Твои лобзания: за что Брежнев целовал Картера в Вене. Сорок лет тому назад был подписан договор ОСВ-2

История взаимоотношений СССР и США, двух великих держав ХХ века, никогда не развивалась прямолинейно. И 1970-е для наших стран прошли под знаком взаимного потепления, разрядки, как говорили у нас, или détente, как оно именовалось за кордоном. 40 лет назад, 18 июня 1979 года, в Вене состоялся последний «бал» разрядки накануне нового обострения в «холодном» противостоянии СССР и США — и весь мир узнал аббревиатуру ОСВ-2. Подробности подписания Договора об ограничении стратегических вооружений вспоминали «Известия».

В поисках тепла

Почему же противники шагнули навстречу друг другу? Во-первых, незадолго до этого Советский Союз достиг паритета с Соединенными Штатами по стратегическим вооружениям. Обозначил свои интересы, справившись — с помощью кнута и пряника — с чехословацким кризисом 1968 года. Американцы, в свою очередь, с большими потерями завершали войну во Вьетнаме... В Штатах многие относились к советскому опыту не без уважения, а в СССР еще с 1920-х высоко ставили американскую деловитость и даже старались перенести ее на нашу почву.
И в Москве, и в Вашингтоне многие осознавали опасность постоянного взвинчивания гонки вооружений. Нужно было искать точки соприкосновения. Заслуживает внимания и еще один фактор: радушный жизнелюб Леонид Брежнев в начале 1970-х оказался неплохим переговорщиком.
В 1972 году впервые в истории в нашей стране побывал президент США — Ричард Никсон. Его встречали почти как друга. И уж точно — не как врага. Но дело не только в том, что наладился контакт в верхах. Начался постоянный переговорный процесс, в котором принимали участие сотни дипломатов, экспертов, управленцев. За семь лет, с 1972-го по 1979-й, переговорщики разработали три масштабных договора, которые во многом до сих пор остаются основой хрупкого мира в ядерную эру. Это два договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1 и ОСВ-2) и Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО).

Диалог поддерживался на разных уровнях — от глав государств до спортсменов и ученых, производственников и торговых работников. Самым ярким символом потепления стала стыковка космических кораблей «Союз» и «Аполлон», рукопожатие двух держав в космосе. Не менее символичным оказался документальный киносериал «Великая Отечественная» («Неизвестная война»), над которым советские кинематографисты работали совместно с американскими коллегами. В СССР появилась пепси-кола, а в США — знаменитая русская водка. Наши степенные политические обозреватели, разоблачая язвы капитализма, стали рассуждать об Америке с толикой уважения. Конечно, противостояние систем продолжалось, но — без ожесточения.
Сам «дорогой Леонид Ильич» был, пожалуй, главным сторонником разрядки в политбюро. По крайней мере, и глава правительства Алексей Косыгин, и министр иностранных дел Андрей Громыко, и министр обороны Андрей Гречко время от времени пытались ограничить «миролюбивые порывы» генсека. К концу 1970-х договариваться с США стало сложнее. Вьетнамские раны заживали, и американские «ястребы» снова готовы были вступить в бой за мировую гегемонию. Да и Советский Союз, несмотря на разрядку, усилил и военную мощь, и дипломатическую экспансию. Особую тревогу вызывало в Пентагоне небывалое развитие советского Военно-морского флота, который в прежние годы заметно уступал натовскому. К тому же в Вашингтоне видели, что Россия становится энергетической сверхдержавой, а в перспективе это давало Брежневу новые возможности для усиления армии и военной промышленности.
Многие понимали: нужно форсировать переговоры и как можно скорее подписывать соглашения. «Искушение совмещать разрядку с усилением нажима на Советский Союз будет увеличиваться. Такое отношение приведет к ужасным результатам. Мы бы сами никогда не потерпели этого со стороны Москвы. Москва не потерпит этого от нас. В конечном итоге мы опять придем к холодной войне», — предупреждал Генри Киссинджер, давний сторонник мирного сосуществования двух сверхдержав.

«Этих-то мы больше всего боимся!»

Джимми Картер, победивший на президентских выборах 1976 года, был, возможно, самым эксцентричным из хозяев Белого дома в ХХ веке. Его считали идеалистом, чуть ли не Дон Кихотом. На предвыборных дебатах он, улыбаясь, твердил о сокращении военных расходов, о новых переговорах с Советским Союзом... Разумеется, политическая реальность оказалась сложнее его благонамеренных деклараций. И все-таки и в Москве, и в Вашингтоне мало кто сомневался, что нужно установить контакт между главами государств, иначе все благие намерения последних лет потеряют смысл.
В марте 1977 года в Советском Союзе с «разведкой боем» побывал госсекретарь США Сайрус Вэнс. Его предложения не нашли понимания в Кремле: слишком много уступок требовал Вэнс от советских партнеров. Началась череда переговоров и доработок, в которых первую скрипку играл «мистер Нет», Андрей Громыко, несколько раз приезжавший в США.

Громыко вспоминал о тех дипломатических баталиях:

Американские специалисты внушили президенту, что главное внимание со стороны США на переговорах следует уделить имеющимся у СССР «тяжелым» ракетам и что именно их число советская сторона должна непременно сократить. Эта мысль крепко засела в голове у Картера, поскольку специалисты, что называется, разъяснили ему ее на пальцах. Кстати, таким же методом он пытался продемонстрировать ее и мне.
В какой-то момент нашей беседы Картер достал сувенирный набор ракет из пластмассы, в котором один ряд изображал советские ракеты, а другой — американские, и поставил его на стол. Показав на две наши ракеты, по своему «росту» явно превышавшие самые большие американские, и постучав по ним пальцем, он сказал: «Вот этих-то мы больше всего боимся»!
Одним словом, показав какие-то игрушки, он попытался избежать аргументации по существу и тем, судя по всему, остался доволен.

Споры и консультации продолжались больше года. Каждую боеголовку брали на карандаш. И в СССР, и в США генералы относились к новому договору с недоверием. Как за карточным столом, каждый подозревал оппонента в лукавстве. Руководители делегаций Виктор Карпов и Ральф Эрл мучительно выверяли каждую позицию, углубляясь в технические нюансы. Последние противоречия удалось разрешить только в ночь перед подписанием договора.

Венская опера

К 1979 году Брежнев окончательно потерял форму. Инфаркты, инсульт, пристрастие к снотворному, последствия фронтовых контузий... Страной, по существу, управляла «большая тройка» — новый министр обороны Дмитрий Устинов, председатель КГБ Юрий Андропов и министр иностранных дел Андрей Громыко. Но «борьба за мир» оставалась коньком Леонида Ильича, в этой сфере он не уступал первенства никому из соратников. Каждая встреча давалась Брежневу с трудом, даже на самые элементарные вопросы он отвечал по заранее заготовленным шпаргалкам, реже шутил. Отныне каждый шаг ему приходилось соотносить с требованиями медицины.
Весной 1979 года стало ясно: Брежнев и Картер вот-вот должны скрепить подписями многолетние старания переговорщиков. До этого дважды подряд американские президенты (Никсон и Форд) наведывались в Советский Союз. В соответствии с дипломатическим этикетом Брежнев должен был нанести ответный визит. Но он бы не выдержал перелета через Атлантику — и высокие стороны сошлись на нейтральной Вене. Даже в Австрию Леонид Ильич прибыл не самолетом: врачи запретили. В Вену его доставил спецпоезд.

На пресс-конференции секретаря ЦК по внешнеполитической пропаганде Леонида Замятина бесцеремонно спросили о здоровье Брежнева. Ответ, конечно, был продуман заранее: «Товарищ Брежнев выполняет огромный объем государственной и партийной работы в нашей стране. Здесь, в Вене, у вас появится возможность наблюдать за его работой, а эта работа, естественно, требует отменного здоровья. И на свое здоровье он не жалуется. То, что появляется в вашей печати, — всего лишь домыслы». Это прозвучало скорее грозно, чем убедительно.
И тут блеснул собкор «Известий» в Вашингтоне Мэлор Стуруа. Его вопрос перевернул течение пресс-конференции: «А как политическое здоровье господина Картера?» Американский президент и впрямь терял популярность — и этим вопросом Стуруа явно выиграл свой раунд.
В первый день «венских гастролей» Брежнев и Картер посетили президента Австрии. Там генеральный секретарь ЦК КПСС изрек: «Бог нам не простит, если мы потерпим неудачу». От советского лидера не ждали ссылок на всевышнего. Это была продуманная заготовка, и она произвела должный эффект.
Набожный Картер тут же записал эту фразу в блокнот. Это Брежневу не слишком понравилось: он отметил суетливость американского президента. Они продолжили приглядываться друг к дружке и во время культурной программы. Какая Вена без оперы? В тот вечер давали Моцарта, «Похищение из сераля». Неизменный переводчик советских вождей на всех переговорах с англоязычными политиками Виктор Суходрев вспоминал: «Леонид Ильич в театр идти не хотел и еще на встрече с президентом Австрии об этом сказал Картеру. Тот стал уговаривать Брежнева прийти хотя бы на первое действие, чтобы обозначиться перед прессой, и на этот раз Леонид Ильич ответил ему не по бумажке: «Ну что ж, если господин Картер пойдет, то и товарищ Брежнев там будет». Венские театралы устроили высоким гостям овацию. Но на представлении Брежнев скучал, его одолевала сонливость. Он продержался до антракта и чинно удалился в гостиницу.

История одного поцелуя

Церемония проходила в Большом Редутном зале дворца Хофбург — с участием многочисленных корреспондентов и почетных гостей. Этот зал помнит победителей Наполеона, решавших в Вене судьбу Европы. Блистали люстры, суетились фоторепортеры. И никто не мог представить, что это последний бал разрядки, что не пройдет и полгода — и советско-американские отношения испортятся до уровня бойкота Олимпийских игр. В тот день стороны подписали четыре документа: Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений, протокол к нему, совместное Заявление о принципах и основных направлениях последующих переговоров об ограничении стратегических вооружений, а также «Согласованные заявления и общие понимания в связи с Договором между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений».
В финале Брежнев и Картер не только обменялись рукопожатиями, но и поцеловались. И этот порыв стал настоящей кульминацией дня.

Громыко вспоминал:

Не успели они еще привстать, как я задаю министру обороны СССР Дмитрию Федоровичу Устинову — мы стоим чуть сбоку — вопрос:
— Как думаешь, расцелуются или нет?
— Нет, — слышу в ответ, — незачем целоваться.
— Не уверен, — ответил я. — Хотя согласен, необязательно прибегать к этому жесту.
Но нас обоих, в общем, приятно удивила инициатива, которую проявил Картер. Договор скрепился поцелуем — в зале раздались аплодисменты.

Республиканцы, конкуренты Картера на выборах, долго припоминали ему эти объятия. Считалось, что американский президент дал слабину, подыгрывая прихотям Брежнева, любившего поцелуи.
А Леонид Ильич вечером в кругу соратников так подытожил итоги встречи: «Картер — неплохой малый, но слабоват. Не дадут ему ничего сделать».

Слово джентльмена

Договор четко устанавливал согласованные количественные уровни вооружений, ограничения на их усовершенствование и детальный режим взаимных проверок. Впервые в истории определялось равное для обеих сторон суммарное число стратегических ядерных вооружений всех типов — 2400, а с 1 января 1981 года — 2250 единиц. Договор предполагал и запрет на размещение ядерного оружия в космосе. О подробностях ОСВ-2 можно писать бесконечно, жонглируя цифрами и техническими данными вооружений.
От капитальных неофициальных переговоров с глазу на глаз Брежневу пришлось отказаться: сказывалось переутомление, в 1979-м Леонида Ильича хватало только на краткие ритуалы. Наедине (разумеется, в присутствии переводчиков) Брежнев и Никсон провели лишь получасовой доверительный разговор. Речь шла главным образом о гарантиях выполнения соглашений и о способах взаимной проверки. Слово чести на таком уровне все-таки имеет вес: даже когда взаимоотношения между нашими странами ухудшились, стороны не отказались не только от официальных, но и от джентльменских соглашений.

Вскоре после венских объятий отношения двух держав испортились: в конце 1979 года СССР ввел войска в Афганистан, разрядка сменилась новым обострением холодной войны. Американский сенат так и не ратифицировал Договор ОСВ-2. Но основные положения соглашений исполняли и Советский Союз, и Соединенные Штаты. Инстинкт самосохранения оказался сильнее амбиций.
В 1979 году и в СССР, и в США, и в Европе этот договор называли историческим. Венские соглашения остановили наращивание ядерных запасов в двух сверхдержавах. Мир стал безопаснее. Результаты тех соглашений и сегодня имеют вес в международных переговорах.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»