Бой в Наваринской бухте. Когда военные мудрее дипломатов.

В четырехчасовом сражении русские, британские и французские моряки уничтожили 60 турецких кораблей, не потеряв ни одного своего

Состоявшееся 8 (20 по н. ст.) октября 1827 года Наваринское сражение объединенной русско-франко-британской эскадры с оттоманским флотом вошло в историю как одно из важнейших событий, приблизивших победу Греции в войне за независимость от Порты. Хотя Великобритания и Франция совершенно не собирались уничтожать турецкий флот. Их устраивало, если бы Константинополь отказался от активных действий на море и политики «выжженной земли» на суше. Но Россия стремилась сделать все, чтобы помочь единоверцам-грекам, которые уже шестой год сражались против турецкого владычества.

Битва без войны

Сражение в Наваринской бухте состоялось в необычных условиях. Ни Россия, ни Великобритания, ни Франция в этот момент не находились с Турцией в состоянии войны. Более того, Лондон и Париж вообще готовы были поддержать усилия Порты в войне с греками, чтобы не допустить усиления влияния России в регионе. А Российская империя не могла не разделять стремления Греции освободиться от трехсотлетнего османского владычества. Во-первых, греки были единоверцами – православными, а во-вторых, поддержка Греции позволяла ослабить Турцию и изменить баланс сил в регионе.

6 июля (24 июня по ст. ст.) 1827 года в Лондоне представители России, Великобритании и Франции подписали так называемую Лондонскую конвенцию. Этот документ, с одной стороны, вынуждал Париж и Лондон к активному вмешательству в события на Пелопоннесе, а с другой, давал им возможность сдержать российскую экспансию. Конвенция предусматривала заключение между Портой и Грецией немедленного перемирия, за которым должны были последовать переговоры об окончательном урегулировании отношений. Правда, их форма сохраняла вассалитет Греции по отношению к Турции: относительная автономия предоставлялась грекам в обмен на выплату ежегодной дани.

В Лондонской конвенции содержался и секретный пункт, внесенный по инициативе России. Он предусматривал возможность дипломатического и военного вмешательства, если Константинополь отвергнет, что наиболее вероятно, предложение союзников. В таком случае союзные державы направляли своих консулов в Нафплион – столицу Греции, и одновременно отзывали дипломатов из Турции. А в Ионическое море направлялся союзный флот, состоявший из британской, французской и русской эскадры. Ему предстояло, как говорилось в конвенции, «принять все меры, которые могут потребоваться обстоятельствами», чтобы обеспечить выполнение требований союзников.

Слабость силы

В секретном пункте особо оговаривалось, что командиры эскадр не должны принимать ничью сторону в конфликте. Но кандидатура командующего соединенным флотом сэра Эдварда Кодрингтона не оставляла никаких надежд на это. Британский вице-адмирал был известен как горячий сторонник греческой независимости, слыл прекрасным моряком и никудышным дипломатом. Это практически гарантировало, что если требования Лондонской конвенции не будут выполнены, соединенная эскадра начнет боевые действия. Возможно, поэтому командующий французской эскадрой контр-адмирал Анри Готье де Риньи был разозлен необходимостью подчиняться Кодрингтону, тогда как командующий русской эскадрой контр-адмирал граф Логин Гейден согласился с этим безусловно.

Как и ожидалось, Турция отвергла Лондонскую конвенцию. Чтобы продемонстрировать серьезность намерений трех держав, соединенный флот в начале октября 1827 года подошел к Наваринской бухте – оперативной базе турецкого флота, который поддерживали египетская и тунисская эскадры. Соотношение сил было формально в пользу турок, чей флот насчитывал 90 кораблей, имевших на борту порядка 3500 орудий. Правда, среди этих кораблей было всего три линейных, а почти треть судов была вооруженными торговцами, которые несли довольно слабую артиллерию. С этой точки зрения преимущество было у союзников. В их флоте насчитывалось десять линейных кораблей – четыре русских, три британских и три французских, которые несли по 70-80 орудий каждый. И хотя общее число союзнических пушек не превышало 1300, это были по большей части орудия крупного калибра, которые обслуживали канониры с гораздо более высокой дисциплиной и выучкой.

Потенциальное преимущество союзников осознавал и командующий турецким флотом Ибрагим-паша. Британские корабли уже несколько раз вынуждали турецкие отказаться от попыток прийти на помощь наземным войскам, которые начали терпеть поражения после того, как союзники решили вмешаться в ход войны. Оставаясь в Наваринской бухте, Ибрагим-паша, по большому счету, находился в ловушке. Турецкий адмирал мог рассчитывать только на поддержку огнем береговых батарей. На берегу располагалось 165 орудий: основная часть – в Наваринской крепости, остальные – в укреплениях на острове Сфактерия.

Наваринская бойня

Встреча союзнической эскадры с турецким флотом в Наваринской бухте рассматривалась исключительно как демонстрация силы. Выполняя тот самый секретный пункт Лондонской конвенции, сэр Эдвард Кодрингтон, как он потом категорически настаивал, лишь намеревался, поставив свои корабли напротив турецких, вынудить-таки Порту к прекращению боевых действий. Вероятно, чтобы не спровоцировать столкновения, вице-адмирал Кодрингтон отдал распоряжение русской эскадре войти в бухту последней, когда британцы и французы уже будут там.

События начали развиваться совершенно не по плану сэра Эдварда Кодрингтона. Когда корабли французов и англичан уже были в Наваринской бухте, а русские только начали входить в нее, на турецком брандере, куда в качестве парламентера отправился британский офицер, вдруг началась стрельба. Задача у англичанина была простой: потребовать от турок отвести их брандеры от кораблей союзников, чтобы не создавать угрожающего положения. Но у кого-то из команды османского корабля не выдержали нервы, и выстрелом из ружья парламентер был убит. Судя по всему, у турок просто сдали нервы. И это оказалось роковым моментом для всего их флота.

Поначалу ход сражения складывался, казалось бы, в пользу турецких моряков. Им удалось, пользуясь существенным перевесом в количестве боевых кораблей, вынудить каждый из союзнических сражаться против трех-четырех, а то и пяти османских. В таком тяжелом положении оказался, например, британский флагман линкор «Азия», на котором держал флаг вице-адмирал Кодрингтон. Хотя ему удалось довольно быстро вывести из строя непосредственно противостоявшие ему крупные турецкие корабли, огонь более мелких, стрелявших сквозь бреши в первой линии, оказался чрезвычайно сильным.

В таком же положении вскоре оказался и русский флагман «Азов»*, которым командовал капитан I ранга Михаил Лазарев. Ему противостояли сразу пять противников! Насколько сильным был их огонь, можно судить по такому факту: в ходе сражения русский линкор получил 153 пробоины, из них семь – ниже ватерлинии. Как говорили потом опытные моряки, турок подвело невесть почему принятое решение стрелять не по корпусам союзнических линкоров и фрегатов, а по парусам. Такой прием хорош в маневренном бою, но когда сражение идет между практически неподвижными кораблями, он оказывается гораздо менее эффективным.

Поскольку комендоры союзников сосредотачивали огонь именно на корпусах турецких кораблей, довольно скоро в сражении наступил закономерный перелом. Несколько крупных турецких кораблей были практически полностью разбиты и загорелись, а картечь, которой их обстреливали союзники, не давала тушить пожары. К тому же русские моряки использовали любую возможность нанести урон противнику. Например, когда один из турецких кораблей, обстреливавший английскую «Азию», неосторожно повернулся кормой к «Азову», по нему немедленно открыли огонь четырнадцать русских пушек. Очень скоро вся корма у турка была разбита, он загорелся и взорвался.

Школа будущих адмиралов

Четырехчасовое сражение закончилось победой союзнического флота. Ни один из британских, французских или русских кораблей не был потерян, хотя многие лишились мачт и на их бортах зияли крупные пробоины. Невелики оказались и человеческие потери: в общей сложности на всех 27 кораблях союзной эскадры был убит 191 человек и ранены 564. У турок только счет погибших шел на тысячи, а из девяти десятков кораблей уничтоженными или выброшенными на берег оказались свыше шестидесяти. Фактически турецкий флот, действовавший против греков, был уничтожен: продолжать операции он уже не мог, поскольку сохранились лишь самые небольшие и плохо вооруженные корабли.

Помимо чисто материальных потерь, турки утратили и военно-дипломатический вес. Поддерживавший их до сих пор египетский флот отказался от подобных действий в будущем, что оказалось очень дальновидно. В последовавшей за Наваринской битвой русско-турецкой войне 1828-29 годов Порта понесла тяжелое поражение. И это при том, что фактически война эта и стала следствием победы в Наваринской бухте. Разъяренный разгромом своего флота турецкий султан Махмуд II закрыл для русского флота проход через пролив Босфор и призвал своих подданных к «священной войне». Которую и проиграл, а в итоге вынужден был признать все территориальные приобретения России на Кавказе и в восточной части Черного моря, а также полностью согласился с условиями Лондонской конвенции 1827 года.

Для русского флота победа в Наваринском сражении стала одной из крупнейших в XIX столетии и прекрасной школой для молодых моряков. В их числе были и служившие на «Азове» трое будущих легендарных адмиралов, героев первой обороны Севастополя – Павел Нахимов, Владимир Истомин и Владимир Корнилов. Все трое были отмечены за свои заслуги: Нахимов стал капитан-лейтенантом и кавалером ордена Святого Георгия IV степени, Корнилов – лейтенантом и кавалером ордена Святой Анны IV степени, а Истомин – мичманом и кавалером Георгиевского креста. Сам же «Азов» стал первым в истории русского флота кораблем, удостоенным высшей награды – Георгиевского кормового флага и вымпела, а его командир Михаил Лазарев удостоился звания контр-адмирала и трех орденов: греческого, британского и французского.