Где вы были 30 лет и три года

Замечаю, что многие — по вполне понятным возрастным причинам — не понимают, что такое Приднестровье, откуда появилось и с чего это вдруг оно может стать поводом и местом новых обострений.
Перед нами, друзья, огромная и познавательная история, причём не одна, а несколько разных, однако воспроизведённых во многих деталях, как под копирку.
Все мы знаем, что в 2014 году Крым, Донецкая, Луганская, Харьковская и Одесская области восстали против политического Киева, взявшего радикальный курс на Запад и в числе прочего отменившего прежний статус русского языка сразу после победы «майдана».
(Отношение прогрессивной российской интеллигенции ко всем этим процессам известно: любое движение прочь от Москвы — благо, любое движение в сторону Москвы — зло.)
Однако 2014 год был далеко не первым конфликтом схожего толка.
За четыре года до киевского «майдана» и «русской весны», в 2008 году, случился грузино-осетинский конфликт, в котором Россия поддержала Южную Осетию.
Эта история брала свои истоки в событиях, случившихся за 20 лет до.
В 1988 году Грузия, почувствовавшая воздух свободы, объявила грузинский язык официальным в республике (да-да, как в 2014 году на Украине после победы «майдана»). Осетины, жившие на территории Грузинской ССР, восприняли это как недружественный акт.
И пошло-поехало.
В 1991 году началась война между Грузией и Южной Осетией. В ней, надо сказать, участвовали добровольцы из России, воевавшие за осетинскую независимость.
В январе 1992-го в Южной Осетии состоялся референдум о присоединении к России или независимости (да-да, как в ДНР и ЛНР в 2014 году).
Весной 1992 года началось новое военное обострение и закончилось подписанием в июле Сочинских мирных соглашений (типа Минских в августе 2014-го).
Две попытки вернуть Южную Осетию, предпринятые Тбилиси (в 2004 и в 2008 годах), ни к чему не привели.
Однако на Украине теперь воюет много грузинских добровольцев, а за Донбасс — много осетинских. Это эхо тех давних событий.

Уточним, что и в 1991, и в 2004, и в 2008 годах российская прогрессивная интеллигенция последовательно была на стороне Тбилиси, а любые шаги России по урегулированию конфликта именовались в нашей «независимой» прессе «имперскими комплексами» и «милитаристскими конвульсиями».

Заметим также, что известный противник «русской весны» Борис Акунин по паспорту — Чхартишвили. Может, что-то личное у него?
В Молдавии, не поверите, тоже всё началось с языка.
В 1988 году группа молдавских писателей опубликовала «Письмо 66» с требованием принятия государственным языком молдавского и признания его идентичным румынскому.
И снова пошло-поехало.
Приднестровье, населённое в основном русскими, и Гагаузия, населённая в основном гагаузами (христианский субэтнос, имеющий болгаро-турецкое происхождение), в ответ на давление Молдавии на референдуме 1990 года провозгласили свои автономии в составе Молдавской ССР (да-да, как ДНР и ЛНР в составе Украины), признав на собственных территориях государственными и русский, и молдавский, и гагаузский языки (да-да, снова как ДНР и ЛНР, где украинский в 2014 году остался вторым государственным).
Но это не понравилось Кишинёву (как позже и Киеву, да). Понемногу разгоралась война, которая перешла в горячую фазу летом 1992-го.
На помощь Приднестровью прибыли многочисленные русские добровольцы.
В августе война была закончена победой приднестровского сопротивления.
С тех пор у Приднестровья особый, признанный Россией (но не миром) статус и нескончаемые переговоры о том, как бы им наконец прибиться к России.
(Надо ли напоминать, что всё время этого конфликта российская прогрессивная интеллигенция болела за Кишинёв и Румынию против «приднестровской весны»; тем более — гагаузы какие-то, кто это вообще? — всё должно быть Европа, свобода только там.)
Вослед за южноосетинским и приднестровским конфликтами в 1992 году вспыхнул очередной — грузино-абхазский — конфликт, где Абхазия, входившая в состав Грузинской ССР, также не приняла грузинского языка как государственного, а Тбилиси — как новую столицу и отвоевала (при помощи русских добровольцев, да) независимость.
Эта война продолжалась 30 месяцев; мирное соглашение было подписано в мае 1994 года. Однако и Абхазия по сей день, по сути, остаётся непризнанным государством.

(Признание Россией самостоятельности Абхазии, конечно же, вызвало желчное негодование прогрессивной российской интеллигенции: абхазы какие-то, зачем они нужны, если они, в отличие от Грузии, не хотят ни в Европу, ни в НАТО, в то время как всё живое и здоровое хочет только туда.)

Как один из ответов за помощь российских добровольцев в 30-месячной войне можно рассматривать участие на стороне Донбасса легендарного комбата Абхаза, в батальоне которого всегда служили и служат абхазские добровольцы.
Свои трагедии пережила и бывшая Чечено-Ингушская АССР, когда в 1991 году политический Грозный решил выйти из состава России (при, конечно же, поддержке нашей прогрессивной интеллигенции), но в ответ получил сначала отделение Ингушетии, а следом — политический коллапс внутри собственной территории.
Коллапс обернулся начавшейся в 1993 году на территории Чечни гражданской войной, в которой чеченские сторонники Москвы (порицаемые нашей прогрессивной интеллигенцией) боролись со сторонниками выхода из состава России (всё более любимыми нашей прогрессивной интеллигенцией).
Пророссийские чеченцы (не без помощи с севера, да-да, как в ДНР и ЛНР) несколько раз штурмовали Грозный, пытаясь выбить прочь антироссийский клан, захвативший власть.
Конфликт разросся и обернулся сначала первой, а затем второй чеченской, завершившейся в апреле 2000 года (да-да, спустя восемь лет после начала), когда к власти в Грозном пришли пророссийские чеченские силы.
(С тех пор российская прогрессивная интеллигенция разлюбила чеченцев.)
В этом смысле, когда у нас говорят: «А где вы были последние восемь лет?» — я, знаете, немного нервничаю.

Где вы были 30 лет и три года? Вот что надо спрашивать.

В какой стране вы жили вообще?
Гражданская борьба ряда народов за независимость не прекращалась на территории бывшего СССР (Российской империи), по сути, никогда за эти годы.
А то, что всякая независимость так или иначе имеет столицу в Москве, для Москвы все эти 33 года было не праздником, а крестом.
Но выбора у нас не было и нет.
Кто-то должен смотреть за пространством.
Что до прогрессивной интеллигенции — тут лишь один вопрос.
Если она подобным образом ведёт себя всегда, отчего её поведение из раза в раз кого-то удивляет?
Не знаю, есть ли у нас проблема с интеллигенцией, но с памятью есть точно.