Колумнист Дмитрий Стешин, выросший в Ленинграде, попытался понять, почему даже сытые люди так остро реагируют на уничтожение «санкционки»?
Я понимаю, что залог любой государственной деятельности – красивый отчет «о проделанной работе». Это мы увидели, таможня отчиталась. Разумом я понимаю, что «санкционку» нужно жечь: нельзя передавать в детдома или добрым голодным людям продукты, провалявшиеся на складе конфиската, купленные непонятно, где и непонятно как хранившиеся, пока их не изъяла таможня. Ее нужно жечь, и потому что эти товары незаконны, а мы не в банде живем, а в государстве.
А дальше начинают срабатывать наши архетипические жуткие воспоминания людей, из поколения в поколения живущих на «землях рискованного земледелия». Неурожаи через год, суп из лебеды, лепешки из растертой бересты, хлеб с соломой, мороженная картошка… И как апофеоз этой вечной голодухи – Блокада. Черные потолки в старом фонде Питера – невозможно их забелить, если годами грелись печкой-буржуйкой. Вымороженные в блокаду старинные зеркала и осыпи осколков на гранитных парапетах набережных.
Национальный питерский праздник – ход корюшки по весне, бросовой, мусорной рыбы, которая спасла десятки тысяч людей от голодной смерти. Жалкие огородики на шести сотках в ленинградских дачных мегаполисах Пупышево, Мшинская и Синявино. Какой-никакой, а запасец еды и консервации в зиму. И наконец, чисто ленинградское отношение к хлебу – рука не поднимается выкинуть плесневелую горбушку, хотя ты и родился спустя тридцать лет после снятия Блокады. А ведь осталось что-то внутри и не находишь себе места, если дома нет хлеба, хотя холодильник забит доверху.
Не надо в России красиво отчитываться об уничтоженных продуктах. Нет в этом доблести, не чем гордиться. Стоит хоть раз задуматься – почему люди так остро на это реагируют? Жгите, но тихо, не превращая уничтожение еды в подвиг. По внутренним отчетам таможни пройдет и этого достаточно, а нам знать не нужно.
Обложка: Фото ТАСС
Я понимаю, что залог любой государственной деятельности – красивый отчет «о проделанной работе». Это мы увидели, таможня отчиталась. Разумом я понимаю, что «санкционку» нужно жечь: нельзя передавать в детдома или добрым голодным людям продукты, провалявшиеся на складе конфиската, купленные непонятно, где и непонятно как хранившиеся, пока их не изъяла таможня. Ее нужно жечь, и потому что эти товары незаконны, а мы не в банде живем, а в государстве.
А дальше начинают срабатывать наши архетипические жуткие воспоминания людей, из поколения в поколения живущих на «землях рискованного земледелия». Неурожаи через год, суп из лебеды, лепешки из растертой бересты, хлеб с соломой, мороженная картошка… И как апофеоз этой вечной голодухи – Блокада. Черные потолки в старом фонде Питера – невозможно их забелить, если годами грелись печкой-буржуйкой. Вымороженные в блокаду старинные зеркала и осыпи осколков на гранитных парапетах набережных.
Национальный питерский праздник – ход корюшки по весне, бросовой, мусорной рыбы, которая спасла десятки тысяч людей от голодной смерти. Жалкие огородики на шести сотках в ленинградских дачных мегаполисах Пупышево, Мшинская и Синявино. Какой-никакой, а запасец еды и консервации в зиму. И наконец, чисто ленинградское отношение к хлебу – рука не поднимается выкинуть плесневелую горбушку, хотя ты и родился спустя тридцать лет после снятия Блокады. А ведь осталось что-то внутри и не находишь себе места, если дома нет хлеба, хотя холодильник забит доверху.
Не надо в России красиво отчитываться об уничтоженных продуктах. Нет в этом доблести, не чем гордиться. Стоит хоть раз задуматься – почему люди так остро на это реагируют? Жгите, но тихо, не превращая уничтожение еды в подвиг. По внутренним отчетам таможни пройдет и этого достаточно, а нам знать не нужно.
Обложка: Фото ТАСС
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии