная доходность. В реальности, если этот рынок упадёт (а он упадёт), то избыточные деньги пойдут в реальный сектор и начнётся высокая инфляция (ну, или, обанкротятся банки и часть денег сгорит, что означает существенное сокращение финансовых активов, что тоже не очень хорошо для экономики). Иными словами, фокус состоит в том, что главная проблема не в том, чтобы одномоментно увеличить спрос, а в том, чтобы обеспечить рост доходности капитала (то есть встроить этот спрос в воспроизводственный контур). А вот этого сделать «вертолётными» деньгами нельзя.
Эмиссию ФРС произвела из-за того, что банковская система США (принципиально убыточная, поскольку создавалась под постоянный эмиссионный приток) после 2014 года постоянно оказывается в состоянии кризиса ликвидности. Но толку от этого никакого нет, поскольку банки вместо реального сектора (который бы поддержал спрос просто за счёт создания новых рабочих мест) вложились в спекулятивный. И главная проблема, увеличения масштаба воспроизводственного контура, никакими стимуляциями уже решена быть не может, слишком велики структурные диспропорции (превышение спроса над реальными доходами, которая экономика может обеспечить домохозяйства). Пока структурные диспропорции не будут компенсированы (что неминуемо ведёт к серьёзному экономическому спаду), стимулированием роста уже не добиться.
Так что рассуждения о «вертолётных» деньгах, который кажутся вполне разумными в рамках «мэйнстримовской» теории, становятся совершенно наивными, как только на ситуацию посмотришь с точки зрения воспроизводственного подхода. И выхода из сложившейся кризисной ситуации здесь нет ни при каком варианте.
Михаил Леонидович Хазин, российский экономист, публицист, теле- и радиоведущий. Президент компании экспертного консультирования «Неокон». В 1997-98 гг. замначальника экономического управления Президента РФ. Постоянный член Изборского клуба.
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии