Письмо наивной немецкой девушки

Как известно, самая эмоциональная часть человечества – это женщины и дети. И, конечно,"благородное" намерение канцлера Германии “помочь всему миру” (принять беженцев в своей стране) поначалу встретило всенародное ликование. Сначала. В шуме ликования никто не хотел слушать голоса тех, кто говорил о надвигающихся опасностях – подрыв устоев, угроза внутренней безопасности и конкретным людям. Другой менталитет, другая вера, другое поведение — с этим немцы уже встречались и успешно (более или менее) интегрировали людей. Они совершали ошибки и учились на них. Но Ангела Меркель, по причинам остающимся до сих пор окончательно неясными, “открыла шлюзы” эмиграции.

За 2015 год в Евросоюз прибыло около 1,5 млн. человек. Подавляющее большинство из них не имеют никакого отношения к Сирии. Прошло полгода и власти Германии признались: они не могут сказать, где находятся 600 тыс. из 1, 1 млн. беженцев”.
http://inopressa.ru/article/22Jan2016/dailymail/asylum.html

Куда только девалось государство? Такие чудеса случаются только по политическим причинам, а поскольку никаких внутренних причин для самоуничтожения Германии и Евросоюза в целом, не наблюдается, то причина лежит вовне. Это внешнее давление. Это отсутствие суверенитета.

А теперь министр финансов ФРГ Вольфганг Шойбле выступает с предложением о введении ещё одного налога - европейского налога для борьбы с кризисом беженцев.В Германии говорят, что этот налог надо вводить персонально на федеральный “менеджмент”: на канцлера, руководителя её аппарата, партийных функционеров ХДС, СДПГ, на депутатов "зелёных", и на людей, заседающих в Брюсселе и Страсбурге.

Постоянный комментатор ресурса nstarikov.ru Константин Шашков перевел и прислал интересный материал из германского издания «Ди вельт» (Мир).

Лучше всего его можно озаглавить так – письмо наивной немецкой девушки. Западные обыватели разбираются в мировой политике не больше детей. Наивность, граничащая со странной доверчивостью культивируется СМИ здесь очень давно. Так легче управлять, если население готово верить всему, не включая никакого критического мышления.

Пока жизнь не заставит.

А жизнь заставила.

Об этом и рассказывает данный материал.

Источник: Die Welt

Экстремально требовательные, не надёжные и язвительные

Она начала свою работу в гамбургском центре первичного приёма с большим количеством идеализма. Однако опыт, полученный во время работы с беженцами,  лишил ее всех иллюзий. Сотрудница о своих буднях.

Беженцы на ж/д вокзале аэропорта Schönefeld в Бранденбурге. О своём отрезвляющем опыте в одном из учреждений первичного приёма сообщает одна сотрудница  /  Foto: dpa

С осени 2015 года я работаю на постоянной основе в Гамбурге, в центре первичного приёма беженцев. Я специально подала заявление о приёме на эту работу, потому что это было именно то, что я хотела делать. Когда я наконец-то в почтовом ящике нашла подтверждение о приёме на работу, я радовалась как сумасшедшая; наконец-то я могла помочь не только теоретически, но и на самом деле сделать для беженцев что-нибудь практически.

Соответственно, в приподнятом настроении я пришла в мой первый рабочий день в центр первичного приёма; я естественно была возбуждена, ясно, это всегда так в твой первый рабочий день на новом месте, но в общем мне понравилось. Коллеги были  заинтересованные и очень приятные, с беженцами я ещё не имела прямого контакта, но я, полная восхищения, приветствовала всех и я находила всех потрясающе.

"Здесь определённо будет классно", думала я. В ближайшие несколько дней, я ушла с головой в работу. Она была связана с 1500 беженцев, которые были размещены там. Я была ответственна за социальные консультационные услуги, т.е. я была контактной персоной по всем социальным проблемам беженцев, я отвечала за поддержку их в процедуре предоставления убежища, я должна была договариваться о посещении врача, если это было необходимо.

А потом ко мне в кабинет пришли первые беженцы, которых я хотела проконсультировать. После первых двух посетителей я поняла, что мои, очень позитивные и идеалистические представления о беженцах и их поведении, были далеки от реальности. Естественно, ни в коем случае нельзя судить обо всех беженцах, многие из них были очень дружелюбны и очень благодарны, имели большое желание интегрироваться, они были очень счастливы, что находятся здесь. Но если быть честной, то работа с 90% тех, кого я встречала, была неприятной и, к сожалению, не такой, какой я себе раньше представляла.

Беженцы на ж/д вокзале в Eisenhüttenstadt  / Foto: dpa

Квартира, шикарный автомобиль и действительно хорошая работа

Во-первых, многие из них являются чрезвычайно требовательными. Придя ко мне они требуют, чтобы я немедленно предоставила им квартиру, шикарный автомобиль и одновременно действительно хорошую работу, потому что я должна это делать, ведь я сижу здесь, а они прибыли. Если я отвергала это и вместо этого пыталась объяснить им, что это невозможно, то они часто становились шумными, а иногда и очень агрессивными. Недавно афганец пригрозил мне, что убьёт себя. А несколько сирийцев и группа афганцев заявили, что они объявят голодовку до тех пор, пока я не помогу им переехать в другое место. Одной моей коллеге, которая была родом из арабской страны, они действительно прокричали: "Мы отрежем тебе голову!". В связи с подобными и другими вещами, полиция приезжала к нам по несколько раз в неделю.

Во-вторых, они часто дают очень недостоверную информацию. Они приходят ко мне, имея на руках документы и тут же рассказывают историю, которая просто невероятна. Но они по-прежнему придерживаются своей версии, и чтобы быть уверенной, я обсуждаю это с моими коллегами. Очень часто они говорят, что этот человек был накануне у них и рассказывал всё несколько иначе. Например, был один беженец, который пришёл ко мне с уведомлением о депортации и хотел узнать, что же теперь произойдёт. Я объяснила ему и он ушёл. Вскоре он пришёл к моему коллеге и показал совершенно новые документы на другое имя. Он сказал, что он является этим человеком, с другим именем. Он не был депортирован, а переведён в другой лагерь.

В-третьих, они редко выполняют то, о чем мы договорились. Я устанавливаю для беженцев время посещения врача. Все они должны пройти основное обследование, т.е. рентген, вакцинацию и общее обследование. Но многие из них хотят попасть к другим врачам, особенно к стоматологу или к ортопеду. Тогда я назначаю для них время посещения, но они просто не появляются. Это происходит настолько часто, что врачи теперь уже попросят нас не брать так много талончиков на посещение для беженцев - но что же я должна делать? Я просто не могу отказать в просьбе организовать приём к врачу только потому, что я подозреваю, что просящий не придёт.

И в-четвёртых, и это для меня самое худшее: некоторые беженцы ведут себя по отношению женщинам неподобающим образом. Особенно одинокие мужчины, которые приходят к нам, а они, по моей оценке, составляют около 65% или даже 70%. Они все ещё молоды, им только около 20 лет, самое большое -  25 лет.

И часть из них вообще не считается с нами, женщинами. Они вообще не воспринимают нас всерьёз. Если я, как женщина, скажу что-либо или дам им указание, то они едва ли что-нибудь слушают, и делают сейчас же так, как будто это не важно, а затем обращаются ещё раз к коллеге мужского пола. Для нас, женщин, у них подчас только презрительные взгляды - или навязчивые. Они свистят тебе в спину, кричат что-то на иностранном языке, то, что я и большинство моих коллег не понимают, смеются. Это действительно очень неприятно. Однажды один из них сфотографировал меня смартфоном. Просто так, не спрашивая, несмотря на мои протесты. А недавно я шла по крутой лестнице. Некоторое мужчины шли позади меня, поднимаясь по ступенькам  и всё время смеялись - я подозреваю - они говорили что-то обо мне и кричали мне.

В последние недели стало хуже

Коллеги рассказали мне, что с ними уже происходило тоже самое. Но они сказали, что с этим нельзя ничего поделать. Это ведь работа. Это происходит так часто, если бы каждый раз нами подавалась бы жалоба и каждый раз, кого-либо переводили, то центр бы почти опустел. Таким образом,  приходится все это игнорировать и пытаться смотреть вперёд и не пускать это внутрь себя - я так всегда и делала. Я шла со взглядом, направленным вперёд, когда они свистели за моей спиной или что-то кричали. Ничего не говоря и не искажая лицо, чтобы не поощрять их, чтобы не дать им ощущение, что они могут сделать мне больно или повлиять на меня.

Но это не помогло; честно говоря - даже стало хуже, особенно в последние недели, когда в наш центр стало прибывать всё больше мужчин из Северной Африки, из Марокко, Туниса или Ливии. Они были ещё более агрессивными. С тех пор я больше не могла игнорировать - и я реагировала. Для того, чтобы ко мне больше не привязывалсь.

Это означает: я начала одеваться по другому. На самом деле я являюсь тем человеком, который охотно носит обтягивающие вещи - но не более. Я стала надевать широко скроенные брюки и полностью закрытую верхнюю часть одежды. Макияжем я и так пользуюсь очень мало, в лучшем случае слегка. И я изменила себя не только внешне, чтобы защитить себя от этих преследований. Я веду себя по другому. Я избегаю ходить по тем местам на нашей территории, где особенно часто находятся одинокие мужчины. А если мне всё же необходимо туда, то я стараюсь как можно быстро проходить и не улыбаюсь никому, чтобы он не понял меня неправильно.

Я, как правило, провожу время в моём кабинете, по возможности - весь день. И я больше не езжу на поезде на работу и обратно – потому, что недавно мою коллегу преследовали некоторые из молодых мужчин до станции метро и даже приставали к ней в вагоне. Я хотела бы избавить себя от этого и поэтому езжу на машине.

…От официальной стороны я не ожидаю большой помощи. Ни по поводу тех проблем, которые у нас существуют, ни от МВД и ни от Федерального ведомства по вопросам миграции и беженцев. Если им позвонить, они часто не подходят к телефону.

В действительности, у меня есть всего лишь один выход - уволиться. Но я до сего времени пока это исключала; мне нравятся мои коллеги, а также дети беженцев. И я была ранее убеждена в своей работе и во всём этом деле - мне очень трудно признать, что всё выглядит несколько иначе, чем я себе это представляла. И увольнение было бы этим признанием. Между тем, я всё ещё раздумываю над этим. Многие мои коллеги также хотят уволиться. Потому что они это больше не могут терпеть, потому что они не могут смотреть на то, как здесь всё это происходит, а они ничего не могут с этим поделать. И если честно: я это тоже больше не выдерживаю."