Макаронная фабрика: полезна ли для России Болонская концепция высшего образования. Переход к европейской модели может погубить фундаментальную науку

Источник: Известия @ Мария Рубникович
Болонская декларация, инициировавшая создание единого европейского пространства высшего образования, была подписана в 1999 году. В 2003 году к инициативе, ставшей известной как Болонский процесс, присоединилась и Россия. Оптимисты верили, что переход на европейскую модель повысит мобильность студентов, сделает подготовку более качественной и стандартизирует систему. Другие опасались, что изменения разрушат лучшие советские традиции. Что же сегодня по прошествии 16 лет представляет собой высшее образование в России, выясняли «Известия».

Единое учебное пространство

Под Болонским процессом принято понимать стандартизацию образовательных программ в европейских странах. Официально он начался 19 июня 1999 года, когда представители министерств образования 29 государств подписали Болонскую декларацию, объявлявшую о создании Зоны европейского высшего образования.
В рамках соглашения страны должны были принять ряд серьезных структурных изменений национальных систем образования. Перейти к трехступенчатой концепции получения степеней (бакалавриат–магистратура–докторантура), в обязательном порядке указывать учебные дисциплины в приложении к диплому, разработанному ЮНЕСКО, ввести общепонятные квалификации и единые зачетные единицы — ECTS (European Credit Transfer System).

За счет накопительной системы ECTS осуществляется важнейшая цель Болонского процесса — повышение академической мобильности студентов. Так как учебные предметы и программы в вузах разных странах стали сопоставимы, учащиеся получили возможность проводить каждый семестр в другом университете. Пройденные дисциплины при переходе просто перезачитывались.
Для Европы это одновременно привело и к культурному обмену, и, главное, к повышению конкурентоспособности самого европейского рынка образовательных услуг на фоне лидеров в этой области — США и Австралии.
Еще одним важным направлением развития новой системы образования стал акцент на повышение ее гибкости. Студенту позволили самостоятельно моделировать учебный процесс, выбирая интересные для себя дисциплины.
Постепенно к Болонскому процессу присоединялось все больше стран. В 2003 году среди них оказалась и Россия. Несмотря на то, что с этого момента прошло уже более 15 лет, однозначной оценки этого решения у экспертов нет до сих пор.

Первые опыты

Чаще всего Болонский процесс в России связывают исключительно с двухуровневой системой обучения, которая вытеснила существовавшую с советских времен модель. Переход закрепил в качестве стандарта формы бакалавриата и магистратуры, но неформально такая практика существовала и раньше.

Впервые двухступенчатая структура образования стала применяться в России еще в начале 1990-х годов. Закон об образовании 1992 года сделал возможным существование одновременно и традиционного специалитета, то есть программ с длительным сроком обучения, и бакалавриата с магистратурой.
Одними из первых по новому пути пошли в НИУ «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ). Как вспоминает научный руководитель центра мониторинга качества образования вуза Виктор Болотов, тогда протестов закон не вызвал. «При его введении опирались на советские прецеденты. Например, после завершения университета специалист мог еще год проходить целевую интенсивную подготовку для работы в особо сложных условиях. Или второе направление — после пяти лет обучения пойти в стажеры-исследователи. То есть уже в советское время было два направления предаспирантуры: профессиональное и академическое».
Появившийся бакалавриат взял на себя именно профессиональное направление. На этом этапе предполагается подготовка специалистов с широким кругом знаний в определенной области и навыками решения практических задач. Магистратура же добавляет к этому глубину и академичность. В обоих случаях главная задача заключается в подготовке выпускника к рынку труда.

Гибридный подход

Массовый переход к двухуровневому высшему образованию в российских университетах начали лишь в 2009–2011 годах. Тогда же общественность снова заговорила о том, что «урезание» года от специалитета негативно скажется на знаниях выпускников. Виктор Болотов считает такие утверждения безосновательными. «Никаких исследований, на уровне цифр показавших, что та или иная система лучше, никто не проводил. Разговоры «ужас–ужас» — просто пиар, набор очков на протестных движениях. Во многих вузах Советского Союза примерно год уходил на военную подготовку. Убираем ее — останется как раз четыре. Да и вопрос не сколько лет учат, а как. Можно ничего не делать шесть лет, а можно три года очень интенсивно учиться», — уверен профессор НИУ ВШЭ.

Для некоторых специальностей такой подход действительно возможен, полагают эксперты. Но есть и такие направления, где практикоориентированного обучения недостаточно. Особенно часто об этом говорят в области инженерии. «Инженер-технолог на производстве вполне может быть подготовлен за четыре года, — полагает ректор МГТУ им. Н.Э. Баумана Анатолий Александров. — Сегодня промышленность, образно говоря, «съела» бакалавров, они успешно работают во всех отраслях экономики. Но иное дело, если речь идет об инженерах–разработчиках, о тех, кто будет создавать новые машины, приборы и технологии. Для их подготовки нужен более длительный срок».
Поэтому многие старейшие вузы, в том числе МГТУ им. Н.Э. Баумана, до сих пор не отказываются от программ специалитета, которые не предусмотрены Болонской системой. «Примерно половина студентов у нас и сегодня поступает на программы подготовки специалистов с длительным сроком обучения. Иначе не получается, слишком сложны сегодня технологии проектирования. Речь идет прежде всего о сложных технологических машинах, системах управления техническими объектами, ракетно-космической технике, энергомашиностроении, транспортных средствах специального назначения, радиоэлектронной и лазерной технике, вооружении и военной технике», — объясняет Александров.
Правда, в таком случае есть опасения, что диплом специалиста в будущем перестанет котироваться в Европе, поскольку точного понимания, с кем отождествлять таких студентов — с европейскими магистрами или бакалаврами, — нет.
Так, меньше сложностей испытали учебные заведения, которые сразу ориентировались в своей работе на Европу, и те, кто основной упор делал на «международные дисциплины». Встроить в Болонскую систему программы, имеющие отношение к работе с иностранными государствами — лингвистику, дипломатию, экономику, менеджмент, — оказалось значительно проще, чем такие направления, как, например, физика и математика.

«Российское образование имело свое лицо, свою нишу. Попытка его стандартизировать по-западноевропейски мне все-таки не представляется успешным путем развития, — признается профессор МПГУ и эксперт союза «Профессионалы в сфере образовательных инноваций» Александр Лобжанидзе. — У нашего образования традиционно был свой путь, и судя по научным достижениям, не самый плохой. Наши математики и программисты всегда были востребованы, без всяких дипломов бакалавра. Какие-то области, конечно, должны были идти по новым рельсам, они хорошо вписываются в международные стандарты, но то, что было нашей классикой, должно было оставаться неизменным».

Удел элиты

Помимо сокращения сроков обучения, опасение российской профессуры вызывает и изменение роли высшего образования как такового. Его первая ступень стала все больше напоминать техникум, полагают эксперты. Не помогает и магистратура, которая на деле часто повторяет программу бакалавриата.
«Есть понятие «обучение», а есть «образование». Вот обучение в этой системе происходит действительно быстрее — на практике, стажировке объяснить некоторые моменты проще, чем на словах. Но все-таки у образования другие задачи — воспитывать субъект культуры», — уверен Андрей Теслинов, профессор института бизнеса и делового администрирования РАНХиГС и руководитель Мастерской концептуального мышления.
Именно на это, по мнению многих педагогов, и было нацелено советское высшее образование, базирующееся на фундаментальном подходе. «На Западе сейчас тренд на индивидуализацию образования. Студенту предлагается множество курсов, из них он выбирает те, что ему нравятся. Все бы хорошо, но курсы все-таки сделаны по вчерашнему дню. Они всегда появляются с опозданием: чтобы их создать, нужно сначала изучить ситуацию, подготовить методическую базу, затем проработать саму программу, и только потом это идет в аудиторию. А мир-то за это время убежал», — объясняет Теслинов.

Преимущества советской системы в этом плане видит и заведующая кафедрой информатики и программного обеспечения вычислительных систем НИУ МИЭТ Лариса Гагарина. «В общем-то, и в советское время научно-технический прогресс заставлял специалиста «самообразовываться», чтобы оставаться специалистом с большой буквы, но разница в том, что универсальное советское образование давало знание понемногу обо всем, и выпускник был подготовлен к работе с книгой, — уверена Гагарина. — Благодаря понятийному подходу он знал где, в какой предметной области и какую литературу искать».
Во многом успех организации образовательного процесса, конечно, зависит и от инициативы самих педагогов. Но вместо большей свободы с приходом новой системы они получили лишь дополнительную бумажную нагрузку. «Даже если преподаватель хочет выработать новый подход, интересные методы — ему некогда экспериментировать. Например, мы недавно строили стратегию развития Государственного университета в Сургуте. Так никто голову не может поднять из-за огромного числа документов! — вспоминает Андрей Теслинов. — Создается впечатление, что сейчас стране больше необходимы просто хорошие специалисты, а не будущие ученые. Конечно, в этом есть и позитивный момент: хорошо, что каждый может найти свое место и довольствоваться этим. Но когда массово прививается профессионализация, это вызывает вопросы. Знаете, как говорят, слишком короткая скамейка, на которой сидят разумные, интеллигентные люди. Видимо, надо сделать так, чтобы не все туда попали».

Окно в Европу

В качестве успеха Болонского процесса почти все эксперты признают, что мобильность студентов действительно повысилась. По крайней мере внутри страны. Единые учебные стандарты упростили перевод из одного российского вуза в другой. Расширились и возможности международного сотрудничества.
В Санкт-Петербургском государственном университете (СПбГУ), который с самого начала выступал за подписание Болонской декларации, полагают, что именно это решение вывело отечественную систему образования из изоляции. «Наши вузы получили широкие возможности по взаимодействию с зарубежными, появились возможности совместной разработки и реализации образовательных программ разного уровня, увеличилось количество программ на иностранных языках и количество иностранных студентов», — рассказывают в пресс-службе университета.

Плюсы повышения академической мобильности студентов неоспоримы. Это и обмен опытом, и улучшение знания языка, и знакомство с новой культурой. Правда, список котируемых за рубежом вузов пока невелик, поэтому студенты из Европы приезжают в Россию не в таком большом количестве, как того хотелось бы отечественным университетам. Тем не менее, по словам ректора МГТУ им. Н. Э. Баумана, к 2024 году отечественные учебные заведения предполагают увеличить чисто иностранных студентов в два раз.
В образовательно-консультационном центе «Глобал диалог», который занимается организацией обучения за рубежом, отмечают повышение интереса к получению образования в Европе. Но связывают это не столько с реформой, сколько с особенностями времени в целом. «На самом деле очень мало стран проверяют, относитесь ли вы к Болонской системе. Мы сталкивались с этим только в Бельгии. Все остальные и так прекрасно понимают суть нашего образования, с нас даже не требуют пересчета кредитов, всех устраивают и наши балльные системы. Даже в самой Европе нет полного единства. В Голландии, например, стобалльная система, а в Германии — пятибалльная, — рассказывает менеджер по высшему образованию компании Ольга Кузина.
На разных учебных заведениях изменения сказались по-разному. Кто-то уже смог приспособиться к новым условиям, кому-то этот долгий путь только предстоит. Главное, по мнению педагогического сообщества, не превращать реформу в профанацию. Стандартизация должна проходить с учетом особенностей разных вузов, разных областей наук, с учетом новых тенденций и предыдущего опыта, а не сводиться к формальному калькированию европейских наработок.