Большие стволы: как в России появились свои дредноуты. Почему Столыпин ратовал за строительство линкоров типа «Севастополь»

Их создавали перед Первой мировой, чтобы на равных сражаться с германским флотом. Но воевать им пришлось не только в империалистическую и гражданскую, но и в Великую Отечественную, уже под красным знаменем. И они по-прежнему составляли главную ударную силу нашего флота. «Известия» расскажут об истории создания и непростой судьбе русских дредноутов — последних построенных в Российской империи линкоров типа «Севастополь».

Наследие Цусимы

В истории военного кораблестроения 1906 год считается переломным: именно тогда со стапеля сошел британский линкор «Дредноут» («Неустрашимый»), который положил начало новому классу кораблей, названных его именем. На них были усилены и количественно увеличены орудия главного калибра (принцип all-big-gun — «только большие пушки»), существенно выросла скорость и бронирование. Орудий главного калибра теперь было 8–12 вместо обычных тогда 2–4, и размещались они так, чтобы по одной цели могли вести стрельбу максимальное количество стволов. Ради усиления основных характеристик пришлось пожертвовать универсальностью, зато в бою дредноуты имели колоссальное превосходство. Когда штабы ведущих морских стран осознали это, в мире началась настоящая «дредноутная лихорадка».

Россия не могла оставаться в стороне, тем более что после дальневосточной катастрофы мы фактически остались без флота — как Тихоокеанского, так и Балтийского, значительная часть которого погибла в Цусимском проливе. В 1906 году, опросив значительное количество морских офицеров — участников войны с Японией — и объединив их опыт, Главный морской штаб сформулировал задание на проектирование дредноута для Балтийского моря, а в конце следующего года, после утверждения императором Николаем II так называемой «малой судостроительной программы», был объявлен всемирный конкурс на лучший проект линейного корабля для российского флота. В конкурсе приняли участие конструкторские отделы шести русских заводов и 21 иностранная фирма. В финале заказ решено было отдать нашим кораблестроителям, а руководство было доверено двум ведущим специалистам того времени, профессорам Морской академии Ивану Григорьевичу Бубнову и Алексею Николаевичу Крылову. Им предстояло проанализировать опыт коллег и создать свой, русский дредноут.
В это время в строительстве дредноутов наметились два направления — английское и немецкое. Очевидно, что бесконечно увеличивать массу кораблей было невозможно, поэтому приходилось делать выбор — либо усиливать бронирование, либо отдать лишние тонны для усиления артиллерии. Британцы сделали выбор в пользу орудий, поэтому их дредноуты иногда уничижительно называли «вооруженными до зубов скорлупками».

Немецкие корабли были гораздо лучше защищены, а облегчение артиллерийских установок они пытались компенсировать новейшими крупповскими снарядами усиленной мощности. Наши инженеры пошли по своему пути, который можно назвать промежуточным: русский линкор предполагалось сделать не столь мощно бронированным, как немцы, но более укрепленным, нежели британцы. А артиллерийскую мощь должны были обеспечить новые длинноствольные 305-миллиметровые орудия Обуховского завода, размещенные в четырех трехорудийных бронированных башнях, и специально разработанные для них снаряды. Эти орудия большинством специалистов оценивались как, возможно, лучшие в своем классе, и они по праву были предметом гордости русских инженеров. Причем размещены башни были так, что по находящейся с любого борта цели могли одновременно вести огонь все 12 стволов. Такой удачной компоновкой конкуренты похвастать не могли.

«В порядке верховного управления страной»

Наверное, неправильно было бы называть русский дредноут идеальным. У него были проблемы с максимальной дальностью плавания (ей пришлось пожертвовать ради других преимуществ) и с мореходностью, но нужно учитывать, что корабли создавались для Балтийского моря, где не бывает серьезных штормов. В любом случае новый отечественный корабль был совершенен для своего времени и вполне конкурентоспособен на фоне зарубежных аналогов. Главным же минусом линкоров оказалась их высокая стоимость (под 40 млн рублей за один корабль), что могло поставить реализацию проекта под сомнение. Тем более что строить один линейный корабль не имело смысла: эти суда заведомо должны были действовать в эскадре. Некоторые специалисты предлагали отказаться от больших кораблей в пользу более дешевых эсминцев и крейсеров (по цене один линкор соответствовал трем легким крейсерам или 14 эскадренным миноносцам), а задачу обороны балтийских берегов возложить на береговые крепости. Но оказалось, что перевооружение крепостей обойдется не столь уж дешевле, а легкие корабли без поддержки линкоров могли решать лишь оборонительные, а не наступательные задачи. Между тем становилось всё очевиднее, что большая война может начаться в достаточно скором времени, да и реальное присутствие нашего флота в Мировом океане могли обеспечить лишь серьезные корабли.

Собственных средств Морского ведомства на такую программу хватить не могло, требовались дополнительные ассигнования, которыми распоряжалась Государственная дума. Депутаты от такого предложения были не в восторге и почти единогласно отвергли проект. Но правительство не сдавалось. Самым активным лоббистом строительства линкоров стал Петр Аркадьевич Столыпин, в своем выступлении в Думе четко расставивший геополитические приоритеты: «Появление в составе Балтийского флота новых мощных кораблей послужит уже сейчас мировым интересам России при известных политических конъюнктурах». Премьер-министра поддержал глава МИДа Александр Петрович Извольский: «В настоящее время без флота нельзя даже быть равноправным государством, а у России есть такие задачи, осуществление которых невозможно без основательной морской силы...». Но Дума денег так и не дала. Тогда Столыпин выступил в Государственном совете и добился его согласия на ассигнование средств, необходимых для начала постройки линкоров, использовав его чрезвычайное право в «порядке верховного управления страной».

16 июня (3 июня по старому стилю) 1909 года в присутствии членов царской семьи, адмиралов и высших чиновников были торжественно заложены все четыре линкора, которые получили названия «Севастополь», «Петропавловск», «Гангут» и «Полтава». Первые два строились на Балтийском заводе, третий и четвертый — на Адмиралтейском. По названию первого корабля серии все они стали именоваться линкоры типа «Севастополь». Заказы на оборудование и артиллерию были размещены на Ижорском, Обуховском и Путиловском заводах, броневые пластины и сталь делали на Сормовском и Кулебакском заводе в Нижегородской области. Изготовление всех узлов и механизмов на отечественных, в первую очередь казенных предприятиях по настоянию Столыпина было одним из условий выделения средств Морскому ведомству, да и по качеству наши изделия не уступали лучшим мировым образцам. К сожалению, сам Петр Аркадьевич до окончательной постройки своих «крестников» не дожил: в сентябре 1911 года его сразила пуля террориста.

В процессе строительства проекты линкоров неоднократно корректировались. Например, когда работы над кораблями уже начались, в мире начала развиваться боевая авиация, и пришлось доукомплектовать их зенитным (противоаэропланным, как тогда говорили) оружием. Но в первую очередь новшества были связаны с тем, что почти 200-метровые в длину и практически полностью бронированные корабли постоянно превышали нормативную массу, и инженерам приходилось по ходу искать всё новые способы «разгрузки».

«Октябрина» и «Парижанка»

К началу войны строители не успели, но еще до окончания 1914 года все четыре линкора вступили в строй. Испытания проводили осенью, уже практически в боевых условиях. Однако всерьез повоевать в Первую мировую нашим кораблям было не суждено: верховное командование не выпускало их в открытое море, опасаясь открыть врагу Петроград, а немцы приближаться к нашим берегам не спешили — им хватало проблем с англичанами. В итоге русские линкоры были вынуждены ограничиться патрульной службой и прикрытием установки минных заграждений.
Такая не в меру осторожная политика командования привела к тому, что скучающие в порту Гельсингфорса (Хельсинки) экипажи, а на одном линкоре служило более 1,2 тыс. матросов и офицеров, оказались идеальной мишенью для революционных агитаторов всех мастей. В 1917-м начался разброд. Две трети экипажей отправились в Петроград в различные вооруженные отряды, офицеры частично тоже разошлись. Корабли фактически стали небоеспособны. После подписания Брестского мира линкоры оказались на территории независимой Финляндии. Чтобы они не были потеряны для России, их нужно было перевести в Кронштадт. В сложнейших мартовских погодных условиях, следуя за ледоколом «Ермак», остаткам команд под общим руководством капитана первого ранга Алексея Щастного удалось привести корабли на родину и поставить на стоянку. Из-за некомплекта экипажей решено было оставить в строю только «Севастополь» и «Петропавловск», а два других линкора законсервировать. Через год на стоявшей без экипажа и практически без охраны «Полтаве» произошел пожар, и корабль сильно пострадал.

В марте 1921 года экипажи базировавшихся в Кронштадте «Севастополя» и «Петропавловска» почти в полном составе участвовали в знаменитом мятеже. Линкоры своей артиллерией пытались воспрепятствовать переброске частей РККА, но без должной корректировки стрельба их главных калибров оказалась неэффективной, к тому же корабли были скованы льдом и не могли маневрировать. Наладить же организованные действия моряки без офицеров не смогли. После подавления мятежа и репрессий в отношении его участников (лишь небольшая часть экипажей успела уйти в Финляндию) корабли встали на прикол. А чтобы окончательно стереть память о восстании, линкоры решено было переименовать: «Севастополь» стал «Парижской коммуной», а «Петропавловск» — «Маратом». Через несколько лет волна революционных переименований дошла и до других кораблей серии: «Гангут» получил название «Октябрьская революция», а сгоревшая, но гипотетически подлежавшая ремонту «Полтава» — «Михаил Фрунзе».Впрочем, восстановлен корабль так и не был. Моряки же к новым названиям отнеслись с присущим им флотским юмором: «Парижскую коммуну» они окрестили «Парижанкой», а «Октябрьскую революцию» — «Октябриной».
В конце 1920-х было принято решение о возвращении в строй и глубокой модернизации всех четырех линкоров, а также о переводе одного из них на Черное море, где СССР вообще не имел крупных кораблей. Перед мировой войной в Николаеве специально для Черноморского флота были заложены четыре линкора, созданных на базе «Севастополей», но с учетом конкретного театра военных действий. Три из них успели вступить в строй и участвовали в боевых действиях: «Императрица Мария» (по ее названию именовали и всю серию кораблей), «Императрица Екатерина Великая», «Император Александр III». Однако судьба всех кораблей этого типа оказалась трагической: «Мария» в 1916-м взорвалась в порту Севастополя, «Екатерину» в 1918-м затопили сами моряки, чтобы она не досталась немцам, а «Александр», переименованный в «Волю», а потом в «Генерала Алексеева», ушел с остатками армии Врангеля в Бизерту, где был интернирован французами.
На Черное море в конце 1929 года отправилась «Парижская коммуна». В Бискайском заливе корабль попал в жесточайший шторм, но всё же смог дойти до места назначения. Там корабль прошел глубокую модернизацию на Севастопольском морзаводе. В годы войны линкор был флагманом и самым мощным кораблем Черноморского флота, его орудия помогали защитникам Одессы и Севастополя, поддерживали высадку морских десантов. В критический момент в декабре 1941-го стоявший на якоре в Южной бухте Севастополя линкор сорвал очередное наступление на окруженный город, когда залпами своих орудий накрыл в Бельбекской долине немецкие войска. От взрывов почти 500-килограммовых снарядов главного калибра немецкие танки и самоходки подлетали в воздух и переворачивались, как спичечные коробки. Канониры линкора сделали тогда около четырех сотен залпов.

Сложилась странная ситуация: все знали, что флагман Черноморского флота изначально назывался «Севастополь», что он родоначальник линкоров одноименного типа, он был приписан к Севастополю и сражался за него, но именовался почему-то «Парижской коммуной». Историческая справедливость была восстановлена 31 мая 1943 года, когда кораблю вернули его историческое имя. А заодно и «Петропавловску».
«Марат» и «Октябрьская революция» воевали на Балтике. Корабли были заперты в блокированном Ленинграде, но их орудия помогали защитникам города. «Марат» получил серьезные повреждения во время авиационных налетов и сел на грунт, однако морякам удалось восстановить три башни главного калибра, которые продолжали вести огонь по врагу. После окончания войны в строю остались только «Севастополь» и «Октябрьская революция» — по-прежнему мощнейшие корабли и флагманы Черноморского и Балтийского флотов. Лишь в середине 1950-х, когда на смену артиллерии пришли ракетные установки, линкоры были выведены из боевых частей и переведены в отряд учебных судов. Четыре десятилетия эти могучие корабли верой и правдой служили родине, несмотря на все перипетии истории.