"Везучий человек". Войсковая разведка.

Беседовал Николай Казаков. Сборник воспоминаний ветеранов. - М.: Граница, 2007.
Когда началась война, Вите Ефимову только исполнилось пятнадцать лет. А уже в шестнадцать он добровольцем пошел на фронт. С войны Виктор Михайлович вернулся в звании гвардии старшины, на груди сверкали орден Славы, два ордена Отечественной войны, две медали "За отвагу" и знак "Отличный разведчик".

- Виктор Михайлович, вы помните свой первый бой?
- Как его забудешь, когда в первом же бою меня ранило...После трехмесячной подготовки нас отправили под Смоленск. Там шли тяжелые бои. И вот после небольшой артподготовки мы пошли в атаку.
Все кричат "Ура! За Родину!", и я тоже. Подбегаем к немецким позициям. Вижу, немец из окопа высовывается и бросает в мою сторону гранату. А они у них на длинных деревянных палках очень далеко летят.
Мне бы упасть, укрыться, да куда там - несусь дальше. Граната падает передо мной и взрывается. Хорошо, что я был в каске и она от быстрого бега сползла почти на глаза. Чувствую сильнейший удар в лоб. Только и успел сказать: "Ой, маменька!.." - и сел на землю. Думаю, все, кончилась моя жизнь - голову оторвало! Потрогал - нет, голова на месте, лицо, правда, все в крови. И глаза стали очень быстро заплывать.

Я как сидел, так и продолжаю сидеть. Ору от боли во всю глотку. Наши мимо меня несутся дальше в атаку, пули, осколки свистят. Вдруг чувствую, меня кто-то к земле прижимает и кричит, чтобы я лежал.
Так и пролежал до темноты перед немецкими траншеями, пока меня санитары оттуда не вытащили. Я уже к тому времени вообще не видел - глаза полностью заплыли.
Попал в госпиталь. Как объяснил врач крупный осколок гранаты ударил мне в каску и просто разломил ее. И краями каски мне голову располосовало. Но ничего, подлечился. Дней через пять начал видеть. А на восемнадцатый меня уже выписали и направили на фронт свою часть.
- За что вы получили свою первую боевую награду?
- Дело было в мае 44-го, на границе между Смоленской и Витебской областями. Три дня мы сражались за высоту 222,9 - то мы ее возьмем, то немцы.
И случилось так, что наша рота потеряла связь - перебили линию. А нам очень нужна была поддержка артиллерии. Посылает ротный телефониста. Какое-то время проходит - ни связи, ни бойца. Посылает второго - он тоже не возвращается.
Спрашивает, кто может обрыв найти и линию восстановить? А я около года проработал электромонтером, знал, как и что соединить. Вызвался это сделать. Взял телефонную "нитку" в руку и рванул что есть духу.
Бегу и вижу впереди маленький овражек, заросший кустарником. Подбежал к нему, и тут мне как будто сердце подсказало: не иди дальше! И решил я этот овражек обогнуть и найти провод на его другой стороне.
Так и сделал. Обежал кругом, смотрю, вот он, провод лежит. Я его взял и потянул на себя. Тянется. Значит, обрыв в кустах. Потихоньку подползаю к кустам этим, и только голову поднял, вижу, метрах в десяти от меня сидят два здоровенных немца с автоматами. А рядом с ними лежит наш телефонист с перерезанным горлом. Я испугался, конечно.

Присмотрелся, чуть в стороне лежит наш второй солдат. Тоже зарезанный. А немцы о чем-то тихонько переговариваются, руками показывают. Меня не видят.
Думаю, что делать? У меня винтовка-трехлинейка. Одного я точно убью. А второй меня из автомата изрешетит. И тут вспомнил, что у меня граната есть в подсумке. Достаю лимонку и не бросаю, а аккуратно подкатываю ее им прямо под ноги. Они ее увидели, вскочили, и в этот момент граната взрывается. Немцы падают замертво.
Я хватаю провод, нахожу обрыв, скручиваю два конца, забираю автоматы и что есть духу мчусь в свои окопы. И вдруг слышу - наша артиллерия заработала. Слава богу, значит, обрыв был один, и я его устранил.
Прибежал, доложил ротному о погибших наших и убитых немцах. Отдал автоматы. Командир меня представил к медали "За отвагу". Это была моя первая и последняя "пехотная" награда. Остальные я получил в разведке.
- Вас за сообразительность сразу в разведку взяли?
- Не сразу. После этого случая мне командир сказал - будешь телефонистом! Надо - значит надо. Но прослужил я на этой должности недолго, наверное, неделю.
Как-то ротный посылает меня с разведчиками, чтобы я протянул "нитку" на нейтралку. Я взял катушку, оружие - карабин у меня тогда уже был. Дошли мы почти до немецкой траншеи, и тут немцы нас обнаружили. И давай палить! Головы не поднять!
Несколько разведчиков сразу погибли. Я забрал у одного из них автомат и начал отстреливаться, прикрывать отход своих ребят. Стрелял, стрелял, гляжу - один на нейтральной полосе остался. Пора, думаю, отходить.
Вернулся в свое расположение, а меня там командир взвода полковой разведки поджидает. Говорит, я договорился с командиром роты - ты будешь теперь разведчиком...


- Виктор Михайлович, работа разведчика на войне в первую очередь ассоциируется с взятием языка. Вы помните, как брали первого?
- Стояли мы тогда в Литве, юго-западнее Шауляя. У немцев там был сильно укрепленный район, и прежде чем начать наступление, требовалась хорошая разведка. А у нас никак не получалось. Ночей семь-восемь подряд ходили и мы, и дивизионная, и армейская разведка, и никак не могли взять языка. Я со своим ростом всегда был в группе прикрытия, а в группу захвата входили здоровенные мужики.
- То есть у вас была самая опасная работа?
- Да она у всех разведчиков опасная - одни непосредственно берут языков, другие их прикрывают и в случае чего вызывают огонь на себя, отвлекают противника...
В тот раз нас было восемь человек. Четверо - группа захвата, и мы - по два человека слева и справа. Наши провели массированный артобстрел, немцы попрятались в укрытия. Мы в это время подползли к ним вплотную, ворвались в окопы и схватили двоих.
Фрицы опомнились и начали по нам палить. Мы - отстреливаться. И тут у одного из нашей группы захвата не выдерживают нервы, и он пускает осветительную ракету, чтобы артиллерия прикрывала нас своим огнем. Но это он сделал очень рано, не дав нам всем отойти.
И получилось, что артиллерия отрезала меня и от группы, и от своих позиций. А от ракеты этой светло как днем. Хорошо видно, как летят наши мины, снаряды...



Куда, думаю, деваться? Неохота от своих погибать... Осмотрелся и заметил метрах в пятидесяти за немецкими траншеями глубокую воронку. Ныряю в нее. У меня автомат был, дисков штуки четыре - я помногу всегда с собой брал.
Высовываю голову из воронки, смотрю, а передо мной несколько немецких огневых точек. Посчитал - шесть. По два человека в каждой. И все бьют по нашим отходящим ребятам.
Достаю автомат и короткими очередями начинаю бить по этим точкам. Дал по одной - смотрю, оба немца сползли на дно окопа. Я по следующей. Та же картина... В общем, уничтожил я все шесть их огневых точек - двенадцать человек.
Тут и артналет закончился. А я так и сижу в воронке за немецкими траншеями и никак не могу понять, где проход в минных полях, который мы делали, чтобы попасть на немецкую сторону. Все же в темноте происходило...
Решил: побегу прямо по полю, может, пронесет. Все-таки и артиллерия наша хорошо поработала, многие мины повзрывались. И вдруг опять артобстрел с нашей стороны начался. Бьют прямо по траншеям, как будто специально меня прикрывают.


Вскакиваю и что есть духу бегу. Перебежал немецкое минное поле, наше и прыгаю в траншею пехотную. Кругом наши бойцы. Еле отдышался, говорю, что я из разведки.
Чувствую, они очень подозрительно ко мне относятся. "Да свой я, - говорю, - свой!" Приходят офицер и солдат с автоматом. Офицер спрашивает: "Это вы сейчас перебегали?" Я, говорю, я. "Пойдемте с нами". Прошли метров двести, а там "козлик" стоит в кустах. Садимся в него, едем.
Подъезжаем к землянке. Останавливаемся. Офицер у меня молча автомат забирает. Перед входом два вооруженных солдата. Захожу. Свет только от пламени светильника-гильзы. За столом сидит очень мощный мужик, одетый в меховую безрукавку.
Первое, что он сказал, когда я зашел: "Какой ты маленький..." А потом встал, подошел ко мне, обнял, расцеловал и крикнул своему адъютанту: "Коньяку сюда!" Я, говорю, не пью. Я на самом деле не пил и не курил. Тогда он спрашивает: "Ты знаешь, кто тебя спас?"
Ничего я не успел ответить, как он продолжил: "Я командующий пятым гвардейским корпусом. Это я организовывал вашу разведку и наблюдал с НП за вашими действиями. И тебя огнем прикрывал, после того как ты пулеметчиков уничтожил. И видел, как ты несся по минным полям... Везучий ты человек!"
Потом повернулся к адъютанту и приказал: "Записывай его фамилию!" А сам достал орден Отечественной войны 1-й степени и вручил мне.
Я вернулся в расположение своего взвода и узнал, что из нашей группы половина ребят погибла. И языка одного убили. А через несколько дней нам принесли фронтовую газету, где прочитал про себя статью. Она так и называлась - "Везучий человек".

- Сколько всего на вашем счету языков?
- Восемнадцать. Но мы же не только за языками ходили. Нам поручали выяснять места расположения огневых точек противника, и мы углублялись на несколько километров на вражескую территорию. Делали проходы в немецких минных полях. Да много чем занимались...
- Виктор Михайлович, где вы встретили победу?
- Что удивительно, начал я войну с госпиталя и закончил ее в госпитале. 13 апреля 45-го года мы наступали на аэродром в пригороде Кенигсберга. Разведка, как всегда, шла впереди.
Я видел, что в окопе засели немцы. Бросил в него гранату. Она взорвалась. Ну, думаю, все, чисто. А стал окоп перепрыгивать - и откуда он взялся, этот немец? Здоровый такой! - снизу он меня штыком и ткнул.
Лезвие вошло над коленом, а вышло у живота. Я пробежал еще метров пятьдесят, а потом в глазах потемнело, и я упал без сознания. Очнулся в госпитале. Там и встретил победу.