Министр имперского значения: несколько жизней Николая Румянцева. Как государственный канцлер в опале развивал отечественную науку

Отношения Николая Румянцева с российскими государями были сложными. Однако он сделал головокружительную карьеру, достигнув наивысшего гражданского чина —государственного канцлера. Он начал карьеру при Екатерине II, был приближенным Павла и главой Государственного совета при Александре I. Представлял империю на самых сложных международных переговорах. Был награжден высшими орденами не только России, но и многих европейских стран. Однако в истории остались не его политические достижения, а свершения иного рода — Румянцевская библиотека, Румянцевский музей, Румянцевский кружок. «Известия» вспоминают о покровителе российской науки и великом меценате, которому 14 апреля исполнилось бы 265 лет.

Потомок двух фельдмаршалов

Может показаться, что жизнь Румянцева состояла как бы из двух половин — в одной он был государственным деятелем, в другой — меценатом и покровителем науки. И хронологически его жизненный путь удобно делится на два периода, границей которых можно считать его отставку с государственной службы в 1813 году. Однако это не совсем так, и почти все деяния второго этапа его жизни являются лишь продолжением юношеских устремлений. Другое дело, что отход от государевой службы сместил приоритеты и позволил «пенсионеру» всю свою энергию направить на реализацию культурных и научных проектов.

В качестве примера последовательности в деяниях Румянцева можно вспомнить историю с изданием трактатов и договоров, заключенных Россией с другими государствами, из архива МИДа. Идею публикации документов граф еще в 1790 году предложил Екатерине II, выразив готовность принять на себя все расходы по изданию. Императрица его начинания не поддержала, но когда Румянцев стал во главе Министерства иностранных дел России, он вернулся к своей задумке и в 1811 году уже от Александра I получил разрешение на учреждение при Московском архиве Коллегии иностранных дел Особой комиссии печатания государственных грамот и договоров. А в свет «Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел», выходило с 1813 по 1826 год, уже во второй, «пенсионерский» период жизни Румянцева, причем издано оно было за его счет.
Николай Румянцев был средним сыном великого полководца Петра Александровича Румянцева-Задунайского, победителя турок при Ларге и Кагуле. За свои подвиги генерал-фельдмаршал был награжден всеми возможными орденами, возведен в графское достоинство и наделен таким количеством имений и крестьян, что стал одним из богатейших землевладельцев страны. Он никогда не лез в политику и честно служил России, невзирая на дворцовые страсти, бушевавшие в средине XVIII века. По духу он был скорее дворянином петровской эпохи, и служение отечеству было для фельдмаршала смыслом жизни, «основным инстинктом». И выросшие в подобной атмосфере трое его сыновей тоже не мыслили свою судьбу отдельно от государства.
Николай родился в ту пору, когда его отец еще был полковником, зато генерал-фельдмаршалом был его дед по материнской линии князь Михаил Голицын. Николай получил прекрасное домашнее образование, в 9 лет был зачислен на военную службу, а в девятнадцать стал камер-пажом двора Екатерины II с жалованьем в тысячу рублей в год. Вместе с братом Сергеем (в будущем – автором закона о вольных хлебопашцах) и под надзором русского дипломата барона Фридриха Гримма он был отправлен для продолжения образования в Лейденский университет, где слушал курсы истории и права. За границей Румянцев пробыл пять лет, успев пожить в Париже, Женеве, Берлине, Риме и Венеции.

Канцлер Российской империи

По совету отца Николай выбрал дипломатическое поприще. В 1776 году он был впервые командирован в Вену с дипломатическим поручением, в 1779-м пожалован званием действительного камергера Высочайшего Двора (аналог звания полковника), а в 1781-м назначен чрезвычайным и полномочным послом России при германском сейме.
Николай числился при дворе наследника престола («Малом дворе»), у него сложились хорошие отношения с Павлом, как и у его отца. Екатерине это не очень нравилось, и последующая размолвка императрицы с Румянцевым-старшим могла быть связана именно с данным обстоятельством. Екатерина открыто провоцировала знаменитого полководца, подчинив его не имевшему военных заслуг светлейшему князю Григорию Потемкину, после чего обиженный фельдмаршал сослался на нездоровье и уехал в свое имение.
Николая Румянцева Екатерина тоже не слишком жаловала. Он выполнял какие-то поручения при второстепенных европейских дворах, но к серьезным делам его не допускали. «Мне 30 лет минуло, — писал он графу Александру Романовичу Воронцову в 1784 году, — и когда в эти лета сын фельдмаршала Румянцева с трудом добился быть во Франкфурте министром, ни лент, ни чинов не получает, знать собственные силы в нем слабы и неспособность его известна».
С другой стороны, «нет худа без добра» — будучи не слишком обремененным государевой службой, Николай Петрович мог всё свободное время уделять любимой им истории и собирательству старинных книг и произведений искусства. В 1795 году разочарованный Румянцев решил оставить дипломатическое поприще и вернулся в Петербург, где стал сенатором и получил пост председателя Государственного заемного банка. С мая 1796 года Румянцев состоял членом «Комитета для изыскания средств к скорейшему погашению государственных долгов и к изысканию новых средств для удовлетворения государственных потребностей».

Всё изменилось, когда скончалась Екатерина и на престол взошел Павел. Румянцев сразу получает чин гофмейстера (тайный советник или генерал-лейтенант в армии) и назначается одним из директоров Вспомогательного дворянского банка. Однако уже в следующем году он был отставлен от всех должностей с приказом незамедлительно «уехать в чужие края». Ходили слухи, что Павел приревновал к графу свою супругу Марию Федоровну.
После воцарения Александра Румянцев вернулся в Россию. У него были хорошие отношения с молодым императором, поскольку именно Румянцев в свое время негласно «подбирал» невесту для наследника при дворе великого герцога Баденского и вел предварительные переговоры о возможном союзе. Деликатное поручение он выполнил отменно, а брак Александра и Луизы-Августы (Елизаветы Алексеевны) оказался вполне счастливым. Свою роль сыграли и доброе отношение к Румянцеву со стороны матушки императора Марии Федоровны, и ореол невинной жертвы сумасбродного Павла.
Румянцев вошел в ближний круг государя. Он снова стал сенатором и был введен в состав Непременного совета, который позже был переименован в Государственный совет. Кроме этого, Румянцев был назначен главным директором водных коммуникаций и членом Экспедиции по строительству дорог.
Он развил бурную деятельность, руководил строительством Обводного канала в Петербурге, а также Березинского, Ивановского, Мариинского, Свирского и др. каналов. Много усилий он приложил для расчистки фарватера ряда судоходных рек, в том числе Буга, Волхова, Дона и Москвы-реки. В 1802 году Николай Петрович возглавил и только что созданное Министерство коммерции, то есть ведал всем комплексом вопросов внешней и внутренней торговли.

Однако в эти годы главной проблемой России была не коммерция и даже не государственные реформы, в обсуждении которых активно участвовал Румянцев, а противостояние с наполеоновской Францией. И именно на это направление Александр решил «бросить» опытного чиновника и дипломата — 30 августа 1807 года вскоре после переговоров в Тильзите Румянцев был назначен министром иностранных дел. Ему предстояло распутывать сложнейший клубок противоречий между европейскими державами, сглаживать углы континентальной блокады, искать союзников и выстраивать отношения одновременно и с Наполеоном, и ненавидимой им Британией.
Первым значительным достижением нового министра стал Фридрихсгамский мирный договор с Швецией, после которого под власть российской короны перешла Финляндия. Именно Румянцев вел эти переговоры и предложил существенно смягчить российские законы в отношении непривычных к ним финнов, дабы в дальнейшем избежать внутренних конфликтов. Жизнь доказала его правоту — в последующие сто лет финны не восставали против российской короны в отличие, например, от поляков. Александр I писал Румянцеву: «Невозможно было вести переговоры с большим талантом и мудростью. Россия обязана Вам признательностью».
В последующие годы Румянцев — председатель Государственного совета и комитета министров, а с 1809 года — канцлер Российской империи, то есть статский чиновник первого класса в Табели о рангах. Это аналог генерал-фельдмаршала в армии или генерал-адмирала на флоте.
За всю историю Российской империи канцлеров было всего двенадцать — меньше, чем монархов. Румянцев стал главной фигурой во внешней и внутренней политике страны после императора, его ближайшим сподвижником и помощником, руководителем исполнительной власти. Он постоянно состоял при императоре, сопровождал его во всех поездках. Но незадолго до начала войны с Наполеоном ситуация изменилась — император резко переменил свое отношение к министрам-реформаторам, а государственный секретарь (второй человек в структуре госуправления после канцлера) Михаил Сперанский и вовсе был сослан в Пермь под надзор полиции.

 
Организм уже немолодого канцлера не выдержал переживаний, и в начале июля 1812 года, вскоре после того, как французские войска перешли Неман, у Румянцева случился апоплексический удар, как тогда называли инсульт. Он вынужден был отойти от дел, взять время на лечение. Через несколько месяцев Румянцев попытался вернуться к государственным делам, но нести прежнюю нагрузку ему было тяжело (он стал хуже видеть и почти потерял слух), да и отношение императора оставалось достаточно холодным.
Канцлер оказался в некотором вакууме — формально он оставался во главе кабинета министров и Госсовета, а реально все вопросы решались без его участия. Терпеть такое положение Румянцев не мог и в 1813 году подал прошение об отставке со службы, подчеркнув, что «не лета и не болезнь из оной меня выводят, а необходимость, что продолжаю слыть государственным канцлером, когда отлучен пребываю от участия и сведения государственных дел». Просьба была удовлетворена императором лишь в августе 1814 года, причем звание государственного канцлера было сохранено за Румянцевым пожизненно.

Меценат имперского масштаба

На тот момент графу было уже шестьдесят, семьей он так и не обзавелся, зато обладал внушительным состоянием, поскольку всегда умел удачно вести коммерческие дела. Наверное, Румянцев мог почивать на лаврах и доживать свой век в праздности и достатке, но не таков был этот человек — он решил все силы и средства употребить на развитие отечественной науки.
Николай Петрович предельно четко сформулировал свои помыслы в одном из писем к выдающемуся русскому мореплавателю и географу Ивану Федоровичу Крузенштерну: «Станем служить всеобщему просвещению, Вы своими пространными познаниями, а я горячим усердием среди такой эпохи, в которой бесстыдно проповедуют, что просвещение к благу народному не служит».

 
Совместный проект Румянцева и Крузенштерна заключался в организации кругосветного плавания, благодаря которому русские моряки и ученые могли внести свою лепту в исследования еще неизведанных стран и континентов. Румянцев взялся полностью финансировать проект, а имевший уникальный опыт кругосветного плавания Крузенштерн помогал с организацией и составил подробнейшую инструкцию. Иван Федорович посчитал, что возраст и здоровье не позволят ему самому отправиться в плавание, и предложил доверить экспедицию на «Рюрике» Отто Евстафьевичу Коцебу, который ходил с ним в кругосветку в качестве младшего офицера на «Надежде».
Для обоих офицеров это был своего рода «долг чести», поскольку в первом кругосветном плавании по вполне объективным причинам они не смогли дойти до берегов Берингова пролива, хотя это было одной из целей плавания. Теперь же Коцебу завершил начатое Крузенштерном и Лисянским дело, а заодно провел множество интереснейших исследований (на «Рюрике» была целая научная команда), открыл много новых земель (атоллы Румянцева и Спиридова, цепь «Рюрика», острова Крузенштерна, Аракчеева, Кутузова и Суворова). Экспедиция завершилась полным успехом и сподвигла правительство страны к организации похожего проекта — плавания Беллинсгаузена и Лазарева вокруг Антарктиды.
Но кругосветка была лишь ярким эпизодом, а деятельность Румянцева носила вполне систематический характер. Долго живя в Европе, где уже серьезно развивались исторические исследования, он понимал, что Россия сильно отстает в этом аспекте. И прежде всего это касалось источниковой базы, поисками и собранием которой после академиков Миллера и Шлёцера у нас толком никто не занимался. Не будучи историком, Румянцев и не собирался лично заниматься исследованиями, но он старался помочь профессионалам, способным это сделать.

 
Можно сказать, что Румянцев первым создал в отечественной науке систему грантов, хотя такое слово, конечно, в те годы не использовалось. К нему обращались молодые и уже зрелые ученые, имевшие желание, но не имевшие возможности вести научные изыскания, и Румянцев по мере сил помогал им в этом.
Основным интересом канцлера была история и археология, поиск и собирание древних артефактов, рукописей и сказаний, издание исторических источников. Как образно выразился Василий Осипович Ключевский, Румянцев «из водоворота острых международных отношений наполеоновской эпохи укрылся в обитель археологии и палеографии», «стал горячим поклонником национальной русской старины и неутомимым собирателем ее памятников».
Вокруг него сложилась большая группа ученых, которую стали именовать «Румянцевский кружок» или «Румянцевская академия». Поскольку никакого формального членства здесь не предполагалось, состав его весьма условен и к нему относят всех, кому в той или иной степени помогал меценат. Со многими из своих подопечных он никогда не встречался, ограничиваясь перепиской и денежными премиями. Большую часть времени Румянцев проводил в своем имении в Гомеле и не считал необходимым отвлекать своих корреспондентов от работы, в то же время старался составить протекцию талантливым ученым, помочь им в поисках сподвижников и реализации своих начинаний. Он знакомил и сводил людей, писал много рекомендаций и прошений, добивался для своих протеже разрешения на работу в ведомственных архивах и рукописных собраниях. Многим выделял разовые премии, некоторым платил ежемесячное жалованье. Румянцев стал своего рода «добрым гением» русской гуманитарной науки, которая сразу стала давать яркие всходы.
В ближайший круг Румянцева входили известные историки и архивисты Ф.П. Аделунг, В. Берх, Н.Н. Бантыш-Каменский, А.Ф. Малиновский, митрополит Евгений (Болховитинов), П.М. Строев, К.Ф. Калайдович, А.Х. Востоков, П.П. Кеппен и многие другие. Румянцев финансировал археографические, географические, этнографические и археологические экспедиции, издал за свои средства около полусотни собраний древних актов (например, «Законы великого князя Иоанна Васильевича и Судебник царя и великого князя Иоанна Васильевича с дополнительными указами и с образцами почерков») и летописей, благодаря которым было введено в научный оборот множество доселе неизвестных древнеславянских источников.

 
По заданию Румянцева знатоки русских летописей Константин Калайдович и Павел Строев объехали старинные монастыри Москвы и Подмосковья в поисках древних рукописей. Некоторые им удалось выкупить (на средства канцлера), иные — описать или скопировать. В ходе только этой археографической экспедиции были обнаружены и спасены десятки уникальных древних актов, о ценности которых для науки монахи даже не догадывались.
Описать все аспекты деятельности Румянцева невозможно — он и сам, наверное, не смог бы вспомнить всех начинаний, в которых принял участие. Его служение науке было искренним и бескорыстным, своим энтузиазмом он заражал людей, а его материальная помощь давала им возможность работать. В те времена государство не спешило помогать ученым, и канцлеру пришлось даже выделить Академии наук крупную сумму на издание ее архива, который лежал «мертвым грузом» в хранилищах. Помогал Румянцев и публичной библиотеке, где работали многие его стипендиаты, и архиву МИДа.
Румянцев собрал уникальную библиотеку, включавшую 28 тыс. томов, а также великолепные коллекции античных артефактов, монет, медалей, художественных произведений. В своем огромном особняке на Английской набережной хозяин занимал лишь один этаж, остальное было отдано под коллекции. Умирая, Румянцев завещал передать всё Министерству народного просвещения «на общую пользу». В его доме в 1828 году открыли первый в стране публичный музей, но поскольку средств для его нормального функционирования государство почти не выделяло, музей влачил жалкое существование.
Спас его в 1861 году генерал Николай Васильевич Исаков — герой Севастопольской обороны, попечитель Московского учебного округа. По его инициативе коллекция была перевезена в Первопрестольную, где под нее был выделен знаменитый Дом Пашкова. Впоследствии книжное собрание Румянцева легло в основу Государственной библиотеки имени Ленина, а коллекция Румянцевского музея вошла в состав собраний ГМИИ имени Пушкина и Третьяковской галереи.