10481
Бомба. Подлинная история советского атомного проекта
Источник: aif.ru
·
Автор: Андрей Сидорчик
24 июля 1945 года в Потсдаме состоялся исторический разговор между президентом США Гарри Трумэном и советским лидером Иосифом Сталиным. Американец собирался довести до «дядюшки Джо», как неофициально именовали Сталина на Западе, информацию, которая должна была перевернуть расклад сил в мире.
Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, наблюдавший за происходящим со стороны, так описывал происходящее: «24 июля, после окончания пленарного заседания, <...> я увидел, как президент подошёл к Сталину, и они начали разговаривать одни при участии только своих переводчиков. <...> Я знал, что собирается сказать президент. Важно было, какое впечатление это произведёт на Сталина. <...> Казалось, что он был в восторге. Новая бомба! Исключительной силы! Какая удача! Я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чём ему рассказывали. <...> Но на его лице сохранилось весёлое и благодушное выражение. <...> „Ну как сошло?“ — спросил я. „Он не задал мне ни одного вопроса“, — ответил президент».
Черчилль посчитал, что Сталин просто не понял, о чем идет речь, но в действительности Иосиф Виссарионович был осведомлен ничуть не хуже самого Трумэна. Тем же вечером он дал указание Вячеславу Молотову переговорить с Игорем Курчатовым об ускорении работ по советскому атомному проекту.
Уинстон Черчилль, Гарри Трумэн и Иосиф Сталин на Потсдамской конференции. Фото: Commons.wikimedia.org
В 1930-х годах ученые всё дальше продвигались в изучении физики ядра. В самом конце 1938 года немецкие физики Отто Ган и Фриц Штрассман установили, что атомное ядро урана находится в состоянии неустойчивости. Оно способно расщепляться, то есть делиться на две части, выделяя при этом огромное количество энергии. Опираясь на открытие Гана и Штрассмана, физики ряда стран независимо друг от друга предсказали возможность самоподдерживающейся цепной реакции в определённой массе урана.Ученые заговорили о возможности создания новой бомбы, один заряд которой мог уничтожить целый город. При этом существовала вероятность того, что первой данный вид оружия получит нацистская Германия.
Среди большинства физиков мира преобладали антифашистские настроения. Летом 1939 года Лео Силард и Юджин Вигнер обратились к Альберту Эйнштейну с просьбой написать письмо президенту США Франклину Рузвельту, чтобы ознакомить политика с новой опасностью. Эйнштейн согласился, и 2 августа письмо, в котором физик знакомил американского лидера с опасными исследованиями, ведущимися в нацистской Германии, было отправлено. Обращение к Эйнштейну было связано с тем, что только он на тот момент обладал достаточным авторитетом, способным заставить прислушаться сильных мира сего.
С большим трудом лишь в октябре 1939 года инициаторам письма удалось передать его Рузвельту. Несмотря на авторство Эйнштейна, президент отнёсся к нему скептически, но после консультаций с советниками учредил «Урановый комитет», которому было поручено изучить проблему более тщательно.
В 1940 году учёные Харьковского физико-технического института Фридрих Ланге, Владимир Шпинель и Виктор Маслов подали ряд научных заявок, охватывавших комплекс работ, необходимых для создания атомной бомбы. Заявка поступила одному из основателей Радиевого института Виталию Хлопину, который оценил ее так: «Она в настоящее время не имеет под собой реального фундамента. Кроме того, по существу в ней очень много фантастического».
С началом Великой Отечественной войны объемы работ в области ядерной физики по объективным причинам были сокращены.
С конца 1941 года советская разведка стала получать информацию о том, что в Великобритании и США ведутся интенсивные научно-исследовательские работы, направленные на разработку методов использования атомной энергии для военных целей и создание атомных бомб огромной разрушительной силы.
Весной 1942 года Главное разведывательное управление обратилось в Академию наук СССР с просьбой дать оценку тому, насколько реальны в настоящее время успешные практические работы в данном направлении. Хлопин, и на сей раз дававший научное заключение, обратил внимание на то, что за последний год в научной литературе почти совершенно не публикуются работы, связанные с решением проблемы использования атомной энергии. Это было косвенным подтверждением того, что в США и Великобритании работы по созданию атомной бомбы действительно форсируются.
29 сентября 1942 года, в разгар Сталинградской битвы, было принято постановление ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану», в котором говорилось: «Обязать Академию наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путём расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива». Для проведения данных работ директор Ленинградского физико-технического института Абрам Иоффе на базе группы ученых, находившихся в Казани, создал специальную лабораторию из 10 человек, заведующим которой был назначен Игорь Курчатов.
11 февраля 1943 года было принято постановление ГКО № 2872сс о начале практических работ по созданию атомной бомбы. Общее руководство возложили на заместителя председателя ГКО Вячеслава Молотова.
Игорь Васильевич Курчатов. Фото: РИА Новости
12 апреля 1943 года вице-президент Академии наук СССР Александр Байков подписал распоряжение № 121 о создании Лаборатории № 2 АН СССР, перед которой ставилась задача создания атомного оружия. Распоряжением по Академии наук СССР № 122 от 10 марта 1943 г. начальником лаборатории был назначен Курчатов, за все технические и организационные работы, связанные с проектом, отвечал заместитель председателя Совнаркома Михаил Первухин.
Постановление ГКО от 8 апреля 1944 г. № 5582сс обязало Народный комиссариат химической промышленности спроектировать в 1944 году цех по производству тяжёлой воды и завод по производству шестифтористого урана (сырьё для установок по разделению изотопов урана), а Народный комиссариат цветной металлургии — обеспечить в 1944 г. получение на опытной установке 500 кг металлического урана, построить к 1 января 1945 г. цех по производству металлического урана и поставить Лаборатории № 2 в 1944 г. десятки тонн высококачественных графитовых блоков.
3 декабря 1944 года вышло постановление ГКО СССР № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых Лабораторией № 2 АН СССР». Все работы по атомному проекту были сконцентрированы в Москве, где была выделена земля для строительства корпусов лаборатории.
16 июля 1945 года на полигоне Аламогордо в США была успешно испытана первая в мире атомная бомба.
Эффект превзошёл ожидания. Мощность взрыва составила около 18 килотонн в тротиловом эквиваленте. Кратер после взрыва составил в диаметре около 76 метров. Ударная волна распространилась на 160 километров, а грибовидное облако поднялось в высоту на 12 километров.
Когда облако рассеялось, учёные и военные отправились к эпицентру на танках, выложенных изнутри свинцовыми плитами. Увиденное произвело на них разное впечатление. Военные ликовали, а физики пребывали в угнетённом состоянии, поняв, какого джинна только что выпустили из бутылки.
Вечером 16 июля 1945 года Гарри Трумэн, находившийся в Потсдаме, получил кодированное сообщение: «Операция сделана сегодня утром. Диагноз ещё не полный, но результаты представляются удовлетворительными и уже превосходят ожидания. Доктор Гровс доволен». Американский президент был доволен: он считал, что имеет все основания разговаривать с СССР с позиции силы.
Между тем на столе советского руководства к тому моменту уже лежали подробные схемы американского атомного устройства. Кроме того, Сталин от советской разведки получил и подробный отчет о результатах испытаний в Аламогордо.
Причиной успешной работы разведчиков стала готовность физиков, занятых в американском ядерном проекте, передавать информацию в СССР. Дело было не в деньгах: ученые отдавали себе отчет в том, что не строят оружие для борьбы с уже разгромленным фашизмом, а передают в руки американских генералов дубинку, которую они способны пустить в ход далеко не в благородных целях.
Легендарный Павел Судоплатов, координировавший работу разведки по атомному проекту, в своих воспоминаниях писал: «Качество и объём полученной нами информации от источников в Великобритании, Канаде и США были крайне важны для организации и развития советской атомной программы. Подробные доклады об устройстве и эксплуатации первых атомных реакторов и газовых центрифуг, по специфике изготовления урановой и плутониевой бомб сыграли важнейшую роль в становлении и ускорении работы наших атомщиков, потому что целого ряда вопросов они просто не знали.
Это в первую очередь касается конструкции системы фокусирующих взрывных линз, размеров критической массы урана и плутония, сформулированного Клаусом Фуксом принципа имплозии, устройства детонационной системы, времени и последовательности операций при сборке самой бомбы и способа приведения в действие её инициатора... Атомная бомба в СССР была создана за 4 года. Если бы не разведчики, этот срок был бы в два раза больше».
Во время того самого разговора с Трумэном Сталин сохранял внешнее хладнокровие, но сложно представить, что творилось у него в душе. Над страной, лежавшей в руинах, в полный рост вставала новая опасность, еще более страшная.
6 и 9 августа 1945 года американцы наглядно продемонстрировали свои новые возможности, стерев с лица земли японские города Хиросиму и Нагасаки. Это была не столько акция устрашения и без того уже обреченных на поражение японцев, сколько угроза в адрес СССР: упрямство во внешней политике может обойтись очень дорого. Сталин понимал, что речь идет о самой возможности существования Советского Союза как независимой державы. Будущее зависело от того, как быстро и насколько успешно удастся реализовать советский атомный проект.
Распоряжением Государственного комитета обороны № 9887сс/оп от 20 августа 1945 года для создания в сжатые сроки ядерного оружия был создан Специальный комитет. Он был наделён чрезвычайными полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении правительства Советского Союза. Главой Специального комитета стал Лаврентий Берия, также в него вошли секретарь ЦК Георгий Маленков, председатель Госплана Николай Вознесенский, нарком боеприпасов Борис Ванников, заместитель наркома внутренних дел Авраамий Завенягин, научный руководитель работ Курчатов, директор Института физических проблем Петр Капица, нарком химической промышленности Михаил Первухин, а также заместитель Берии Василий Махнев, выполнявший функции начальника секретариата Специального комитета.
Предприятия и целые наркоматы, выполнявшие другие задачи во время Великой Отечественной войны, теперь перепрофилировались под атомный проект.
Задачи Специальный комитет решал поистине титанические. В Ленинграде сформировали два специальных опытно-конструкторских бюро, предназначенных для разработки оборудования, производящего обогащённый по изотопу 235 уран методом газовой диффузии. На Среднем Урале строили завод для получения обогащённого урана-235, на Южном Урале возводили предприятие по производству плутония-239. Каждый из этих заводов, словно матрешка, содержал внутри себя еще несколько сложнейших производств. С учетом строжайшей секретности ведущихся работ рядом с новыми объектами возводилось жилье для специалистов, живших на особо охраняемой территории. Так возникли Челябинск-40 и Арзамас-16.
Почти каждый документ, касающийся советского атомного проекта, содержит в себе упоминание о возможной личной ответственности руководителей за срыв сроков выполнения задач. Исключительная важность того, что делалось, не оставляла места для сантиментов.
С другой стороны, государство как могло пыталось решить бытовые сложности специалистов, занятых в решении задачи оборонного значения. Выдавали продовольственные пайки, выписывали премии, обували и одевали. Для послевоенного СССР условия были очень хорошими. Но и риск был велик. Речь не о возможных репрессиях, а о другом.
В июне 1948 года уполномоченный Совмина СССР на одном из предприятий атомного проекта докладывал: «В настоящее время после пробного пуска объекта „А“ ряд помещений в процессе наладки механизмов и аппаратуры периодически подвергается высокой активности. Академик Курчатов И. В. игнорирует иногда все правила безопасности и предосторожности (особенно когда что-либо не ладится) и лично заходит в помещения, где активность значительно выше допустимых норм. Так, 21 июня тов. Курчатов спустился на лифте на отметку минус 21 метр в помещение влагосигнализаторов в то время, когда активность в нём была свыше 150 допустимых доз. Прикреплённые к нему работники охраны МГБ, не будучи на сей счёт проинструктированными, а сотрудники радиометрической службы, преклоняясь перед его авторитетом, не препятствовали тов. Курчатову заходить в места, поражённые активностью. Во избежание могущих иметь место серьёзных последствий я обязал тов. Славского и начальника радиометрической службы объекта тов. Розмана не пропускать тов. Курчатова в помещения, где активность превышает допустимые нормы. В таком же направлении проинструктированы и прикреплённые к нему работники охраны МГБ...»
Курчатов бесстрашно шел в «фонящие» зоны, зарабатывая ударные дозы радиации. Глядя на него, так поступали и его сотрудники.
Советскому руководству, однако, не нужны были камикадзе. Каждый специалист на вес золота, и бессмысленные жертвы не приветствовались. Урезонивать Курчатова приходилось лично Берии, но хватало ненадолго: физик, словно одержимый, снова лез в самое пекло.
Первый советский атомный реактор Ф-1 заработал 25 декабря 1946 года. В 1948 году на комбинате «Маяк» заработал первый промышленный реактор А-1, который должен был выработать «начинку» для советской бомбы: оружейный плутоний.
9 июня 1949 года был подписан «Протокол по рассмотрению основных отправных данных для составления технической характеристики объекта РДС-1». За этим названием скрывали технические характеристики первой советской атомной бомбы. Максимальный размах оперения бомбы — 2 м, длина — 3 м 34 см, диаметр — 1,5 м, вес — 4600 кг. Рекомендовалось сбрасывать заряд с высоты от 5 до 10 тыс. м с самолета Ту-4.
15 июня 1949 года Курчатов и Ванников отправили Берии записку, которая означала: работы по созданию атомной бомбы завершены. И в этот момент головы всех троих — Берии, Курчатова и Ванникова, — как, впрочем, и многих других ответственных лиц, были поставлены на кон. Если на испытаниях РДС-1 не покажет результата, на который рассчитывали, этот провал будет стоить очень дорого. И тем, кто работал над бомбой, да и всей стране в целом.
29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне прозвучал взрыв. Свидетели говорили, что после того, как закончился обратный отсчет, повисла мертвая тишина. А потом последовал оглушительный удар... Когда Берия спросил, как расшифровывается название «РДС», Курчатов ответил: «Россия делает сама».
Испытания атомной бомбы. Фото: Commons.wikimedia.org
Двумя днями позже доклад об успешных испытаниях советской атомной бомбы вручили Сталину. Извещать об этом весь мир Иосиф Виссарионович не стал, предподнеся свой сюрприз Трумэну, занятому в тот момент написанием очередного ультиматума в адрес СССР.
В начале сентября 1949 года американская разведка доложила Трумэну: пробы воздуха в районе Камчатки показывают наличие изотопов, характерных для взрыва атомного заряда.
Если Сталин в 1945 году знал, чего ждать от американцев, то для Трумэна ответный привет стал шоком. Американские ученые уверяли его, что русские не смогут создать свою атомную бомбу до середины 1950-х. 23 сентября 1949 года Трумэн публично заявил, что в СССР произошел атомный взрыв. Заявление было достаточно невнятным: о бомбе как таковой сказано не было. ТАСС ответил заявлением, выдержанном в таком же стиле: «23 сентября президент Трумэн объявил, что, по данным правительства США, в одну из последних недель произведен атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявление было сделано английским и канадским правительствами, и вслед за опубликованием этих заявлений в американской, английской и канадской печати, а также в печати других стран появились многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах. В связи с этим ТАСС уполномочен заявить следующее.
В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов — строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, — которые вызывают необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят довольно часто в разных районах страны, возможно, что это могло привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза. Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что ещё 6 ноября 1947 года министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что „этого секрета давно уже не существует“».
Официальное объявление о том, что СССР обладает атомной бомбой, к Международному женскому дню — 8 марта 1950 года — приурочит Клим Ворошилов.
Осенью 1949 года, вручая Курчатову звезду Героя Социалистического Труда, Сталин заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, „попробовали“ бы её на себе». Вечное спасибо тем, кто этого не допустил.
Обложка: Первая советская атомная бомба РДС-1 в музее Российского федерального ядерного центра — Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (РФЯЦ-ВНИИЭФ) в Сарове. © / РИА Новости
«Он не задал мне ни одного вопроса»
Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, наблюдавший за происходящим со стороны, так описывал происходящее: «24 июля, после окончания пленарного заседания, <...> я увидел, как президент подошёл к Сталину, и они начали разговаривать одни при участии только своих переводчиков. <...> Я знал, что собирается сказать президент. Важно было, какое впечатление это произведёт на Сталина. <...> Казалось, что он был в восторге. Новая бомба! Исключительной силы! Какая удача! Я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чём ему рассказывали. <...> Но на его лице сохранилось весёлое и благодушное выражение. <...> „Ну как сошло?“ — спросил я. „Он не задал мне ни одного вопроса“, — ответил президент».
Черчилль посчитал, что Сталин просто не понял, о чем идет речь, но в действительности Иосиф Виссарионович был осведомлен ничуть не хуже самого Трумэна. Тем же вечером он дал указание Вячеславу Молотову переговорить с Игорем Курчатовым об ускорении работ по советскому атомному проекту.
Уинстон Черчилль, Гарри Трумэн и Иосиф Сталин на Потсдамской конференции. Фото: Commons.wikimedia.org
Перспективное оружие
В 1930-х годах ученые всё дальше продвигались в изучении физики ядра. В самом конце 1938 года немецкие физики Отто Ган и Фриц Штрассман установили, что атомное ядро урана находится в состоянии неустойчивости. Оно способно расщепляться, то есть делиться на две части, выделяя при этом огромное количество энергии. Опираясь на открытие Гана и Штрассмана, физики ряда стран независимо друг от друга предсказали возможность самоподдерживающейся цепной реакции в определённой массе урана.Ученые заговорили о возможности создания новой бомбы, один заряд которой мог уничтожить целый город. При этом существовала вероятность того, что первой данный вид оружия получит нацистская Германия.
Среди большинства физиков мира преобладали антифашистские настроения. Летом 1939 года Лео Силард и Юджин Вигнер обратились к Альберту Эйнштейну с просьбой написать письмо президенту США Франклину Рузвельту, чтобы ознакомить политика с новой опасностью. Эйнштейн согласился, и 2 августа письмо, в котором физик знакомил американского лидера с опасными исследованиями, ведущимися в нацистской Германии, было отправлено. Обращение к Эйнштейну было связано с тем, что только он на тот момент обладал достаточным авторитетом, способным заставить прислушаться сильных мира сего.
С большим трудом лишь в октябре 1939 года инициаторам письма удалось передать его Рузвельту. Несмотря на авторство Эйнштейна, президент отнёсся к нему скептически, но после консультаций с советниками учредил «Урановый комитет», которому было поручено изучить проблему более тщательно.
О чем молчат союзники?
В 1940 году учёные Харьковского физико-технического института Фридрих Ланге, Владимир Шпинель и Виктор Маслов подали ряд научных заявок, охватывавших комплекс работ, необходимых для создания атомной бомбы. Заявка поступила одному из основателей Радиевого института Виталию Хлопину, который оценил ее так: «Она в настоящее время не имеет под собой реального фундамента. Кроме того, по существу в ней очень много фантастического».
С началом Великой Отечественной войны объемы работ в области ядерной физики по объективным причинам были сокращены.
С конца 1941 года советская разведка стала получать информацию о том, что в Великобритании и США ведутся интенсивные научно-исследовательские работы, направленные на разработку методов использования атомной энергии для военных целей и создание атомных бомб огромной разрушительной силы.
Весной 1942 года Главное разведывательное управление обратилось в Академию наук СССР с просьбой дать оценку тому, насколько реальны в настоящее время успешные практические работы в данном направлении. Хлопин, и на сей раз дававший научное заключение, обратил внимание на то, что за последний год в научной литературе почти совершенно не публикуются работы, связанные с решением проблемы использования атомной энергии. Это было косвенным подтверждением того, что в США и Великобритании работы по созданию атомной бомбы действительно форсируются.
Лаборатория товарища Курчатова
29 сентября 1942 года, в разгар Сталинградской битвы, было принято постановление ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану», в котором говорилось: «Обязать Академию наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путём расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива». Для проведения данных работ директор Ленинградского физико-технического института Абрам Иоффе на базе группы ученых, находившихся в Казани, создал специальную лабораторию из 10 человек, заведующим которой был назначен Игорь Курчатов.
11 февраля 1943 года было принято постановление ГКО № 2872сс о начале практических работ по созданию атомной бомбы. Общее руководство возложили на заместителя председателя ГКО Вячеслава Молотова.
Игорь Васильевич Курчатов. Фото: РИА Новости
12 апреля 1943 года вице-президент Академии наук СССР Александр Байков подписал распоряжение № 121 о создании Лаборатории № 2 АН СССР, перед которой ставилась задача создания атомного оружия. Распоряжением по Академии наук СССР № 122 от 10 марта 1943 г. начальником лаборатории был назначен Курчатов, за все технические и организационные работы, связанные с проектом, отвечал заместитель председателя Совнаркома Михаил Первухин.
Постановление ГКО от 8 апреля 1944 г. № 5582сс обязало Народный комиссариат химической промышленности спроектировать в 1944 году цех по производству тяжёлой воды и завод по производству шестифтористого урана (сырьё для установок по разделению изотопов урана), а Народный комиссариат цветной металлургии — обеспечить в 1944 г. получение на опытной установке 500 кг металлического урана, построить к 1 января 1945 г. цех по производству металлического урана и поставить Лаборатории № 2 в 1944 г. десятки тонн высококачественных графитовых блоков.
3 декабря 1944 года вышло постановление ГКО СССР № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых Лабораторией № 2 АН СССР». Все работы по атомному проекту были сконцентрированы в Москве, где была выделена земля для строительства корпусов лаборатории.
«Доктор Гровс доволен»
16 июля 1945 года на полигоне Аламогордо в США была успешно испытана первая в мире атомная бомба.
Эффект превзошёл ожидания. Мощность взрыва составила около 18 килотонн в тротиловом эквиваленте. Кратер после взрыва составил в диаметре около 76 метров. Ударная волна распространилась на 160 километров, а грибовидное облако поднялось в высоту на 12 километров.
Когда облако рассеялось, учёные и военные отправились к эпицентру на танках, выложенных изнутри свинцовыми плитами. Увиденное произвело на них разное впечатление. Военные ликовали, а физики пребывали в угнетённом состоянии, поняв, какого джинна только что выпустили из бутылки.
Вечером 16 июля 1945 года Гарри Трумэн, находившийся в Потсдаме, получил кодированное сообщение: «Операция сделана сегодня утром. Диагноз ещё не полный, но результаты представляются удовлетворительными и уже превосходят ожидания. Доктор Гровс доволен». Американский президент был доволен: он считал, что имеет все основания разговаривать с СССР с позиции силы.
Между тем на столе советского руководства к тому моменту уже лежали подробные схемы американского атомного устройства. Кроме того, Сталин от советской разведки получил и подробный отчет о результатах испытаний в Аламогордо.
«Если бы не разведчики, этот срок был бы в два раза больше»
Причиной успешной работы разведчиков стала готовность физиков, занятых в американском ядерном проекте, передавать информацию в СССР. Дело было не в деньгах: ученые отдавали себе отчет в том, что не строят оружие для борьбы с уже разгромленным фашизмом, а передают в руки американских генералов дубинку, которую они способны пустить в ход далеко не в благородных целях.
Легендарный Павел Судоплатов, координировавший работу разведки по атомному проекту, в своих воспоминаниях писал: «Качество и объём полученной нами информации от источников в Великобритании, Канаде и США были крайне важны для организации и развития советской атомной программы. Подробные доклады об устройстве и эксплуатации первых атомных реакторов и газовых центрифуг, по специфике изготовления урановой и плутониевой бомб сыграли важнейшую роль в становлении и ускорении работы наших атомщиков, потому что целого ряда вопросов они просто не знали.
Это в первую очередь касается конструкции системы фокусирующих взрывных линз, размеров критической массы урана и плутония, сформулированного Клаусом Фуксом принципа имплозии, устройства детонационной системы, времени и последовательности операций при сборке самой бомбы и способа приведения в действие её инициатора... Атомная бомба в СССР была создана за 4 года. Если бы не разведчики, этот срок был бы в два раза больше».
Специальный комитет с особыми полномочиями
Во время того самого разговора с Трумэном Сталин сохранял внешнее хладнокровие, но сложно представить, что творилось у него в душе. Над страной, лежавшей в руинах, в полный рост вставала новая опасность, еще более страшная.
6 и 9 августа 1945 года американцы наглядно продемонстрировали свои новые возможности, стерев с лица земли японские города Хиросиму и Нагасаки. Это была не столько акция устрашения и без того уже обреченных на поражение японцев, сколько угроза в адрес СССР: упрямство во внешней политике может обойтись очень дорого. Сталин понимал, что речь идет о самой возможности существования Советского Союза как независимой державы. Будущее зависело от того, как быстро и насколько успешно удастся реализовать советский атомный проект.
Распоряжением Государственного комитета обороны № 9887сс/оп от 20 августа 1945 года для создания в сжатые сроки ядерного оружия был создан Специальный комитет. Он был наделён чрезвычайными полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении правительства Советского Союза. Главой Специального комитета стал Лаврентий Берия, также в него вошли секретарь ЦК Георгий Маленков, председатель Госплана Николай Вознесенский, нарком боеприпасов Борис Ванников, заместитель наркома внутренних дел Авраамий Завенягин, научный руководитель работ Курчатов, директор Института физических проблем Петр Капица, нарком химической промышленности Михаил Первухин, а также заместитель Берии Василий Махнев, выполнявший функции начальника секретариата Специального комитета.
«Курчатов лично заходит в помещения, где активность значительно выше допустимых норм»
Предприятия и целые наркоматы, выполнявшие другие задачи во время Великой Отечественной войны, теперь перепрофилировались под атомный проект.
Задачи Специальный комитет решал поистине титанические. В Ленинграде сформировали два специальных опытно-конструкторских бюро, предназначенных для разработки оборудования, производящего обогащённый по изотопу 235 уран методом газовой диффузии. На Среднем Урале строили завод для получения обогащённого урана-235, на Южном Урале возводили предприятие по производству плутония-239. Каждый из этих заводов, словно матрешка, содержал внутри себя еще несколько сложнейших производств. С учетом строжайшей секретности ведущихся работ рядом с новыми объектами возводилось жилье для специалистов, живших на особо охраняемой территории. Так возникли Челябинск-40 и Арзамас-16.
Почти каждый документ, касающийся советского атомного проекта, содержит в себе упоминание о возможной личной ответственности руководителей за срыв сроков выполнения задач. Исключительная важность того, что делалось, не оставляла места для сантиментов.
С другой стороны, государство как могло пыталось решить бытовые сложности специалистов, занятых в решении задачи оборонного значения. Выдавали продовольственные пайки, выписывали премии, обували и одевали. Для послевоенного СССР условия были очень хорошими. Но и риск был велик. Речь не о возможных репрессиях, а о другом.
В июне 1948 года уполномоченный Совмина СССР на одном из предприятий атомного проекта докладывал: «В настоящее время после пробного пуска объекта „А“ ряд помещений в процессе наладки механизмов и аппаратуры периодически подвергается высокой активности. Академик Курчатов И. В. игнорирует иногда все правила безопасности и предосторожности (особенно когда что-либо не ладится) и лично заходит в помещения, где активность значительно выше допустимых норм. Так, 21 июня тов. Курчатов спустился на лифте на отметку минус 21 метр в помещение влагосигнализаторов в то время, когда активность в нём была свыше 150 допустимых доз. Прикреплённые к нему работники охраны МГБ, не будучи на сей счёт проинструктированными, а сотрудники радиометрической службы, преклоняясь перед его авторитетом, не препятствовали тов. Курчатову заходить в места, поражённые активностью. Во избежание могущих иметь место серьёзных последствий я обязал тов. Славского и начальника радиометрической службы объекта тов. Розмана не пропускать тов. Курчатова в помещения, где активность превышает допустимые нормы. В таком же направлении проинструктированы и прикреплённые к нему работники охраны МГБ...»
Курчатов бесстрашно шел в «фонящие» зоны, зарабатывая ударные дозы радиации. Глядя на него, так поступали и его сотрудники.
Советскому руководству, однако, не нужны были камикадзе. Каждый специалист на вес золота, и бессмысленные жертвы не приветствовались. Урезонивать Курчатова приходилось лично Берии, но хватало ненадолго: физик, словно одержимый, снова лез в самое пекло.
«Россия делает сама»
Первый советский атомный реактор Ф-1 заработал 25 декабря 1946 года. В 1948 году на комбинате «Маяк» заработал первый промышленный реактор А-1, который должен был выработать «начинку» для советской бомбы: оружейный плутоний.
9 июня 1949 года был подписан «Протокол по рассмотрению основных отправных данных для составления технической характеристики объекта РДС-1». За этим названием скрывали технические характеристики первой советской атомной бомбы. Максимальный размах оперения бомбы — 2 м, длина — 3 м 34 см, диаметр — 1,5 м, вес — 4600 кг. Рекомендовалось сбрасывать заряд с высоты от 5 до 10 тыс. м с самолета Ту-4.
15 июня 1949 года Курчатов и Ванников отправили Берии записку, которая означала: работы по созданию атомной бомбы завершены. И в этот момент головы всех троих — Берии, Курчатова и Ванникова, — как, впрочем, и многих других ответственных лиц, были поставлены на кон. Если на испытаниях РДС-1 не покажет результата, на который рассчитывали, этот провал будет стоить очень дорого. И тем, кто работал над бомбой, да и всей стране в целом.
29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне прозвучал взрыв. Свидетели говорили, что после того, как закончился обратный отсчет, повисла мертвая тишина. А потом последовал оглушительный удар... Когда Берия спросил, как расшифровывается название «РДС», Курчатов ответил: «Россия делает сама».
Испытания атомной бомбы. Фото: Commons.wikimedia.org
«Если бы мы опоздали, „попробовали“ бы бомбу на себе»
Двумя днями позже доклад об успешных испытаниях советской атомной бомбы вручили Сталину. Извещать об этом весь мир Иосиф Виссарионович не стал, предподнеся свой сюрприз Трумэну, занятому в тот момент написанием очередного ультиматума в адрес СССР.
В начале сентября 1949 года американская разведка доложила Трумэну: пробы воздуха в районе Камчатки показывают наличие изотопов, характерных для взрыва атомного заряда.
Если Сталин в 1945 году знал, чего ждать от американцев, то для Трумэна ответный привет стал шоком. Американские ученые уверяли его, что русские не смогут создать свою атомную бомбу до середины 1950-х. 23 сентября 1949 года Трумэн публично заявил, что в СССР произошел атомный взрыв. Заявление было достаточно невнятным: о бомбе как таковой сказано не было. ТАСС ответил заявлением, выдержанном в таком же стиле: «23 сентября президент Трумэн объявил, что, по данным правительства США, в одну из последних недель произведен атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявление было сделано английским и канадским правительствами, и вслед за опубликованием этих заявлений в американской, английской и канадской печати, а также в печати других стран появились многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах. В связи с этим ТАСС уполномочен заявить следующее.
В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов — строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, — которые вызывают необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят довольно часто в разных районах страны, возможно, что это могло привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза. Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что ещё 6 ноября 1947 года министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что „этого секрета давно уже не существует“».
Официальное объявление о том, что СССР обладает атомной бомбой, к Международному женскому дню — 8 марта 1950 года — приурочит Клим Ворошилов.
Осенью 1949 года, вручая Курчатову звезду Героя Социалистического Труда, Сталин заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, „попробовали“ бы её на себе». Вечное спасибо тем, кто этого не допустил.
Обложка: Первая советская атомная бомба РДС-1 в музее Российского федерального ядерного центра — Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (РФЯЦ-ВНИИЭФ) в Сарове. © / РИА Новости
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии