Сталин, Куприн и 1937 год.

Возможно, у кого-то заголовок вызовет легкое недоумение, ведь как  связаны между собой Сталин, великий русский писатель А. И. Куприн и пресловутый «тот самый» 1937 год? Связь тут сложная и многоуровневая, начнем с самой простой и очевидной линии.
В 1937 году советское правительство приняло решение и официально пригласило Александра Ивановича Куприна вернуться из эмиграции в СССР. Он с радостью согласился, а на вокзале в Париже, садясь на поезд, даже сказал: «Я бы пешком в Россию пошел».
31 мая 1937 года Москва встречала писателя, а из среды эмиграции неслись недоумения и слова «о предательстве». Но когда русский писатель возвращается на Родину, о каком предательстве можно говорить? Тут уместно вспомнить вехи страшной русской трагедии, которая забросила Куприна в Париж, который он по его словам просто возненавидел!
Александр Иванович Куприн был… кадровым офицером русской армии. Вот ведь хорошо учили в ней литературе и русскому языку, раз Толстой и Лермонтов получались из тех, кого учили в первую очередь военному делу! Куприн закончил Александровское военное училище в 1890 году, после чего уже подпоручик Куприн отправился в 46-й пехотный Днепровский полк, расквартированный в городишке Проскурове Подольской губернии (ныне это украинский город Хмельницкий). Но военное поприще его не увлекало, в отличие от журналистской и литературной деятельности.
Взгляды Куприна были вполне себе «демократическими». Во время подавления бунта матросов крейсера «Очаков», в своем очерке «События в Севастополе», опубликованном в петербургской газете «Наша жизнь» 1 декабря 1905 года, писатель полностью встал на сторону бунтарей. За что был выслан из города, не забыв перед этим помогать бежавшим с крейсера матросам, доставая им штатское платье, помогая сбить со следа полицию.

Не удивительно, что и трагический февраль 1917 года Куприн принял с восторгом. После чего работал редактором газеты «Свободная Россия», издававшейся партией левых эсеров — то есть частью самой кровавой партией в российской историей, активно занимавшейся терроризмом на протяжении всей своей истории. С 1918 года по 1919 год писатель работал в издательстве «Всемирная литература», созданном Максимом Горьким. По сути, Куприн был «красным», пусть разных оттенков, но «красным».
А потом стал «белым». И дело не только в том, что в Гатчину, где он жил в 1919 году, пришла белая Северо-Западная армия, которая с численностью в 20 000 человек пыталась захватить полуторамиллионный город. Писатель жил в пригороде Петрограда и занимался … огородом. Иначе ждала голодная смерть.

«Тогда все, кто могли, занимались огородным хозяйством, а те, кто не могли, воровали овощи у соседей» — напишет Куприн.

Вступив в белую армию, он хоть и был офицером, служить пошел в армейскую газету. Почему? Об этом он сам написал в одном из самых своих пронзительных произведений «Купол св. Исаакия Долматского». Читая эти строки, надо помнить, что ужас ленинградской блокады еще будет впереди, а писатель описывает то, что он видел в 1919 году! Но как это напоминает блокадные рассказы…

«К середине 19-го года мы все, обыватели, незаметно впадали в тихое равнодушие, в усталую сонливость. Умирали не от голода, а от постоянного недоедания. Смотришь, бывало, в трамвае примостился в уголке утлый преждевременный старичок и тихо заснул с покорной улыбкой на иссохших губах. Станция. Время выходить. Подходит к нему кондукторша, а он мертв. Так мы и засыпали на полпути у стен домов, на скамеечках в скверах».

Тут и проходит вторая линия связи между Сталиным и Куприным. Не только решение вождя вернуть писателя из эмиграции. В одно время они находились рядом и, фактически по разные стороны тогдашних баррикад. Летом 1919 года Ленин направляет Сталина навести порядок, удержать город во время первого наступления белых на Петроград. Иосиф Виссарионович город удерживает, порядок наводит. И телеграфирует Ленину: «Перелом в наших частях начался. За неделю не было ни одного случая частичных или групповых перебежек. Дезертиры возвращаются тысячами. Перебежки из лагеря противника в наш лагерь участились. За неделю к нам перебежало человек 400, большинство с оружием».
Обратим внимание, что Сталин пишет Ильичу об отсутствие перебежчиков из Красной армии, как о важном и показательном явлении. Дело в том, что дезертирство в рядах красных тогда было повальным. Бежали десятки тысяч — но это было еще полбеды. Проблема была в том, что взятые в плен тысячи матросов и солдат Красной армии в следующем бою… вставали в ряды белых! Основным источником пополнения Северо-Западной армии были пленные красные. Сталину удалось остановить этот процесс, о чем он и докладывал Ленину.

Но основную лепту в разгром белых под Петроградом внес все же не Сталин, а англичане. Предательство «союзников» погубило Северо-Западную армию. Английский флот, который должен был помочь, просто исчез в самый решающий момент и тем самым спас большевиков.

«Англичане, обещавшие подкрепить движение белых на Петербург своим военным флотом, безмолвствуют, и лишь под занавес, когда большевики, в безмерно превосходящих силах, теснят, окружают Белую армию, и она уже думает об отступлении, лишь тогда перед Красной Горкой появляется английский монитор и выпускает несколько снарядов с такой далекой дистанции, что они никому и ничему вреда не приносят» — так описывает это Куприн.

Это было летом 1919 года. А осенью началось второе наступление Белых, в котором пусть и пером, но поучаствовал Куприн. В своей книге «Купол св. Исаакия Долматского» он пишет об этом так: «Англичане присылали аэропланы, но к ним прикладывали неподходящие пропеллеры; пулеметы — и к ним несоответствующие ленты; орудия — и к ним неразрывающиеся шрапнели и гранаты. Однажды они прислали 36 грузовых пароходных мест. Оказалось — фехтовальные принадлежности: рапиры, нагрудники, маски, перчатки. Ружья, присланные ими, выдержали не более трех выстрелов, после четвертого патрон так крепко заклинивался в дуле, что вытащить его возможно бывало только в мастерской».

Преданная белая армия откатывается к эстонской границе. С ними уходит и Куприн. Его ждут 17 лет эмиграции, а рядовых и офицеров Северо-западной армии ждут эстонские концлагеря, где от тифа и голода умрет примерно половина ее состава.
Гражданская война закончилась. Куприн в Париже. Много пишет, еще больше тоскует по Родине. И когда Сталин  приглашает его вернуться, он возвращается. Свои мысли и ощущения по возвращении в СССР Куприн описывает в интервью советской прессе и в своем публицистическом очерке «Москва родная».

«Что больше всего понравилось мне в СССР? За годы, что я пробыл вдали от Родины, здесь возникло много дворцов, заводов и городов. Всего этого не было, когда я уезжал из России. Но самое удивительное из того, что возникло за это время, и самое лучшее, что я увидел на родине, это — люди, теперешняя молодежь и дети.
Москва очень похорошела… Необыкновенно комфортабельно метро, которое, конечно, не идет даже в сравнение с каким-либо другим метро в Европе. Впечатление такое, что находишься в хрустальном дворце, озаренном солнцем, а не глубоко под землей. Таких широких проспектов, как в Москве, нет и за границей. В общем, родная Москва встретила меня на редкость приветливо и тепло».

Напомню, что приехал писатель в СССР в «тот самый» 1937 год. Но его впечатление совершенно не такое, как «воспоминания» наших сегодняшних либералов. Они светлые.

«Мне очень хочется писать для чудесной советской молодежи и пленительной советской детворы. Не знаю только, позволит ли мне здоровье в скором времени взяться за перо. Пока думаю о переиздании старых вещей и об издании произведений, написанных на чужбине. Мечтаю выпустить сборник своих рассказов для детей», — пишет Куприн.

У него много планов и идей. Не вышло. Через год, 25 августа 1938 года Куприн скончался в Ленинграде от рака пищевода. Он похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.
Так красный Куприн или белый? Он русский.