Азов – форточка в Европу. Главной целью Пётр I видел не Балтику, а моря юга

325 лет назад, 29 июля 1696 г., вступил в силу документ, где значилось: «Турецкому гарнизону идти с жёнами и детьми до морского ­устья, пожитков взять с собою сколько кто подымет, а всё прочее вместе с военной казной оставить в крепости».
Так войско русского царя Петра I после сухопутной и морской блокады вынудило капитулировать гарнизон Азова. По идее, это должно было стать прологом к грандиозным событиям, в финале которых Петру I виделся крест на Святой Софии в Константинополе, изгнание турок из Европы и гегемония России на востоке Средиземного моря.
У нас принято считать, что Пётр чуть ли не с детства грезил Балтийским морем, посрамлением шведов и созданием новой столицы на чухонских болотах. Громкие «виктории» в Северной войне заслоняют всё остальное. Полтава и Гангут, взятие Нарвы, Дерпта (ныне Тарту), Риги, Хельсинки… На таком фоне азовская победа выглядит несерьёзно.
Голландская галера, по образцу которой были построены корабли Азовской флотилии. Фото: Commons.wikimedia.org
Однако изначально в приоритете был именно юг. Подготовка к большой войне с Оттоманской империей велась полным ходом. Знаменитое «Российскому флоту быть!», провозглашённое на заседании Боярской думы в октябре 1696 г., касалось южных морей. В том же направлении сосредотачивались и усилия дипломатов. И уже в январе 1697 г. русский посланник Козьма Нефимонов добивается в Вене подписания трёхлетнего договора между Россией, Венецией, Австрией и Польшей. Условия – довести войну с Турцией до победного конца.

Цель – Венеция

Великое посольство Петра, которое у нас воспринимают то как экскурсию в европейский супермаркет, то как охоту за мастерами «разных ремёсел», имело чёткую цель, официально задекларированную: «Наказано к подтверждению древней дружбы и любви для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов креста Господня – салтана Турского, хана Крымского и всех бусурманских орд».
Так что Голландия, которую посетил Пётр в рамках того самого Великого посольства, – это так, галопом по Европам. А вот Венеция – другое дело. Именно там должно было состояться то, о чём мечтал Пётр: создание коалиции двух держав – Рус­ского царства и Венецианской республики, которые общими усилиями сокрушат могущество османов на море и добудут ключи от «врат Цареграда».
Эскиз медали, выпущенной за взятие Азова, начало XVIII в. Фото: Commons.wikimedia.org
Свою дипломатическую деятельность Пётр начинает с венецианского дожа Сильвестро Вальеро, отправив ему 28 марта 1695 г. письмо, где извещает о своём намерении совершить поход на Азов. Дож Вальеро первым из европейских официальных лиц узнаёт в 1696 г. о взятии Азова и о том, что русский государь желает создать новый антитурецкий союз. Венецианский резидент в Бранденбурге, пообщавшись с царём в 1697 г., то есть в самом начале его Великого посольства, сообщает на родину: «Более всего он желает видеть Венецию и Амстердам ради морского дела. Он так увлечён мореплаванием, что не желает путешествовать иначе, как водою».
Петр Первый. Фото: Commons.wikimedia.org

Славянские танцы

Заметим, что Амстердам стоит на втором месте. Это не просто слова, случайно брошенные Петром в беседе. Это продуманная стратегия. Ещё перед отправкой Великого посольства, в ноябре 1696 г., Пётр издаёт указ: «Стольникам обеих палат сказано в разные государства учиться всяким наукам». Количественное соотношение будущих студентов говорит о том, что юг по-прежнему важнее. В Голландию и Англию едут учиться 22 человека. В Венецию чуть ли не вдвое больше – 39 человек.
А особое внимание надо обратить на следующий факт. Вместе со стольниками, посланными для обучения морскому делу, в Венецию отправляется ещё один человек: «Дворянин наш Григорей Григорьев сын Островский для неких дел тайно». Что за «дела» и где конкретно?
Цель его – «земля Шклявонская», или Далмация, – побережье нынешних Хорватии и Черногории, тогда находящееся под властью Венеции. А вот что «дворянин наш» должен был там делать: «Проведать подлинно, кто морского дела и употребления есть в той земле, употребляет ли славенской язык и мочно ли с ним русскому человеку о всём говорить и разуметь. А такоже есть ли там начальные люди: капитаны, порутчики, шиперы, штюрманы, боцманы, которые б умели славенского языка и морского искусства, и наймать их на Государеву службу».

Если завтра война?

Расклад получается интересный. Петру нужны те, кто уже который век воюет с турецким флотом на Средиземном море. Но не все, а только славяне, с которыми можно «о всём говорить и разуметь» без предварительной языковой подготовки. То есть уже готовые к зачислению в штат военные моряки. Из этого вытекает: войну планируется начать чуть ли не завтра, потому что свои кадры – это хорошо и нужно, но им ещё учиться надо. А тут сразу много людей, которых можно ставить в строй по мере готовности кораблей.
Идея скорой совместной войны в союзе с Россией против Турции носится и в венецианском воздухе. Тот же Григорий Островский доносит царю: «А венецыяне зело готовятца на турка и делают карабли… О московских же войсках в Венецыи слава, что идут многими силами на Чёрное море. И для опасения от тех войск ис Царяграда посланы были турские карабли».
При прочих равных условиях этот проект обязан был бы увенчаться успехом. Русскими в 1696 г. взят не только Азов. В том походе воеводы Петра взяли множество «днепровских городков» – турецких крепостей в нижнем течении Днепра. Формируется выход в Чёрное море с перспективой блокады Крыма по восточному и западному направлениям. И более дальней перспективой удара под Константинополь. Теперь дело оставалось за союзниками. В самом грубом приближении война должна была идти следующим образом. Австрия и Польша наваливаются на Турцию с суши. Россия и Венеция – с морей, по направлениям, сходящимся к Константинополю. В случае удачного развития событий слова «Крым наш» прозвучали бы не в 1783 г., как это было в реальности, а лет на 80 раньше.

Преданная Россия

И тут один из союзников совершил предательство. Австрия затеяла сепаратные переговоры с турками, выторговав себе за выход из войны Венгрию, Трансильванию и Тимишоару. Польша и Венеция довольствовались крохами, но с ними хотя бы заключили мирные договоры на 25 лет. России не досталось ничего.
Но Пётр был упрям и надеялся на реализацию южного проекта, своего детища, до последнего. Уже после того, как союзники предали Россию, царь-плотник продолжает давить на Турцию. Русское посольство в Константинополь сопровождает не несколько судов охраны, а полноценная флотилия из 10 кораблей, которая входит в Керченский пролив, имея на борту 2,5 тыс. человек и сотни первоклассных орудий. Именно в Керченском походе на кораблях впервые поднимают бело-сине-красный флаг – символический жест, призванный заявить всему миру: «Южные моря принад­лежат России!»
Пётр потом ещё не раз вернётся в мыслях к любимому детищу. И не только в мыслях – окончившийся неудачей Прутский поход был попыткой возродить южный проект в новом варианте. Но самый лучший шанс был у России отобран тем давним предательством. Много лет спустя Пётр, разговаривая по поводу восстановления союза и дружбы с Австрией, пришёл в ярость: «Дружба! Вот так друзья! В жизни не забуду всего, что претерпел от них, чувствую, как оставили меня эти друзья с пустым карманом!»
Обложка: Пётр I в Голландии в 1697 г. поработал плотником на верфях, на- звавшись урядником Преображенского полка Петром Михайловым. Commons.wikimedia.org