ИСТОЧНИК: Коммерсантъ.ру
2014 год исполнен исторического символизма. Будет отмечаться 25-летие разрушения Берлинской стены, 75-летие начала Второй мировой войны, 100-летие начала Первой мировой войны. Казалось бы, европейский континент, пройдя в течение минувшего века через тяжелейшие испытания и научившись на трагических ошибках, должен сегодня служить примером политической мудрости для других регионов, которые стремятся выбраться из пучины конфликтов и встать на путь развития и процветания. Фундамент для этого заложен — осталось в прошлом непримиримое идеологическое противостояние, разделявшее Европу в ХХ столетии, общепризнанными на всем евроатлантическом пространстве стали принципы демократии и рыночной экономики.
Однако в последнее время мы наблюдаем тенденцию к повышению накала полемики. В западных СМИ разворачивается антироссийская информационная кампания, в ходе которой используется фразеология в духе холодной войны. Отголоски таких суждений довелось услышать и на министерской встрече ОБСЕ в декабре 2013 года, и на состоявшемся на днях юбилейном заседании Мюнхенской конференции по вопросам безопасности. Думается, самое время разобраться в том, что же на самом деле происходит.
В центре споров в европейском медиапространстве находится сейчас ситуация на Украине. Яблоком раздора стал вопрос о заключении Киевом соглашения об ассоциации с Евросоюзом, которое было подготовлено в рамках программы ЕС «Восточное партнерство». Принятое украинским руководством — после анализа экономических последствий реализации этого соглашения — решение отложить его подписание вызвало бурю отрицательных эмоций со стороны ЕС и стало толчком к внутреннему противостоянию на Украине.
При этом изначально авторы «Восточного партнерства» заверяли, что данный проект не имеет конфронтационной составляющей и направлен лишь на то, чтобы помочь странам, расположенным на восточном фланге Содружества Независимых Государств (СНГ), так называемым фокусным государствам, решать задачи развития и модернизации, не ставя при этом под сомнение их традиционные исторические связи с другими соседями, в том числе с Россией. Нам даже говорили о желательности реализации трехсторонних проектов с участием Евросоюза, России и «фокусного государства». Правда, эти идеи так и не были конкретизированы.
Однако скоро перед нашими с Евросоюзом общими соседями вопрос стали ставить по-другому: надо определиться, с кем вы — с Европой или с Россией. Принимаете европейский выбор, значит, выполняйте все предписания Брюсселя, даже в том случае, если они не согласуются с уже имеющимися обязательствами, в том числе в рамках СНГ. Такой подход противоречит логике действий, направленных на стирание разделительных линий в Европе, которая закреплена в том числе в документах ОБСЕ, и похож на очередной раунд попыток передвинуть эти линии на Восток.
Россию такая позиция, разумеется, радовать не могла. Тем не менее мы всегда ясно и последовательно исходили из того, что выбор вектора своего развития, решение вопроса об участии в тех или иных интеграционных структурах — суверенное право каждого государства. Мы никогда не пытались кому-то что-то навязывать, понимая, что интеграция может быть прочной лишь тогда, когда она опирается на взаимные интересы. Эту позицию мы занимали и занимаем в отношении Украины и лишь объяснили украинским друзьям, что изменение экономических правил игры с их стороны вызвало бы строго адекватную реакцию России в полном соответствии с международными стандартами, в том числе нормами ВТО.
Ожидали, что такое же уважение свободы выбора украинского народа будет проявлено и нашими европейскими партнерами. И были неприятно удивлены, когда оказалось, что в понимании представителей ЕС и США «свободный» выбор за украинцев уже сделан и однозначно означает «европейское будущее». При этом рассуждения о том, что Украине следует повторить путь, пройденный Польшей и другими странами Восточной Европы, явно некорректны: ведь никто не предлагает Киеву в сколь-либо реальной перспективе вступление в Европейский союз, речь идет, по сути, об одностороннем принятии диктуемых Брюсселем условий, включая полное снятие барьеров для торговой экспансии ЕС.
Повторю: принимать или не принимать такое предложение — дело самих украинцев и только их. Понятно, что какая-то часть общества может не согласиться с позицией руководства страны и открыто заявить об этом, может добиваться ее изменения. Но — в конституционном поле, в рамках закона.
Ситуацию, когда процесс демократического волеизъявления подменяется «уличной демократией», когда мнение нескольких тысяч манифестантов, пытающихся оказывать силовое давление на власть, выдается за «глас народа», нельзя назвать приемлемой. Беспорядки, уличное насилие в любой столице стран Евросоюза воспринимаются так, как они в принципе того и заслуживают: как угроза общественному порядку и демократическому строю. И российская сторона не пыталась ставить эту позицию под сомнение, не посылала своих представителей раздавать печенье бесчинствующим демонстрантам.
Раскачивание ситуации в государстве, находящемся в центре европейского континента, вряд ли может отвечать чьим-либо интересам. Нельзя не видеть, что в действиях антиправительственных сил на Украине все активнее проявляются националистические, экстремистские настроения, антироссийская риторика определенных кругов смыкается с антисемитскими, расистскими призывами. То есть наряду с правительством и поддерживаемыми западными государствами лидерами оппозиции возникают другие силы, которые, по сути, никем не контролируются и, похоже, не собираются придерживаться цивилизованных стандартов поведения. При этом вопрос об интеграционных приоритетах отходит на второй план, заслоняется все более радикальными лозунгами, не имеющими ничего общего с европейской культурой. Попытки закрыть на это глаза в стремлении во что бы то ни стало втиснуть картинку происходящего в шаблонные рамки — «хорошая» оппозиция против «плохого» правительства — недальновидны, как, впрочем, и любое игнорирование реальности и недооценка собственных проблем, в том числе относящихся к сфере межэтнических и межконфессиональных отношений. В этой связи вспоминается восточная мудрость: тот, кто живет в стеклянном доме, не должен бросаться камнями.
Если взглянуть на историю развития независимой Украины, то становится очевидным, что попытки быстро, «одним махом» определить вектор ориентации внешних связей страны — на Запад или на Восток — неизменно заканчивались неудачей. Очевидное подтверждение этой мысли — деятельность команды президента Виктора Ющенко. Собственно, сама «фактура» украинского общества не позволяет ему однозначно качнуться в ту или другую сторону. Об этом еще 20 лет назад писал Сэмюэл Хантингтон в своем «Столкновении цивилизаций», предупреждая, что стремление внести полную ясность в данный вопрос стало бы фактором, разрывающим внутренние связи в украинском государстве с возможными тяжелыми последствиями для этой страны.
С учетом этого совершенно бесперспективными выглядят потуги решить за граждан Украины, каким должно быть будущее их государства и даже кто персонально будет входить в их правительство. Подобная «социальная инженерия» неизменно дает весьма плачевные результаты. Достаточно посмотреть на последствия внешнего вмешательства в Ираке, Афганистане, Ливии. Последний пример связан с ситуацией в Южном Судане — государстве, созданном во многом благодаря настойчивости ряда влиятельных международных игроков. И нет никаких оснований полагать, что «экспорт революции» в Европе обернется чем-то более позитивным.
Размышления о том, что, собственно, заставляет ряд наших западных партнеров так упрямо руководствоваться в ситуации с Украиной подходом «или-или», прямолинейно, отбрасывая приличия, осуществлять линию на ее включение в свое геополитическое пространство, неизбежно выводят на фундаментальные вопросы отношений между Евросоюзом и Россией. Получается, что в основе сегодняшнего недопонимания лежит отсутствие ясности относительно долгосрочных целей развития отношений между Россией и ЕС или, если использовать выражение Хавьера Соланы, дефицит стратегического доверия. Россия выступает за создание в перспективе общего экономического и гуманитарного пространства от Лиссабона до Владивостока, в рамках которого было бы обеспечено свободное передвижение людей, свободный обмен товаров и услуг. Соответствующая инициатива президента Владимира Путина закреплена в российской концепции внешней политики. Руководство ЕС на словах разделяет этот подход. Однако мы еще далеки от того, чтобы это намерение стало определяющим при принятии в Брюсселе повседневных решений.
Очевидно, что переход к принципиально новому, более высокому уровню партнерства может быть достигнут только на основе равноправия, взаимного уважения и взаимного учета интересов. В то же время в подходах Евросоюза сохраняется тенденция выстраивать связи с соседями исключительно на основе приближения этих стран к стандартам ЕС и движения в фарватере политики Брюсселя. Но ведь Россия не ставит перед собой цели вступления в Европейский союз, и поэтому сотрудничество между этими двумя крупнейшими игроками на европейском пространстве может быть только равноправным. Нашим партнерам в Евросоюзе необходимо в полной мере учитывать, что на евразийском пространстве реализуется масштабный интеграционный проект, который изначально выстраивался с учетом возможностей его гармонизации с процессами интеграции в рамках ЕС как связующее звено между Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом.
Конечно, задачу качественного сближения между ЕС и формирующимся Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) не решить в одночасье. Но мы убеждены, что движение в этом направлении — вполне реальная, достижимая цель, поскольку обе интеграционные модели построены на схожих принципах и опираются на нормы ВТО. Именно поэтому президент Путин в ходе недавнего саммита Россия—ЕС в Брюсселе предложил изучить возможность формирования к 2020 году зоны свободной торговли между Евросоюзом и ЕАЭС. Мы приветствуем договоренность о проведении экспертного деполитизированного анализа интеграционных процессов в ЕС и Евразии.
Потенциал партнерства России и Европейского союза огромен. В наших странах на территории площадью более 21 млн кв. км проживает почти 650 млн человек. Нас объединяют взаимодополняемость и взаимозависимость экономик и общие культурные корни. Россия удовлетворяет треть потребностей ЕС в нефти и природном газе, почти четверть — в угле и нефтепродуктах. Другого такого партнера, способного обеспечить стабильные поставки в необходимых объемах, у Евросоюза просто не существует. Объединение технологического, ресурсного, человеческого потенциалов могло бы придать мощный импульс развитию как России, так и ЕС, существенно укрепить их позиции в сегодняшнем высококонкурентном мире.
Выработка на этой основе общего видения перспектив развития отношений, без сомнения, позволила бы успешнее решать проблемные вопросы, которые неизбежно возникают и будут возникать в двустороннем взаимодействии. И что не менее важно — такой совместный подход к будущему нашего континента помог бы и государствам, расположенным между Россией и ЕС, значительно более комфортно, в бесконфликтной обстановке развивать взаимодействие с соседями как на Западе, так и на Востоке. Само собой разумеется, что создание единого экономического пространства, простирающегося от западной оконечности Европы до российского Дальнего Востока, предполагает участие в этой работе наших партнеров на востоке СНГ.
Стереотипы минувшей эпохи продолжают мешать многим в Евросоюзе по-крупному подойти к вопросу о будущем отношений с Россией в XXI веке. В то же время важно понять, что российско-германское примирение не менее значимое для Европы явление, в том числе в смысле его воздействия на развитие обстановки на континенте, чем создание в свое время франко-германского тандема. А выход к новым стратегическим горизонтам сотрудничества России и ЕС мог бы стать, как принято говорить, фактором, меняющим условия игры в наших общих интересах.
Однако пока мы все более явственно упираемся в отсутствие ясных долгосрочных ориентиров при решении конкретных проблем, связанных с развитием событий на нашем континенте. Складывается впечатление, что наши западные партнеры зачастую действуют рефлекторно, руководствуясь незамысловатым принципом «свой-чужой» и не особенно задумываясь о долгосрочных последствиях своих шагов. Думаю, что в любом случае примитивное «перетягивание каната» между Евросоюзом и Россией не может соответствовать реалиям все более усложняющихся международных отношений, недостойно огромного политико-дипломатического опыта, накопленного в течение веков европейскими державами.
Приходится в последнее время слышать рассуждения, в том числе и в контексте украинской ситуации, о том, что сейчас не время для постановки масштабных задач в отношениях между Россией и ЕС. Ссылаются при этом и на то, что реализация планов создания зоны свободной торговли между ЕС и США в рамках трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства делает для стран ЕС менее актуальной реализацию крупных модернизационных проектов совместно с Россией. Разумеется, каждый решает для себя сам. Однако вряд ли углубление взаимодействия между государствами Запада сможет заменить им необходимость активного развития связей с другими партнерами. В сегодняшнем глобальном взаимозависимом мире создание отгороженных от остальных оазисов благополучия — задача едва ли достижимая, и это относится как к военно-политическим, так и к экономическим вопросам. Тем более если учесть, что Европа сегодня уже не центр глобальной экономики и политики и должна считаться с подъемом других центров силы и влияния.
Точку зрения о том, что подлинное партнерство с Россией, по существу, обязательное условие преодоления кризисных явлений, обеспечения экономического развития и укрепления политического влияния Евросоюза, сегодня разделяют многие политики и эксперты в странах ЕС. Хотел бы в этой связи сослаться на мнение, высказанное в подготовленном в декабре 2013 года докладе Комиссии по европейским делам Сената Франции: «Приоритетная задача заключается в создании стратегического партнерства, ориентированного, прежде всего, на развитие экономического сотрудничества. Его участники подтвердили бы таким образом свою взаимозависимость. Европейский союз должен быть ключевым игроком в модернизации российской промышленности и в реализации проектов обустройства восточных территорий России».
Европейская история с очевидностью подтверждает, что мир и стабильность на континенте удавалось обеспечивать в периоды, когда Россия активно участвовала в европейских делах, в то время как попытки изолировать нашу страну неизменно приводили в действие процессы, оборачивавшиеся впоследствии сползанием к катастрофам мировых войн.
Философия совместной работы составляет фундамент внешнеполитической доктрины России. Ослабление сотрудничества и рост отчужденности не помогут бороться с общими для всех вызовами, которых, к сожалению, меньше не становится. Имею в виду, в частности, возникающие то тут, то там очаги экстремизма, террористическую активность, волны нелегальной миграции, возрастающую опасность разломов по линиям межконфессиональных, межцивилизационных трений.
Без сомнения, взаимное осознание важности дальнейшего сближения между Россией и ЕС способствовало бы решению застарелых проблем и в сфере безопасности. В условиях, когда военное противостояние на европейском континенте стало немыслимым, воплощение принципов равной и неделимой безопасности в Евроатлантике должно естественным образом отражать принципиально изменившийся за последние десятилетия геополитический ландшафт, свидетельствовать об окончательном преодолении временного искривления исторического пространства, расколовшего Европу на Запад и Восток. Пора, наконец, перевести в конкретные дела принятые в ОБСЕ и Совете Россия—НАТО решения о создании в Евроатлантике единого пространства мира, безопасности и стабильности. Только так можно гарантировать, что цепочка недальновидных, безответственных действий не спровоцирует, как в августе 2008 года, кризисную «воронку» в европейской политике.
Нельзя не согласиться с тем, что цементирующим составом при строительстве общеевропейского дома призваны служить общие ценности. Необходимо, однако, договориться о том, что они собой представляют и кто их определяет. Исходим из того, что ценностные ориентиры должны быть продуктом взаимного согласия, а не изобретением какого-либо государства или группы стран. Набор базовых ценностей, на которые могло бы опираться общеевропейское сотрудничество, сформулирован в документах ООН, ОБСЕ, Совета Европы. Разумеется, общество — живой организм, и ценностные представления могут меняться по мере его развития. Многие подходы, принятые сегодня в Европейском союзе, воспринимались как неприемлемые в тех же государствах всего 20–30 лет назад. Имею в виду, в частности, нравственный релятивизм, проповедь вседозволенности и гедонизма, укрепление позиций воинствующего атеизма, отказ от традиционных ценностей, которые в течение многих веков составляли нравственную основу человеческого развития. Причем такие установки продвигаются с мессианской настойчивостью как внутри своих стран, так и в отношениях с соседями. Хотелось бы в этой связи напомнить, что принципы демократии прежде всего предполагают уважение мнения других. Всем необходимо признать, что народы Европы, соглашаясь с базовыми ценностями, включая уважение демократических основ организации общественной жизни, прав человека и основных свобод, в то же время должны предоставлять друг другу право оставаться разными, сохранять свою культурную идентичность — в полном соответствии с универсальными конвенциями и декларациями в области прав человека.
Можно сказать, что отношения России и Евросоюза подошли к своего рода моменту истины. Для того чтобы выстраивать сотрудничество последовательно и целенаправленно, надо понять, намерены ли мы серьезно идти по пути достижения амбициозных целей подлинного стратегического партнерства. Иначе будем и дальше на каждом шагу спотыкаться об отсутствие четких ориентиров. Информационные войны здесь не помогут, востребованы настоящее лидерство и политическая мудрость.
2014 год исполнен исторического символизма. Будет отмечаться 25-летие разрушения Берлинской стены, 75-летие начала Второй мировой войны, 100-летие начала Первой мировой войны. Казалось бы, европейский континент, пройдя в течение минувшего века через тяжелейшие испытания и научившись на трагических ошибках, должен сегодня служить примером политической мудрости для других регионов, которые стремятся выбраться из пучины конфликтов и встать на путь развития и процветания. Фундамент для этого заложен — осталось в прошлом непримиримое идеологическое противостояние, разделявшее Европу в ХХ столетии, общепризнанными на всем евроатлантическом пространстве стали принципы демократии и рыночной экономики.
Однако в последнее время мы наблюдаем тенденцию к повышению накала полемики. В западных СМИ разворачивается антироссийская информационная кампания, в ходе которой используется фразеология в духе холодной войны. Отголоски таких суждений довелось услышать и на министерской встрече ОБСЕ в декабре 2013 года, и на состоявшемся на днях юбилейном заседании Мюнхенской конференции по вопросам безопасности. Думается, самое время разобраться в том, что же на самом деле происходит.
В центре споров в европейском медиапространстве находится сейчас ситуация на Украине. Яблоком раздора стал вопрос о заключении Киевом соглашения об ассоциации с Евросоюзом, которое было подготовлено в рамках программы ЕС «Восточное партнерство». Принятое украинским руководством — после анализа экономических последствий реализации этого соглашения — решение отложить его подписание вызвало бурю отрицательных эмоций со стороны ЕС и стало толчком к внутреннему противостоянию на Украине.
При этом изначально авторы «Восточного партнерства» заверяли, что данный проект не имеет конфронтационной составляющей и направлен лишь на то, чтобы помочь странам, расположенным на восточном фланге Содружества Независимых Государств (СНГ), так называемым фокусным государствам, решать задачи развития и модернизации, не ставя при этом под сомнение их традиционные исторические связи с другими соседями, в том числе с Россией. Нам даже говорили о желательности реализации трехсторонних проектов с участием Евросоюза, России и «фокусного государства». Правда, эти идеи так и не были конкретизированы.
Однако скоро перед нашими с Евросоюзом общими соседями вопрос стали ставить по-другому: надо определиться, с кем вы — с Европой или с Россией. Принимаете европейский выбор, значит, выполняйте все предписания Брюсселя, даже в том случае, если они не согласуются с уже имеющимися обязательствами, в том числе в рамках СНГ. Такой подход противоречит логике действий, направленных на стирание разделительных линий в Европе, которая закреплена в том числе в документах ОБСЕ, и похож на очередной раунд попыток передвинуть эти линии на Восток.
Россию такая позиция, разумеется, радовать не могла. Тем не менее мы всегда ясно и последовательно исходили из того, что выбор вектора своего развития, решение вопроса об участии в тех или иных интеграционных структурах — суверенное право каждого государства. Мы никогда не пытались кому-то что-то навязывать, понимая, что интеграция может быть прочной лишь тогда, когда она опирается на взаимные интересы. Эту позицию мы занимали и занимаем в отношении Украины и лишь объяснили украинским друзьям, что изменение экономических правил игры с их стороны вызвало бы строго адекватную реакцию России в полном соответствии с международными стандартами, в том числе нормами ВТО.
Ожидали, что такое же уважение свободы выбора украинского народа будет проявлено и нашими европейскими партнерами. И были неприятно удивлены, когда оказалось, что в понимании представителей ЕС и США «свободный» выбор за украинцев уже сделан и однозначно означает «европейское будущее». При этом рассуждения о том, что Украине следует повторить путь, пройденный Польшей и другими странами Восточной Европы, явно некорректны: ведь никто не предлагает Киеву в сколь-либо реальной перспективе вступление в Европейский союз, речь идет, по сути, об одностороннем принятии диктуемых Брюсселем условий, включая полное снятие барьеров для торговой экспансии ЕС.
Повторю: принимать или не принимать такое предложение — дело самих украинцев и только их. Понятно, что какая-то часть общества может не согласиться с позицией руководства страны и открыто заявить об этом, может добиваться ее изменения. Но — в конституционном поле, в рамках закона.
Ситуацию, когда процесс демократического волеизъявления подменяется «уличной демократией», когда мнение нескольких тысяч манифестантов, пытающихся оказывать силовое давление на власть, выдается за «глас народа», нельзя назвать приемлемой. Беспорядки, уличное насилие в любой столице стран Евросоюза воспринимаются так, как они в принципе того и заслуживают: как угроза общественному порядку и демократическому строю. И российская сторона не пыталась ставить эту позицию под сомнение, не посылала своих представителей раздавать печенье бесчинствующим демонстрантам.
Раскачивание ситуации в государстве, находящемся в центре европейского континента, вряд ли может отвечать чьим-либо интересам. Нельзя не видеть, что в действиях антиправительственных сил на Украине все активнее проявляются националистические, экстремистские настроения, антироссийская риторика определенных кругов смыкается с антисемитскими, расистскими призывами. То есть наряду с правительством и поддерживаемыми западными государствами лидерами оппозиции возникают другие силы, которые, по сути, никем не контролируются и, похоже, не собираются придерживаться цивилизованных стандартов поведения. При этом вопрос об интеграционных приоритетах отходит на второй план, заслоняется все более радикальными лозунгами, не имеющими ничего общего с европейской культурой. Попытки закрыть на это глаза в стремлении во что бы то ни стало втиснуть картинку происходящего в шаблонные рамки — «хорошая» оппозиция против «плохого» правительства — недальновидны, как, впрочем, и любое игнорирование реальности и недооценка собственных проблем, в том числе относящихся к сфере межэтнических и межконфессиональных отношений. В этой связи вспоминается восточная мудрость: тот, кто живет в стеклянном доме, не должен бросаться камнями.
Если взглянуть на историю развития независимой Украины, то становится очевидным, что попытки быстро, «одним махом» определить вектор ориентации внешних связей страны — на Запад или на Восток — неизменно заканчивались неудачей. Очевидное подтверждение этой мысли — деятельность команды президента Виктора Ющенко. Собственно, сама «фактура» украинского общества не позволяет ему однозначно качнуться в ту или другую сторону. Об этом еще 20 лет назад писал Сэмюэл Хантингтон в своем «Столкновении цивилизаций», предупреждая, что стремление внести полную ясность в данный вопрос стало бы фактором, разрывающим внутренние связи в украинском государстве с возможными тяжелыми последствиями для этой страны.
С учетом этого совершенно бесперспективными выглядят потуги решить за граждан Украины, каким должно быть будущее их государства и даже кто персонально будет входить в их правительство. Подобная «социальная инженерия» неизменно дает весьма плачевные результаты. Достаточно посмотреть на последствия внешнего вмешательства в Ираке, Афганистане, Ливии. Последний пример связан с ситуацией в Южном Судане — государстве, созданном во многом благодаря настойчивости ряда влиятельных международных игроков. И нет никаких оснований полагать, что «экспорт революции» в Европе обернется чем-то более позитивным.
Размышления о том, что, собственно, заставляет ряд наших западных партнеров так упрямо руководствоваться в ситуации с Украиной подходом «или-или», прямолинейно, отбрасывая приличия, осуществлять линию на ее включение в свое геополитическое пространство, неизбежно выводят на фундаментальные вопросы отношений между Евросоюзом и Россией. Получается, что в основе сегодняшнего недопонимания лежит отсутствие ясности относительно долгосрочных целей развития отношений между Россией и ЕС или, если использовать выражение Хавьера Соланы, дефицит стратегического доверия. Россия выступает за создание в перспективе общего экономического и гуманитарного пространства от Лиссабона до Владивостока, в рамках которого было бы обеспечено свободное передвижение людей, свободный обмен товаров и услуг. Соответствующая инициатива президента Владимира Путина закреплена в российской концепции внешней политики. Руководство ЕС на словах разделяет этот подход. Однако мы еще далеки от того, чтобы это намерение стало определяющим при принятии в Брюсселе повседневных решений.
Очевидно, что переход к принципиально новому, более высокому уровню партнерства может быть достигнут только на основе равноправия, взаимного уважения и взаимного учета интересов. В то же время в подходах Евросоюза сохраняется тенденция выстраивать связи с соседями исключительно на основе приближения этих стран к стандартам ЕС и движения в фарватере политики Брюсселя. Но ведь Россия не ставит перед собой цели вступления в Европейский союз, и поэтому сотрудничество между этими двумя крупнейшими игроками на европейском пространстве может быть только равноправным. Нашим партнерам в Евросоюзе необходимо в полной мере учитывать, что на евразийском пространстве реализуется масштабный интеграционный проект, который изначально выстраивался с учетом возможностей его гармонизации с процессами интеграции в рамках ЕС как связующее звено между Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом.
Конечно, задачу качественного сближения между ЕС и формирующимся Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) не решить в одночасье. Но мы убеждены, что движение в этом направлении — вполне реальная, достижимая цель, поскольку обе интеграционные модели построены на схожих принципах и опираются на нормы ВТО. Именно поэтому президент Путин в ходе недавнего саммита Россия—ЕС в Брюсселе предложил изучить возможность формирования к 2020 году зоны свободной торговли между Евросоюзом и ЕАЭС. Мы приветствуем договоренность о проведении экспертного деполитизированного анализа интеграционных процессов в ЕС и Евразии.
Потенциал партнерства России и Европейского союза огромен. В наших странах на территории площадью более 21 млн кв. км проживает почти 650 млн человек. Нас объединяют взаимодополняемость и взаимозависимость экономик и общие культурные корни. Россия удовлетворяет треть потребностей ЕС в нефти и природном газе, почти четверть — в угле и нефтепродуктах. Другого такого партнера, способного обеспечить стабильные поставки в необходимых объемах, у Евросоюза просто не существует. Объединение технологического, ресурсного, человеческого потенциалов могло бы придать мощный импульс развитию как России, так и ЕС, существенно укрепить их позиции в сегодняшнем высококонкурентном мире.
Выработка на этой основе общего видения перспектив развития отношений, без сомнения, позволила бы успешнее решать проблемные вопросы, которые неизбежно возникают и будут возникать в двустороннем взаимодействии. И что не менее важно — такой совместный подход к будущему нашего континента помог бы и государствам, расположенным между Россией и ЕС, значительно более комфортно, в бесконфликтной обстановке развивать взаимодействие с соседями как на Западе, так и на Востоке. Само собой разумеется, что создание единого экономического пространства, простирающегося от западной оконечности Европы до российского Дальнего Востока, предполагает участие в этой работе наших партнеров на востоке СНГ.
Стереотипы минувшей эпохи продолжают мешать многим в Евросоюзе по-крупному подойти к вопросу о будущем отношений с Россией в XXI веке. В то же время важно понять, что российско-германское примирение не менее значимое для Европы явление, в том числе в смысле его воздействия на развитие обстановки на континенте, чем создание в свое время франко-германского тандема. А выход к новым стратегическим горизонтам сотрудничества России и ЕС мог бы стать, как принято говорить, фактором, меняющим условия игры в наших общих интересах.
Однако пока мы все более явственно упираемся в отсутствие ясных долгосрочных ориентиров при решении конкретных проблем, связанных с развитием событий на нашем континенте. Складывается впечатление, что наши западные партнеры зачастую действуют рефлекторно, руководствуясь незамысловатым принципом «свой-чужой» и не особенно задумываясь о долгосрочных последствиях своих шагов. Думаю, что в любом случае примитивное «перетягивание каната» между Евросоюзом и Россией не может соответствовать реалиям все более усложняющихся международных отношений, недостойно огромного политико-дипломатического опыта, накопленного в течение веков европейскими державами.
Приходится в последнее время слышать рассуждения, в том числе и в контексте украинской ситуации, о том, что сейчас не время для постановки масштабных задач в отношениях между Россией и ЕС. Ссылаются при этом и на то, что реализация планов создания зоны свободной торговли между ЕС и США в рамках трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства делает для стран ЕС менее актуальной реализацию крупных модернизационных проектов совместно с Россией. Разумеется, каждый решает для себя сам. Однако вряд ли углубление взаимодействия между государствами Запада сможет заменить им необходимость активного развития связей с другими партнерами. В сегодняшнем глобальном взаимозависимом мире создание отгороженных от остальных оазисов благополучия — задача едва ли достижимая, и это относится как к военно-политическим, так и к экономическим вопросам. Тем более если учесть, что Европа сегодня уже не центр глобальной экономики и политики и должна считаться с подъемом других центров силы и влияния.
Точку зрения о том, что подлинное партнерство с Россией, по существу, обязательное условие преодоления кризисных явлений, обеспечения экономического развития и укрепления политического влияния Евросоюза, сегодня разделяют многие политики и эксперты в странах ЕС. Хотел бы в этой связи сослаться на мнение, высказанное в подготовленном в декабре 2013 года докладе Комиссии по европейским делам Сената Франции: «Приоритетная задача заключается в создании стратегического партнерства, ориентированного, прежде всего, на развитие экономического сотрудничества. Его участники подтвердили бы таким образом свою взаимозависимость. Европейский союз должен быть ключевым игроком в модернизации российской промышленности и в реализации проектов обустройства восточных территорий России».
Европейская история с очевидностью подтверждает, что мир и стабильность на континенте удавалось обеспечивать в периоды, когда Россия активно участвовала в европейских делах, в то время как попытки изолировать нашу страну неизменно приводили в действие процессы, оборачивавшиеся впоследствии сползанием к катастрофам мировых войн.
Философия совместной работы составляет фундамент внешнеполитической доктрины России. Ослабление сотрудничества и рост отчужденности не помогут бороться с общими для всех вызовами, которых, к сожалению, меньше не становится. Имею в виду, в частности, возникающие то тут, то там очаги экстремизма, террористическую активность, волны нелегальной миграции, возрастающую опасность разломов по линиям межконфессиональных, межцивилизационных трений.
Без сомнения, взаимное осознание важности дальнейшего сближения между Россией и ЕС способствовало бы решению застарелых проблем и в сфере безопасности. В условиях, когда военное противостояние на европейском континенте стало немыслимым, воплощение принципов равной и неделимой безопасности в Евроатлантике должно естественным образом отражать принципиально изменившийся за последние десятилетия геополитический ландшафт, свидетельствовать об окончательном преодолении временного искривления исторического пространства, расколовшего Европу на Запад и Восток. Пора, наконец, перевести в конкретные дела принятые в ОБСЕ и Совете Россия—НАТО решения о создании в Евроатлантике единого пространства мира, безопасности и стабильности. Только так можно гарантировать, что цепочка недальновидных, безответственных действий не спровоцирует, как в августе 2008 года, кризисную «воронку» в европейской политике.
Нельзя не согласиться с тем, что цементирующим составом при строительстве общеевропейского дома призваны служить общие ценности. Необходимо, однако, договориться о том, что они собой представляют и кто их определяет. Исходим из того, что ценностные ориентиры должны быть продуктом взаимного согласия, а не изобретением какого-либо государства или группы стран. Набор базовых ценностей, на которые могло бы опираться общеевропейское сотрудничество, сформулирован в документах ООН, ОБСЕ, Совета Европы. Разумеется, общество — живой организм, и ценностные представления могут меняться по мере его развития. Многие подходы, принятые сегодня в Европейском союзе, воспринимались как неприемлемые в тех же государствах всего 20–30 лет назад. Имею в виду, в частности, нравственный релятивизм, проповедь вседозволенности и гедонизма, укрепление позиций воинствующего атеизма, отказ от традиционных ценностей, которые в течение многих веков составляли нравственную основу человеческого развития. Причем такие установки продвигаются с мессианской настойчивостью как внутри своих стран, так и в отношениях с соседями. Хотелось бы в этой связи напомнить, что принципы демократии прежде всего предполагают уважение мнения других. Всем необходимо признать, что народы Европы, соглашаясь с базовыми ценностями, включая уважение демократических основ организации общественной жизни, прав человека и основных свобод, в то же время должны предоставлять друг другу право оставаться разными, сохранять свою культурную идентичность — в полном соответствии с универсальными конвенциями и декларациями в области прав человека.
Можно сказать, что отношения России и Евросоюза подошли к своего рода моменту истины. Для того чтобы выстраивать сотрудничество последовательно и целенаправленно, надо понять, намерены ли мы серьезно идти по пути достижения амбициозных целей подлинного стратегического партнерства. Иначе будем и дальше на каждом шагу спотыкаться об отсутствие четких ориентиров. Информационные войны здесь не помогут, востребованы настоящее лидерство и политическая мудрость.
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии