С самых первых страниц секретного документа, который был распространен всего в сорока экземплярах, немецкое командование четко дает понять:
«При всех нижеуказанных мероприятиях надо сходить из того, что весь Донецкий Бассейн восточнее позиции «Черепаха» (проходила в районе Славянск-Константиновка), должен быть эвакуирован в хозяйственном отношении и полностью разрушен. В этом районе в будущем никаких хозяйственных задач не ставится.
Всякое производство в Донецком Бассейне восточнее позиции «Черепаха», в районах, определяемых штабами армий, прекращается. Эти районы в хозяйственном отношении должны быть эвакуированы, насколько это возможно.
Все, что не может быть эвакуировано подлежит разрушению. В особенности водонапорные башни и электрические станции, вообще всякие силовые и трансформаторные станции, шахты, заводские сооружения, средства производства всех видов, урожай, который не может быть вывезен, деревни и дома».
То есть, Вермахт считал эту территорию не более, чем ресурсной базой. А местное население и его дальнейшая жизнь немцев не интересовала вообще. Население было даже не «ресурсом», а балластом.
Далее в Директиве следуют пункты о том, на вывоз чего следует обратить особое внимание:
«Помимо вывоза ценных машин и ценного имущества, внимание главным образом следует обратить на вывоз зерна. Скот должен быть угнан гуртом на запад.
Запрещается выдача местному населению продовольствия, средств ширпотреба (дефицитных товаров) и горючего. Все, что не может быть вывезено, подлежит уничтожению».
При этом, к процессу и планированию разрушения Донбасса нацисты подходили со всей возможной немецкой педантичностью. В документе отдельно подчеркивается:
«Разрушения следует произвести не в последний момент, когда войска уже будут вести бой или отступать, а своевременно, так, чтобы можно было полностью использовать команды, выделенные для разрушения».
Специальный раздел Директивы был посвящен порядку и местам эвакуации горнодобывающей промышленности Донбасса. Так, по задумке немецкого командования, Центральное управление и Отдел Донецкого угля надлежало «эвакуировать» в Германию.
«Горнорудное управление — в Каменское. Управление перерабатывающих заводов в Днепропетровск».
И отдельно, подробно говорилось о том, как у населения немцы должны изымать продовольствие и вообще любые сельскохозяйственные ресурсы.
В первую очередь планировалось изъять «дефицитные семена, в особенности овощных и кормовых культур. Породистый и прочий скот, за исключением свиней, передаваемых войсковым частям. Индивидуальный скот крестьян. Зерно и масличные культуры полностью, включая также семенной и потребительский (индивидуальный) фонды.
Ценный сельскохозяйственный инвентарь, в особенности станки МТС и дефицитные части, приводные ремни. Весь скот, эвакуированный из района Сталино, переправляется на западный берег реки Днепр».
Тут понятным образом возникает вопрос, как немцы планировали удерживать в узде местное население во время такой «эвакуации» у этого населения практически всех средств к существованию. Понятно, что Вермахту совершенно не улыбалось в ходе военных действий спровоцировать на оккупированных территориях еще и массовое крестьянское восстание.
И выход, максимально циничный, был найден:
«В районе Запорожье и Каменка, после пополнения запасов войсковых частей, сельскохозяйственному населению оставляются продукты для индивидуального питания по норме для городского населения».
И здесь стоит пару слов сказать о том, каковы были эти нормы.
Так, на момент ноября 1941 года дневной паек украинского городского населения включал 300 грамм хлеба. При этом, репа, свекла и морковь заменили в таком рационе картофель, гречневая крупа и просо — хлебные злаки.
Позже, нормы были увеличены, но далеко не для всех: на юге Украины те, «кто выполнял «общественно полезную работу», должны были получать не более 2000 граммов хлеба, 2500 граммов картофеля, 100 граммов мяса и 100 граммов сала в неделю». На такие нормы могло претендовать не более 20% всего коренного населения.
Однако, немцы в случае отступления не планировали задерживаться на Донбассе.
В той же Директиве говорится, что после распределения «городских пайков» среди сельского населения, нужно «удержать месячный запас продовольствия. Все остальное, включая весенний семенной фонд эвакуируется. Это относится ко всей территории Восточного Днепра. С этой же территории вывозятся все сельскохозяйственные машины и инвентарь на западный берег реки Днепр. Кроме того, эти районы подготавливаются также к полной эвакуации».
В общем, Вермахт, уходя, планировал организовать на Донбассе натуральный голодомор. А устраивая экспроприацию техники и инвентаря, немцы лишали местное население даже минимальных шансов на то, чтобы хоть как-то прокормить себя в течение ближайших месяцев, а то и лет.
О таких вещах, как промышленность и горнорудное дело можно было тоже не вспоминать. Ну, и главное — это, конечно, абсолютно холодное равнодушие к тому, что будет с украинскими крестьянами в дальнейшем.
Такие вот «европейские цивилизованные освободители» пришли в сороковых на Украину.
При этом, есть в этой истории один парадоксальный момент.
Эту зачистку должны были проводить не только, непосредственно, немцы, но и солдаты, завербованные в так называемую «Украинскую освободительную армию» (Українське визвольне військо). Формирование, которое официально появилось 10 февраля 1943 года и создавалось по лекалам печально известной РОА Власова.
Создание УОА горячо приветствовали многие украинские националистические группы. А вот командование Рейха во главе с Гитлером особенного доверия к этому контингенту не испытывало. Поэтому УОА оперативно раздробили на отдельные подразделения и раскидали по самым разным театрам военных действий. Часть из них вообще отправили на Западные фронты, «защищать свободную Европу от вторжения внешних сил».
Те же подразделения, которые остались на Украине, в основном занимались тыловым обеспечением и выполняли функции полицаев. Однако, несмотря, а может быть и в силу такого недоверия, солдаты УОА должны были присягать на верность Германии и лично фюреру. Перевод текст присяги, также опубликованный Министерством обороны России, гласил:
«Веря Адольфу Гитлеру, как вождю и старшему приказателю освободительных армий, честность и обязательное подчинение. Я готов во всякое время за правду мою жизнь отдать».
Контингент УОА, надо сказать, был очень разношерстным. Это были и бывшие заключенные немецких трудовых лагерей, и военнопленные украинцы, и добровольцы, среди которых было немало и украинских националистов.
Но вообще, с источниками поступления добровольцев всё крайне непросто. Историки сходятся в том, что большинство из них влилось в ряды УОА именно с Донбасса и из Харькова.
Возможной причиной такого поведения бывших советских граждан являлось то, что в 1943 году на некоторое время эти территории вернулись под контроль советской армии. Соответствующие органы развернули там обширную кампанию по отлову изменников, предателей и диверсантов. Ну, и понятно, что исполнители этой массовой кампании, да еще и в военное время, не особо «заморачивались» тщательностью проверок и адресностью задержаний.
Вполне естественно, что у местного населения это вызвало острое недовольство. И когда немцы вновь вернулись в эти регионы, количество добровольцев, желавших воевать на стороне нацистов, возросло.
Весьма возможно, что сыграла свою роль и немецкая пропаганда, которая обещала местному населению «достойную жизнь», в противовес образу «огромного трудового лагеря и кровавых расправ» со стороны РККА в частности и большевиков вообще.
Только вот нюанс в том, что немецкая «Директива о полном разрушении», будь она исполнена в точности, сулила бы Донбассу в буквальном смысле тотальное вымирание.
Комментарии