Сердечный приступ: как Суворов брал Измаил

Источник: iz.ru
Когда Крым впервые стал нашим.

«Решиться на такой штурм можно только один раз в жизни», — признавался позже Суворов. Но он решился, хотя имел возможность без потерь для репутации отступить, перегруппировать силы и подготовиться. Риск же поражения действительно существовал и, возможно, грозил Суворову если не крахом карьеры, то подрывом его авторитета. И сегодня, по прошествии двух с лишним столетий, взятие русскими войсками Измаила 24 декабря 1790 года остается апогеем славы великого полководца с его чудо-богатырями и заслуженно почитается как день воинской славы России. «Известия» вспоминают о тех героических днях.

«Потемкинская война»

Эту войну в дореволюционной историографии называли Потемкинской. В советское время — второй Русско-турецкой или второй Крымской. В каждом названии заложен определенный смысл. Крым действительно был в центре конфликта. В результате первой войны (1768–1774) полуостров был взят нашими войсками, но потом оставлен — по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору Крымское ханство получило независимость. Некоторое время в нем шла борьба за влияние, которую турки в конечном счете выиграли. После этого нам ничего не оставалось, как ввести войска и объявить о присоединении Крыма к России. Турецкая гордость снести такого оскорбления не могла, и султан объявил войну, хотя по большому счету готовы к ней османы не были.

Инициатором захвата Крыма был светлейший князь Григорий Потемкин-Таврический, он же командовал всеми силами России на юге. Так что его именем война называлась вполне заслуженно. Он прекрасно понимал расклад сил в целом и осознавал, что война для России является делом довольно бессмысленным и бесполезным. Султан был заложником внутренних проблем и не мог показать себя мягкотелым, к тому же европейские страны старательно втравливали его в войну, надеясь ослабить своих конкурентов — Россию и Австрию. У турок была надежда воевать с одной из сторон, но Екатерина II и австрийский монарх Иосиф II после совместного посещения Крыма выступили как союзники. Кстати, превратившиеся в исторический анекдот потемкинские деревни были явлены именно Иосифу и входившим в императорскую свиту представителям европейских стран, которых необходимо было убедить в том, что Россия принесла на новые земли благополучие и достаток. Турки проиграли дипломатическую кампанию и были заранее обречены, но и отступить они не могли. Так началась странная война, которую вроде бы объявила Порта, но боевые действия в которой шли на ее же территории.
Турки демонстративно высадили в районе русской крепости Кинбурн небольшой десант, который был сброшен в море отрядом Суворова. Единственным призрачным шансом турок была надежда разбить русских и австрийцев по частям, не дав им объединиться. Этого сделать не удалось. Османам оставалось только старательно избегать генерального сражения, держать свои крепости и пытаться за счет маневров добиваться небольших успехов при численном преимуществе в конкретном месте и в конкретный момент. Война распалась на множество эпизодов, в которых отряды противников действовали самостоятельно и решали локальные задачи. Потемкин главной целью поставил взятие Ачи-Кале (Очаков), и большая часть русских войск под его командованием приступила к осаде крепости. Дело шло неспешно: турки уже склонялись к миру, и Потемкин не хотел больших жертв, ожидая капитуляции. С другой стороны, небоевые потери от болезней и холода косили полгода осаждавшую Очаков армию не хуже турецких пуль.

Сознательная пассивность вызвала противостояние и даже конфликт главных действующих лиц русской армии — Суворова и Потемкина. Первый требовал немедленного штурма и взятия города, второй же, будучи в большей степени политиком, нежели полководцем, не спешил с радикальными мерами. Потемкин не раз выказывал личное мужество в сражениях, но выдающихся талантов как военачальник не проявлял, что не помешало Екатерине назначить его командующим, отдав ему в подчинение таких признанных армейских авторитетов, как Румянцев, Суворов и Репнин. Это не могло не вызвать их возмущения, и в результате первые двое покинут действующую армию до окончания кампании. Под Очаковом же уставший стоять на месте Суворов попросил перевести его в другое место.
В декабре 1790 года крепость всё же была взята, причем на штурм потребовалось всего несколько часов. Потери русских войск составили около 2,5 тыс. человек — гораздо меньше, чем погибло за время осады. Вскоре султан Абдул-Хамид I скончался от апоплексического удара, и на престол вступил новый молодой правитель Селим III. Ему война, по сути, досталась в наследство, и, хотя прервать ее сразу не позволяли гордость и опасение мятежа военных, в России считали, что при первом удобном случае новый правитель постарается ускорить переговоры о мире.

Дунайский рубеж

Взятие Очакова — главного форпоста Турции в Днепровско-Бугском лимане и всем Северном Причерноморье — позволило русским войскам спокойно вторгнуться в пределы Молдавии и Бессарабии. Вскоре начались переговоры о мире, и важно было, на каких позициях окажутся войска к моменту их окончания. Каждый взятый район или крепость становились аргументами в дипломатической торговле. С другой стороны, предсказать, какие козыри сыграют, а какие нет, было практически невозможно. Потемкин налаживал мирную жизнь в Яссах, а активность командиров отдельных армий фактически была отдана на откуп их честолюбию. Суворов с небольшим отрядом и австрийцами отличился при Рымнике, князь Николай Репнин — у реки Салча, Иван Гудович взял Хаджибей (на месте современной Одессы) и Аккерман (Белгород-Днестровский), после чего турки вынуждены были покинуть Бендеры. Русские войска вышли к Дунаю, но дальше Потемкин идти не спешил.

В этом была определенная логика. Успехи коалиции не на шутку встревожили Пруссию и Англию. В Нидерландах и Бельгии, входивших в состав Австрийской империи, под влиянием событий во Франции вспыхнул мятеж, вошедший в историю как Брабантская революция, да еще турки одержали ряд побед над войском принца Кобургского. Эти неприятности в феврале 1790 года увенчала смерть верного друга Екатерины императора Иосифа. Его преемник Леопольд быстро перешел к переговорам с пруссаками и подписал Райхенбахскую конвенцию, по которой отказывался от помощи России в войне с турками. Екатерина осталась против султана одна, с довольно явной угрозой открытия второго фронта на западе. Безоглядно идти вперед за Дунай в такой ситуации было опасно и недальновидно.
С другой стороны, военные успехи могли продвинуть переговоры о мире со Стамбулом на выгодных для России условиях. Нужны были яркие победы. Взятие сильнейшей крепости турок на Дунае сразу открывало путь на юг и склонило бы ситуацию на театре военных действий в пользу России. Пока же в Измаиле стоял сильный турецкий гарнизон, движение вглубь было невозможно. Войска Репнина и Гудовича дважды подходили к Измаилу, но, помня о приказе Потемкина «беречь людей», от штурма воздерживались. Проблемой было и то, что крепость стояла на широком Дунае, который прикрывала турецкая флотилия, у нас же кораблей там до поры не было.
Собственно, переброска русской флотилии к Дунаю стала первой и, возможно, основополагающей фазой операции. Под прикрытием Черноморской эскадры легкие речные суда перешли вдоль берега из Днестровского лимана к Дунаю, по ходу разрушая и захватывая турецкие крепости. Лиманской флотилией руководил адмирал Иосиф (Хосе) де Рибас. В октябре эскадра Федора Ушакова ушла пережидать штормовой период на базу в Севастополь, а флотилия де Рибаса вошла в устье Дуная. Действуя с реки и суши, русские войска довольно быстро взяли крепости Килию, Тульчу, Исакчу, Браилу и Галац, гарнизоны которых ушли в Измаил. Так этот город стал центральным местом всей кампании.

«Крепость без слабых мест»
Еще в середине XVIII века Измаил был маленьким заштатным городишком, но когда Порта почувствовала давление со стороны набирающей силу России, его решили превратить в главную твердыню дунайской оборонительной линии. Для этого турки выписали военных инженеров из Франции — законодательницы фортификационной моды того времени. Вопреки распространенному заблуждению, каменных стен Измаил не имел, за исключением единственного бастиона Табия у самого речного берега. Но это не значит, что крепость была слабой, — наоборот. Это была весьма современная и мощная полевая крепость, окруженная валами, рвом и бастионами. С развитием артиллерии каменные стены уже не имели смысла — земляные укрепления гораздо лучше амортизировали пушечные ядра, тогда как камень разваливался, причем выбитые осколки косили защитников не хуже вражеской шрапнели. В новых условиях основой обороны становился орудийный и ружейный огонь, а защитников прикрывали брустверы, перед которыми были устроены ров и вал. Перепад высот от нижней точки рва до верхней точки бастиона доходил до 15–20 м, а ров местами был заполнен водой.
Но самое главное — Измаил защищал очень сильный гарнизон под командованием сераскера Айдозлы-Мухаммад-паши. Численность его достоверно не известна; источники расходятся в оценках — от 15 тыс. до 35 тыс. бойцов. Известно, что турецкие военачальники имели обыкновение не списывать выбывших, чтобы получать на них жалование и припасы, поэтому списочный состав мог сильно отличаться от реального. Кроме того, более половины гарнизона состояло не из кадровых военных, а из ополченцев, которые при первом удобном случае норовили разбежаться. С другой стороны, к Измаилу отошли гарнизоны нескольких дунайских крепостей, что его дополнительно усилило. В распоряжении гарнизона было около 250 орудий. Но строительство крепости не было завершено, во всяком случае, со стороны реки укреплений не было вовсе, а берег прикрывали лишь несколько полевых батарей и корабельные орудия. Впрочем, 500-метровый Дунай сам по себе служил отличной защитой.

В начале октября к крепости подошли два русских отряда генерал-поручиков Павла Потемкина и Александра Самойлова. Не только взять крепость, но даже осадить ее, не имея флота, они были не в состоянии — ограничивались обстрелом стен и видимостью блокады. Генералы были в одинаковых чинах, почти ровесники, да еще оба близкие родственники главнокомандующего: один приходился Григорию Потемкину племянником, другой — троюродным братом. Генералы недолюбливали друг друга, и никто не желал уступать первенство. Через две недели, когда к Измаилу подошла флотилия де Рибаса, равновеликих начальников стало трое.
Де Рибас действовал гораздо решительнее коллег: едва подойдя к городу, он уничтожил почти все турецкие корабли и устроил на острове посреди Дуная батареи, непрерывно обстреливавшие береговые укрепления города. Турки еще не успели опомниться, как был высажен десант, который сумел взять самый мощный бастион — Табию. Несколько дней солдаты и казаки, входившие в состав флотилии, удерживали плацдарм, но Потемкин и Самойлов так и не решились развить успех и пойти на приступ. Де Рибас отступил.
Месяц простояли русские войска у Измаила, заканчивался ноябрь. Нужно было или решаться на штурм, или немедленно уходить, поскольку зимовка в полевых условиях была чревата большими потерями. 26 ноября генералы Самойлов и Потемкин на военном совете решили вернуться на зимние квартиры и отдали приказ готовить войска к маршу. Де Рибас отказался подчиниться до приказа главнокомандующего.

Дунайская Троя, или Русская Илиада
Перед Потемкиным-Таврическим стояла непростая задача. С одной стороны, отступление от Измаила могло быть расценено как общий неуспех кампании 1790 года, к тому же вызванный нерешительностью его родственников и протеже. А светлейшему зимой предстояло ехать в столицу и отчитываться перед государыней. Триумф наподобие очаковского нужен был ему еще и потому, что рядом с императрицей появился новый фаворит Платон Зубов, и это обстоятельство весьма нервировало Григория Александровича. С другой стороны, взятие Измаила в декабре не могло привести к окончанию войны, поскольку развить успех зимой не представлялось возможным. А риск поражения был велик. И тогда хитрый царедворец предпринимает единственный маневр, позволяющий убить всех зайцев сразу: он пишет письмо генерал-аншефу графу Суворову с предложением возглавить наступление на крепость.

«Предоставляю Вашему Сиятельству поступить тут по лучшему вашему усмотрению продолжением ли предприятий на Измаил или оставлением онаго»

Возьмет Суворов Измаил — главнокомандующий выиграл кампанию. И если Суворов уйдет от крепости, к Потемкину претензий не будет: он послал на штурм знаменитого Генерала Вперед, и не его вина, что предприятие оказалось невыполнимым. Риск поражения тоже на Суворове, ведь приказа непременно брать город главнокомандующий не отдавал.
Суворов со своим отрядом находился неподалеку и немедленно выехал к Измаилу. Один, только с денщиком. Хотя он никогда не видел крепости, еще с дороги он посылает Потемкину и Самойлову приказ: «Войска развернуть и вернуть на позиции!» Похоже, даже мысли об отступлении у генерала не было. На следующий день вслед за Суворовым выступили и его любимые Фанагорийский гренадерский и Апшеронский мушкетерский полки. «Господа ветераны», как называл их Суворов.
13 декабря (по новому стилю) Суворов прибыл к Измаилу. «Крепость без слабых мест», — скажет он после первого осмотра и тут же придумает способ ее взять. Конечно, он не приказывал строить аналогичную крепость рядом, как гласит легенда, но действительно заставил солдат тренироваться: особые группы в каждом отряде должны были научиться молниеносно ставить лестницы для преодоления крутых валов. Сами лестницы, естественно, нужно было еще подготовить. Остальные свободные от боевой работы воины разошлись по окрестностям для сбора жердей, из которых готовили фашины для заполнения рва.
Генералы и офицеры получили точные указания для штурма, буквально по минутам. Всё решали быстрота, слаженность, дисциплина. И конечно, бесстрашие войск. Своих намерений и самого факта своего приезда Суворов не скрывал, наоборот, он решил использовать идущую впереди него славу.
«Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление — и воля. Первый мой выстрел — уже неволя. Штурм — смерть». Это ультиматум, который был выставлен туркам. Ответ сераскера был столь же лаконичным, но более пафосным: «Скорее Дунай потечет вспять и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил». В подкрепление твердости своих войск султан прислал фирман «ни шагу назад»: казнь грозила любому, кто останется в живых в случае сдачи крепости.
Уже по истечении предложенного срока сераскер согласился вступить в переговоры, но Суворов усмотрел в этом намерение затягивать время и от встречи отказался. «Уже поздно», — ответил генерал парламентерам. 21 декабря, через неделю после приезда Суворова, русская артиллерия начала массированный обстрел укреплений. В три часа ночи следующего дня войска выдвинулись на позиции и в 5:30, примерно за полтора часа до рассвета, пошли на приступ.

Гром победы

Суворов атаковал девятью колоннами с трех сторон: Потемкин, Самойлов и де Рибас сформировали по три отряда. Не подверглась атаке лишь одна, самая сильная северная сторона, и как раз там весь предыдущий день перед войсками противника гарцевал сам Суворов. Зная его манеру находиться в гуще боя, турки решили, что главный удар будет именно там, а оказалось — наоборот. Зато здесь для предотвращения вылазок находились русские резервы.
Темнота скрывала атакующих, турки вынуждены были палить из пушек и ружей вслепую. Русские же, подойдя вплотную, бросали ручные гранаты, ставили лестницы и шли на приступ. Полученный за неделю тренировок навык помогал делать это быстро и практически на ощупь. Одного главного удара не было, план атаки строился исходя из достигаемых успехов. Удачнее всех оказался де Рибас, у которого была более сильная артиллерийская поддержка — одной из его колонн опять удалось взять Табию. Ворвавшиеся на бастион фанагорийцы пошли не в город, а вдоль укреплений, помогая товарищам из других отрядов. Так же действовали остальные отряды, которым улыбнулась удача: колонны генералов Ласси, Львова, Голенищева-Кутузова, бригадиров Маркова и Платова. Но успех сопутствовал не всем: колонна генерала Федора Мекноба промахнулась мимо намеченного места штурма и натолкнулась на более высокие укрепления. Длины заготовленных лестниц не хватило, пришлось под огнем связывать их. Турки контратаковали его и соседнюю колонну генерала Орлова — от разгрома их спасла лишь подоспевшая конница резерва.
К рассвету укрепления были в руках русских войск, турки отошли в город. Но Суворов не торопился развивать успех. Для начала он дал войскам отдых, приказал развернуть крепостные орудия и подтянуть пушки полевой артиллерии. Лишь после этого войска вошли в Измаил. Турки бились за каждый дом, но Суворов приказал никого не щадить и для уменьшения своих потерь использовать артиллерию. Улицы простреливали картечью насквозь, дома, где засели отряды врага, разрушали ядрами. Бой был кровавый и длился почти сутки. На теле убитого сераскера позже обнаружили 16 штыковых ран. Родственники последнего крымского хана Каплан Гирей и Мексуд Гирей с отрядом крымских татар пытались вырваться из города и погибли в бою. К вечеру 22 декабря Измаил был взят, хотя в некоторых местах турки сопротивлялись даже на следующий день.

Турецкая армия более не существовала. Потери атакующих, хотя и не шли в сравнение с вражескими, тоже оказались значительными: убито и ранено было около 10 тыс. человек, почти треть отряда. Все участники штурма были щедро награждены званиями и орденами, недовольным остался лишь сам Александр Васильевич — он имел уже все возможные русские ордена и рассчитывал на звание генерал-фельдмаршала, но тогда бы он встал в один ряд со своим прямым командиром Потемкиным, которого, кстати, был на 10 лет старше. Екатерина решила не огорчать Григория Александровича и ограничилась другими знаками внимания Суворову: деньгами («Я ему целую повозку бриллиантов отсыпала», — писала императрица Потемкину), медалью с его именем и присвоением почетного звания подполковника Преображенского полка. Но обиднее всего было то, что Потемкин уехал в столицу, оставив командующим не Суворова, а Репнина. Честолюбивый 60-летний Суворов был страшно обижен и, якобы по болезни, попросил разрешения покинуть театр военных действий. Взятие Измаила подвигло самого Гавриила Державина, самого знаменитого поэта того времени, к сочинению с композитором Осипом Козловским песни «Гром победы, раздавайся!», до 1816 года остававшейся неофициальным гимном Российской империи.
Как и ожидалось, весной турки попытались взять реванш или хотя бы улучшить условия мира, но армия визиря была разбита князем Николаем Репниным у Мачина. Потемкин к этому времени неожиданно скончался, и мирный договор в Яссах подписали два героя Измаила — Самойлов и де Рибас. Развалины же самой крепости вернули Порте. Зато вскоре на отвоеванных у турок землях возле взятой Лиманской флотилией крепости Хаджибей был заложен город, названный Одессой. И, что любопытно, все четыре отца-основателя и культовые для одесситов фигуры — первый губернатор де Рибас, инженер-полковник Франц де Волан, дюк Арман де Ришелье и Александр Ланжерон — вместе сражались под Измаилом. Под командованием великого Суворова.
Автор: Георгий Олтаржевский