Луганский дневник – часть 3.

Продолжаю публикацию дневника монахини, которая летом 2014 года приехала в осажденный Луганск. Предлагаю вашему вниманию заключительную, третью часть.

• первая часть


• вторая часть

«У местных артиллеристов сменился график. Ночью теперь относительно спокойно, (хотя где-то стреляют всегда), а часа в четыре утра начинается грохот. С неделю, как где-то по соседству установили огневую точку, бьют далеко за город (нам слышны только залпы). В доме дребезжат стекла и вибрируют стены. При каждом залпе прошу Господа, чтобы пролетело мимо цели. Если б знали ополченцы, какой тут "наводчик наоборот" завёлся, забрали бы, наверное, как диверсантку. А мне и тех, и этих жалко...
В этой войне нет правых, но, повторюсь, больше виноваты те, кто заварил эту кровавую кашу. Подчеркнуто обращаюсь всё время именно к романтикам майдана, потому что те, кто делает это по плану и за деньги, без романтиков обойтись просто не могут. Да и к ТЕМ обращаться ни смысла, ни охоты нет.
В канун Преображения город получает от заботливого господина Порошенко особенно щедрые подарки. Я рассказываю только то, что видела сама (кстати, все фотографии, которые прикрепляю, тоже сделаны мной). В два часа дня, когда на центральном рынке было еще полно народа, его начали серьезно обстреливать. Очевидцы (или ушеслышцы) насчитали двадцать три снаряда.




От начавшегося страшного пожара выгорело всё. По дороге на праздничную вечернюю службу наблюдаю столб черного дыма над рынком. Захожу, как всегда, в храм мученицы Татианы - поздравить рабу Божию N., которая и в отсутствие всякого духовенства верно его стережёт, несмотря на очень реальные опасности такого служения - и скорым шагом иду дальше. Скорым, потому что очень близко стреляют. Не до  прогулок, знаете ли. Выхожу на центральную улицу, прямую, как стрела, а там - ужас: летит и свистит прямо на меня. Уже не заботясь о чистоте одежды - постирать-то негде, да что уж теперь - падаю лицом вниз, благо газон рядом. Разрывается где-то за спиной, но осколки до меня не достают. Вскакиваю и бегу вперед - в слезах, соплях и молитвах.
Летит еще одна - опять падаю. Ну, разлёживаться смысла нет, так и служба пройдет, так что поднимаюсь и на ватных ногах, непрерывно крестясь, все же достигаю храма.
В крипте не страшно, да и вот так умереть, в собрании верных, за праздничным богослужением... что может быть прекрасней? Но я все время оказываюсь с этой тёткой один на один, и почему-то это тяжело.




Все прихожане живут поблизости, а мне идти целый час, так что батюшка долго меня крестит и благословляет в обратный путь. Иду. Пока всё тихо. Ушам отдых, зато глазам - боль. Всего два часа прошло, но храм мученицы Татианы уже стоит весь выщербленный, без стекол. В алтаре - осколки снаряда. Начинался пожар, и моя подруга залила его из дьяконских дверей. Снаряд упал через пять минут после моего ухода, и все время, пока мы там молились, она выгребала осколки стекла и свинца. Через дом от храма - пожар. Еще через несколько домов - выщербленная стена и срезанное дерево. Вот справа цирк... (кстати, полное ощущение, что я в своем родном городе - уж эти типовые советские проекты!) Еще два часа назад в нем были какие-то стекла, а сейчас  веселые афиши смотрятся гротескно на фоне пустых обугленных глазниц.
С праздником и Вас, господин Порошенко.
Рано утром выезжаю из Луганска в соседний город-спутник. Нужно получить деньги, связаться с родными, обработать и отправить свои записки. Часа два томимся в неизвестности, будет ли маршрутка (накануне не было, сильно стреляли), наконец она приходит, мы рассаживаемся, потом еще около часа ждём, пока заполнится другая. По одной они не ездят, опасно. Билет до войны стоил туда меньше семи гривен, а теперь от семидесяти до ста, за риск! И время в пути было - двадцать минут, а мы едем около двух часов – какими-то выжженными лесами, песками, буераками.
Проезжаем несколько блокпостов – и тех, и других, но проверяют паспорта только у мужчин. Не вполне понятно, зачем – пометки «диверсант» или, наоборот, «сепаратист», там всё равно нет.

Выгружают нас на заставе украинской нацгвардии, где всех луганчан досматривают, проверяют документы и регистрируют. Требуют предъявить ноутбуки/мобильные телефоны, и у меня душа уходит в пятки – мой телефон забит компроматом. Прикидываюсь безвредной старушкой и тихонько отхожу в другую очередь… вроде никто не гонится.
Нацгвардейцам мой паспорт нравится.
(Я потому и заехала в Украину с британским, что в июне меня здорово помучили с российским паспортом в районе Славянска. Ситуация была зеркальная - выкинули из-за руля таксиста, который меня вез, посадили в спину автоматчика и повезли в милицию выяснять личность… правда, выяснив, не извинились.)
Пышная блондинка в камуфляже всех фотографирует с открытым паспортом в руках.
- А зачем это? - спрашивает какой-то мужчина.
- Так надо. Не бойтесь.
- Я и не боюсь!
Блондинка задумчиво поводит очами и тихо, но как-то весомо роняет:
- А зря…
И я думаю, что зря.
Городишко называется странно - Счастье. Особенно парадоксально  это звучит в контексте происходящего. Сутки напролет слушаю, как палят отсюда по Луганску, а за эту ночь мимо дома, где ночую, прошли две колонны тяжелой бронетехники. Три дня до великого праздника - дня независимости - а город решено взять к этой дате. Город - или что там от него останется...
Господи, только бы успеть вернуться!
По просьбе соседей звоню в N., представляюсь, расспрашиваю, как дела. Узнаю, что в городок вошла нацгвардия.
- Вчера пришли к нам в поликлинику (она медсестра), всё обыскали, да какой сейчас спирт. Тогда собрали нас вместе, спрашивают:
- Гимн Украины знаете?
- Н-нет…
- Та-а-к, будем учить. Повторяйте: «Ще не вмерла Украины ни слава, ни воля…»
- Ще не вмерла…
Узнав, что я собираюсь обратно в Луганск, разные люди дают мне поручения: разыскать родственников, посмотреть, в каком состоянии квартиры. Особенно трогает сердце одна женщина, которая вынужденно уехала в Киев и теперь дни напролет плачет, не зная, как там ее старенький папа. Приехав в Луганск (успела, слава Богу!), незамедлительно отправляюсь по этому адресу. Разыскиваю нужную мне пятиэтажку, и сердце сжимается – перед подъездом приличная воронка, стекол нет во всём доме. Уже ни на что не рассчитывая, стучу в дверь, она тут же открывается, и на площадку выходит бодрый старичок. Я так рада, что он жив, и он так похож на моего собственного старенького папочку, что с трудом удерживаюсь, чтобы его не обнять. Рассказывает, что у него окна целы, потому что выходят на другую сторону, а в дочкиной квартире - над ним - ничего не осталось, и стена повреждена. Четыре человека при взрыве погибли, остальные почти все уехали. Во всём доме только пятеро жильцов.





За три дня, что меня не было, в центральной части города успели разрушить не так много – видимо, военной мощи не хватило на то, чтобы и Луганск захватить, и эту самую мощь на торжественном параде в Киеве продемонстрировать. Опять досталось храму Умиления – прямое попадание снаряда в новенький дом причта. Крыша разрушена, внутри – не видела, но могу себе представить. Хорошо хоть, никого там не было в тот момент.
А рядом с нами попал снаряд в развлекательный комплекс каток/аквапарк, при этом взрывной волной переломало в нескольких местах ногу соседке-старушке, которая как раз сидела перед подъездом в своей инвалидной коляске. Она – неходячая, почти всю жизнь ползала на коленках, а теперь, с гипсом на всю ногу, оказалась совершенно беспомощной. Из больницы её выписали через день, нужно было освободить место для семилетней девочки, которой взрывом оторвало ножку. (Врачи три дня боролись за жизнь Марины, но безуспешно.) Вообще в условиях отсутствия воды и электричества в Луганских больницах раненым оказывают первую помощь, и потом стараются эвакуировать.
Еще одна печальная история: пока я ездила, в доме напротив соседи обнаружили старичка девяноста-двух лет. Все родные уехали, его не поручив никому. Видимо, он понял это и не смог пережить, а когда соседи почувствовали запах газа, было уже поздно. Два дня тело пролежало за гаражами – город, как я уже говорила, не справляется с количеством умирающих. Дедушка Николай был ветеран войны, герой Советского Союза. Тут и я скажу - слава героям! Верится, что Господь будет судить его каким-то Своим – милостивым – судом.

В полумиллионном городе осталось не больше половины жителей, и на всех – три аптеки, да и в тех почти ничего нет. В войну, говорят, люди не болеют, но есть же еще и пострадавшие… спрашиваю хотя бы анальгин. Девушка пожимает плечами:
- Давно нет.
В поисках хоть какого-нибудь болеутоляющего для моих подопечных обхожу весь центр города и, наконец, нахожу. Подъезжает маршрутка, но не совсем подходящая, придется долго тащиться по жаре. Другой может и не быть, но всё же пропускаю, и оказывается, что иногда лень спасает жизнь. Поехала бы я на ней – как раз попала бы под мощный обстрел. Рядом с той остановкой, где пришлось бы сойти, пункт раздачи гуманитарки из России для нашего района. Соседи, кто там был, потом рассказывали: вдруг полетели мины, и несколько сотен людей, в основном старички и женщины (разумеется, все – злостные сепаратисты) дружно повалились на землю. Попало в хлебный киоск по соседству, одного мужчину убило осколком.
Говорят, слова имеют свойство материализоваться, а по украинскому радио (другого транзисторный приемник сейчас не ловит) часто передают добрые пожелания простых украинцев в адрес донбассцев:
- Нехай вони усi згинуть!
Российская гуманитарка произвела в Луганске большой ажиотаж. Как такового, голода в городе еще нет, но у многих реально закончились деньги, доедают последние запасы круп. Три банки тушенки, кило гречки, кило риса, полкило сахара и пачка чая на одного человека каждые десять дней – это существенно. Но будем справедливы, с украинской стороны тоже была какая-то раздача, и ведь вот что значит Европа (!) – позаботились о десерте: триста грамм зефира и леденцы.
В очереди за водой ворчит бабушка, совсем уж «закореневшая в сепаратизме»:
- Не надо мне их зефира…
В заключение хочу вкратце рассказать историю этого конфликта – так, как я услышала её от непосредственных участников.
В очереди за водой сразу обратила внимание на соседа из нашего подъезда, потому что он читал какую-то книжку, в то время как все остальные просто трепались. В другой раз, там же, немножко разговорились, а после этого я, заинтересовавшись, специально пригласила его для беседы. Из противоречивых заявлений интернета я толком не могла понять, что же произошло на Донбассе, и мне было интересно послушать мнение местного адекватного  человека. Но сначала немножко о нём: шестьдесят шесть лет, по первому образованию историк, по второму – скажу позже. Умный, образованный, какой-то очень трезвый, сильный и цельный человек. Порядочный (это очень чувствуется). Доброжелательный - в том числе и к тем, кто на данный момент выступает в роли врага. Так кто же он? Конечно, свя-щен-… а вот и нет! Второе образование – юридическое, а мой сосед – подполковник милиции. Всю жизнь проработал следователем, был и оперативником, т.е. конкретно ловил бандитов, имеет боевые ранения. В опровержение информации, которой нас закармливают, что в милиции – одни взяточники, он никогда даже не имел своей машины, живёт в одной со мной хрущобе, в квартире – советская полунищета, зато все свободные пространства стен заняты книгами. Говорит спокойно, трезво, без эмоций… как будто о погоде. Передаю, что запомнилось:
- Когда в Киеве всё уже кипело и бурлило, у нас тишина стояла. Этой мысли – отделиться от Украины – на Донбассе вообще никогда не было. Вообще никогда. Были требования придать русскому языку особый статус, так, а почему нет? Это наш родной язык. Я, например, хорошо знаю украинский, ничего против него не имею, но вот купишь какое-нибудь лекарство, а там всё по-украински вот такусенькими буквочами… (Помните мою аналогичную жалобу в начале этого дневника? А ведь мы тогда и знакомы не были!)
И второе требование – формирование бюджета снизу. Федерализация  - такая логичная вещь, прекрасно работает в тех же Штатах, в Германии – самой успешной стране Европы. Чего её пугаться? Ведь если мы будем знать, что из ста единиц произведенного половина нам останется, то мы будем стараться произвести двести единиц. Вам же будет больше чего украсть! Нет, приходит новая власть и первым делом отменяет региональный статус русского языка. Ну, тут уже народ поднялся. Они его потом вернули, но было уже поздно.
Но зачем же надо было с самолёта город бомбить? Все же видели этот самолёт. Эти восемь женщин, которые в парке погибли – они что, сепаратисты? Это была очень большая ошибка. И вот с этими памятниками Ленину… я против Ленина, очень даже против, но это надо было голосованием решать. Я бы, например,  один из них – тот, что в центре, еще с революции – оставил. Показывал бы детям: вот, был у нас такой период в истории. А то приехали какие-то  ребята, нас не спросили. Нравятся вам памятники Бандере - мы же к вам не едем их крушить. Я патриот своего города, родился в Луганске, мой отец родился в Луганске, и мой дед и мой прадед родились в Луганске  – дальше я, к сожалению, не знаю свою родословную – и почему я должен выслушивать от них «чемодан-вокзал-Россия»? И зачем нас называть колорадами? Я никогда не носил георгиевскую ленточку, но на следующее 9 мая обязательно надену, потому что и мой отец, и мой дед воевали в Великой Отечественной. Или вот Яценюк там где-то заграницей назвал нас недочеловеками (subhuman), и журналист – не помню фамилию (Богдан Буткевич) – высказался в интервью, что в Донецкой области полтора миллиона лишн.их людей, и их нужно просто убить… Никто же не извинялся. А теперь что? Ну, убьют они нас всех… да всех-то не убьют, всё равно родственники останутся… они смогут простить? А дети их – смогут? Очень большая ошибка…




И еще, кратенько, из разговора с другим соседом. Узнав, что у него работает генератор, зашла с просьбой подзарядить телефон. Пока заряжался, разговорились на ту же тему. У этого речь более эмоциональная, но тоже свободная, живая, разумная… легко оперирует такими понятиями, как федерализация… (Один мой ну очень умный знакомый уверенно высказался в том смысле, что идею федерализации Донбассу сверху, из России спустили, «сами бы они не додумались». Откуда такое пренебрежительное отношение к жителям юго-востока? Идея-то ни новизной, ни оригинальностью не отличается…)
Да, так вернемся к соседу. Слушаю его с интересом, но когда он упоминает, что вот это и это он писал на своей страничке в интернете я, наконец, спрашиваю:
- Простите, а кто Вы по профессии?
- Шахтёр.
- В смысле?
- Шахтёр. Почти всю жизнь в забое проработал. Последние годы уже  и мастером был, а все равно и в забой приходилось спускаться.
У меня отвисает челюсть. Вот тебе и «ватники»!
Из его долгого рассказа (телефон-то был полностью разряжен) особенно запомнились три момента:
- На площади постоянно находились от двух до десяти тысяч людей. Объявили, что на лечение раненых беркутовцев у государства нет денег – они оставлены без лекарств и крови для переливания. Собрали за несколько часов сорок семь тысяч гривен (в рублях это - около ста пятидесяти тысяч), и активисты отошли за палатки разобрать купюры по достоинству. В этот же день в украинских СМИ появляется фотография с надписью: «сепаратисты делят полученные от России деньги». (В основном, в купюрах от гривны до десятки!)
- Новые власти всё наше местное областное начальство удалили, а прислали нам своих – из Львова да Ивано-Франковска...
- Мы целый месяц стояли на площади, и к нам никто ни разу не вышел, не поинтересовался, зачем мы тут стоим…
Что это – действительно большая ошибка, или исполнение заказа на гражданскую войну? Что это – глупость или измена?
Успение Божией Матери, и конец моего отпуска. Прощайте, родные мои луганчане. Я вас никогда не забуду.