Мир, который мы сейчас покидаем, — это послевоенный мир, который возник после 1945 года. Мир, в который мы вступаем, — это мир посткапиталистический. И самое интересное: это мир, который между ними. Тот результат, который мы имеем в последние два года, не был единственно возможным, но он был полностью запрограммирован развитием мировой системы в послевоенный период, является логическим результатом этого развития. Хотя кажется, что, по крайней мере, первые тридцать лет этого развития он полностью опровергает. Мир, который мы покидаем — это мир между 1945 и 2020 годами. Он делится на три отрезка. 1945–1975 годы — это то, что французы называют «счастливое тридцатилетие». Затем начался очень интересный переходный период 1975–1989 годов, когда, собственно, решалось будущее, наше с вами настоящее, и сформировался тот деградационный, деструктивный вектор, который мы получили…
Кстати, странное совпадение: этот послевоенный социализированный капитализм просуществовал 74 года, как и советская система. Только у него годы жизни — с 1945-го по 2019-й, а не с 1917-го по 1991-й. И первая относительно светлая фаза — 1945–1975 годы. Это четыре «промышленных чуда»: советское, германское, японское, итальянское. Это наступление промышленного капитала на финансовый, очень активное. Это кейнсианство. Никсон незадолго до своего свержения говорил: «Мы все — кейнсианцы». Это продолжение восстания низов против элит. Это левые в Европе, это национально-освободительные движения, это крушение колониальной системы, это создание социального государства, «государства собеса» на Западе, это соцлагерь в Европе. Это биполярный мир, трансформация США посредством «ползучего» переворота, который начался убийством Кеннеди и закончился импичментом Никсона. Это безудержная вера в научно-технический прогресс, это космические программы, совершенно фантастические прогнозы: бессмертие, лунные станции к 2000 году и т. д.
Но у этого света была тень. Теневой стороной, на которую тогда не обращали внимания в эйфории всё новых побед и достижений, истинных и мнимых (создание ЭВМ! освоение энергии атомного ядра! выход в космос! расшифровка генетического кода! высадка на Луну!), было оформление принципиально новой, очень хищной фракции буржуазии — корпоратократии, на которую в середине 1970-х годов переориентировались спецслужбы. Это было понимание западной верхушкой исчерпанности не только экономической динамики капитализма, что произошло уже на рубеже XIX–XX веков, но и военно-политической динамики.
Доллар был «отвязан» от золота и привязан к нефти. Была создана система офшоров. Началась финансиализация. И что самое интересное: уже тогда началась идейная подготовка тех ядовитых цветочков, которые взошли значительно позднее. Это Римский клуб с его докладом «Пределы роста», призывы к ограничению и сокращению потребления, экологическое движение. Ещё в 1971 году известный ныне всем Клаус Шваб в книге «Управление предприятием в области машиностроения» выдвинул идею «стейкхолдерского» капитализма, который совсем-совсем не классический капитализм, а полная противоположность ему, поскольку ставит во главу угла не собственность, а участие. И венчает этот период 1975 год, доклад Трёхсторонней комиссии «Кризис демократии», где очень чётко было зафиксировано, что главная угроза Западу — не Советский Союз, а избыток демократии на самом Западе, и что нужно этот избыток ликвидировать. В это же время, в середине 1970-х годов, несмотря на знаменитое Хельсинкское совещание, Советский Союз утратил историческую инициативу и перешёл к стратегической обороне. А практически во всех крупных западных странах к власти стали приходить люди, которых ставила Трёхсторонняя комиссия. То есть это был финальный аккорд первого послевоенного тридцатилетия.
Второй период начался очень интересно. В 1982 году три группы прогнозистов, которые работали по заданию Рейгана, сначала отдельно друг от друга, затем вместе, дали очень неутешительный прогноз для США и капиталистической системы. Они дали прогноз кризиса, «двугорбого» кризиса 1987–1992/93 годов. Согласно их прогнозу, особенно неприятны для Запада были две вещи. Во-первых, соцлагерь выходил из кризиса со значительно меньшими потерями, чем «свободный мир». Падение производства в соцлагере ожидалось в диапазоне 5–12%, а на Западе — 15–20%. А во-вторых, «на выходе» прогнозировался приход к власти коммунистов в Италии и во Франции, самих по себе или в составе «левого фронта», а также левых лейбористов в Великобритании. В США левые силы к власти не приходили, но зато предсказывались негритянские бунты во всех крупнейших городах страны.
В то же время, если говорить об СССР, усилились попытки интегрироваться в капиталистическую систему. Это проект Андропова и тех генералов, которые за ним стояли. Это так называемая «Фирма», она же «Сеть». Далее — нарастание структурных проблем в Советском Союзе, которые в конечном счёте превратились в системные. Ну и, наконец, сдача Горбачёвым, сначала в Ватикане, а потом на Мальте, всего соцлагеря, включая СССР. Началась эйфория, Фукуяма провозгласил «конец истории»… Впереди — только либеральный «кайф»! Впереди — только либеральное «счастье»! Началось разграбление соцлагеря, которое — особенно на «постсоветском пространстве» — приняло совершенно фантастические масштабы. Но подспудно шли очень важные изменения, и на них имеет смысл остановиться отдельно.
Прежде всего, на первый план в самом материальном производстве вышли его невещественные факторы, социальные и духовные, то есть информация, социальное поведение человека. Я подчёркиваю, они вообще всегда были важны, но первостепенным фактором материального производства они стали впервые. Уже в начале XXI века оформилось то, что впоследствии назвали «эксизмом», от слова «access», то есть «доступ», «право доступа». Речь идёт о социально-информационных платформах типа «Майкрософт», «Гугл», которые занимают сейчас верхушку мировой пирамиды. Это не господствующий ещё уклад, но это передовой уклад, с точки зрения возможностей.
То же самое было с классическим капитализмом. Он не был доминирующим укладом до тех пор, пока в середине XIX века не оформилась индустриальная система производства, но к тому времени он был передовым укладом уже довольно длительное время.
Началось постепенное затухание промышленного роста, разрушение институтов модерна, прежде всего государства. Уже в 90-е годы появился термин «fade away», то есть исчезание, угасание, истаивание «nation state», национального государства. Центром принятия решений становились транснациональные финансовые фонды, которые объединяли, с одной стороны, верхние этажи глобальной экономики, а с другой — старые финансовые аристократические семьи и «новые деньги». Параллельно происходила деполитизация общества, скукоживание гражданского общества, его подмена филиалами финансовых структур, что за этот период привело к кризису совершенно всех традиционных идентичностей. Кроме того, уже в первые годы XXI века выявилась ущербность однополярного мира. Стало понятным, что для бурного развития нужно минимум два центра. И именно тогда, в канун и во время кризиса 2008 года, который развеял последние иллюзии по поводу «либерального кайфа» на ближайшие 100 лет, возник 16-летний план перехода к посткапитализму с опорой на США: 8 лет — Барак Обама и 8 лет — Хиллари Клинтон.
В рамках этого плана предусматривалось создание двух глобальных трансокеанских сообществ: Транстихоокеанского и Трансатлантического. Это были мегакорпорации, призванные на соответствующих пространствах подчинить себе государства и всё остальное. Причём если в Трансатлантическом сообществе речь не шла о некоем институционном оформлении нового порядка, то в Транстихоокеанском очень чётко было сказано, что правовая система этого сообщества будет ориентирована на отношения английской Ост-Индской компании с индийскими государствами — только Ост-Индскую компанию теперь будут заменять западные ТНК, а государства Транстихоокеанского сообщества будут им беспрекословно подчиняться.
Второй задачей данного плана был повсеместный демонтаж и экспроприация «среднего класса», совмещённые с установлением и ужесточением глобального контроля над населением в целом — то, что Шошана Зубофф не очень удачно представила затем как «надзорный капитализм»… Всё это должно было происходить в эволюционном режиме, «варить лягушку» предполагалось на медленном огне, незаметно для неё самой и без каких-либо массовых протестных эксцессов.
Но прямой передачи власти от Обамы к Хиллари Клинтон не получилось. Прилетел «чёрный лебедь» – Трамп, который представляет те группы в американской и мировой системе, которых данный сценарий не устраивал. Перед Трампом случился «чёрный лебедь» поменьше — брекзит. Оба эти события сорвали эволюционный план перехода к посткапитализму с использованием потенциала США. Кто в них виноват? Часть англо-американского истеблишмента. А что делать? Если не получается переход к посткапитализму эволюционным путём, то нужно осуществлять его путём революционным. Каким?
В 2018 году состоялась очень интересная конференция в Санта-Фе, в Институте сложности, где под эгидой АНБ собрались представители ведущих «центров управления» глобального мира. Они обсуждали разные варианты перехода к будущему: революционный, оптимальный, катастрофический и антропологический. Вариант революционный — при котором человечество решает все свои проблемы и целиком переходит в качественно новое состояние. Оптимальный — решает проблемы, оставаясь примерно в нынешнем состоянии. Но участники конференции (их было всего около тридцати человек) забраковали эти варианты, потому что проблемы были признаны нерешаемыми для нынешнего состояния человечества и его элит. Прежде всего — вследствие интеллектуально-волевого «выгорания» за последние 70 лет. Вероятность катастрофического варианта — с утратой нынешнего цивилизационного уровня — признали около половины участников. А самым желательным был признан четвёртый вариант — антропологический переход. Под этим термином подразумевается трансформация человеческого общества, в результате которого «верхи» и «низы» превратятся в два разных биологических вида. И никаких «средних слоёв». «Верхи» будут жить 120–140 лет и больше, в экологических зонах, пользуясь всеми благами цивилизации: информацией, транспортом, связью и так далее. А «низы» будут находиться под прессом болезней и эпидемий, плохого питания, плохой экологии в целом. И чем меньше «низы» будут контактировать с «верхами», чем меньше знать о них, тем лучше.
Вот такой антропологический переход был признан желаемым вариантом будущего. Здесь возникает вопрос: как запустить этот переход так, чтобы минимально снизить сопротивление «низов»? В принципе, в истории разного рода проекты реализовывались уже не раз. Это не значит, что они реализовывались так, как хотели субъекты-планировщики. Я приведу только один пример. В канун Французской революции масонская ложа «Великий восток Франции» задала некоему Адриену Дюпору, адвокату, который сам масоном не был, три вопроса. Первый: «Как начать революцию?» Второй: «Не отреагируют ли жёстко европейские монархи на революцию во Франции?» И третий: «Как управлять революционным процессом?» Дюпор ответил, что революцию начать очень просто: нужно собрать институт старый, средневековый, позабытый Генеральными штатами, который не собирался уже очень давно, это не вызовет подозрений. Но все его участники должны быть единодушны в своих требованиях к королевской власти. Дюпор сказал: «Это уже ваше дело, как вы это обеспечите». И это обеспечили, раздав всем депутатам Генеральных штатов тетради с соответствующим содержимым. У каждого депутата была такая тетрадь (le cahier), в которой и был записан «глас народный». По поводу реакции королей Европы было сказано, что те «будут долго расчухиваться, года два-три». А третий момент, сказал Дюпор, тоже очень прост: «Для того чтобы руководить процессом революции, нужно запустить механизм террора, который, как воронка, вовлечёт в себя всё больше и больше людей».
Дюпор, кстати, потом сам был вынужден бежать из Франции, бросив жену и детей, чтобы не попасть в «воронку террора», но его план был полностью реализован. То есть, проектный подход в истории возможен и не сводится к какой-то конспирологии. Иное дело, что он почти никогда не реализуется так, как это планируется изначально. И если кто-то хочет перезапустить историю, он должен найти или создать то, что Энди Рассел назвал «trigger event», то есть инициирующее, запускающее событие.
Таким триггер-событием для современного мира, запустившим переход к новому мировому порядку, стала пандемия COVID-19. Шваб очень откровенно и чётко сказал в своей книге, написанной в соавторстве с Тьерри Маллере: что эта пандемия — повод для «великой перезагрузки» всей человеческой цивилизации. Что дальше не будет среднего слоя, не будет государства. Что богатые выиграют, а бедные проиграют. Всё это там расписано. Но при этом были обозначены два условия для успеха такой перезагрузки. Во-первых, она должна носить всеобщий характер. Чтобы ни одно крупное государство: США, Китай, Россия или Индия, – не оставались от него в стороне, чтобы все они выполняли команды по перезагрузке. И во-вторых, всё должно пройти быстро и необратимо, как блицкриг, чтобы никто не успел опомниться, а все уже вакцинозависимы.
Сейчас уже можно сказать, что перезагрузка не получилась. Российским элитам не дали заработать на вакцинах и не сняли с них санкции. Китайским элитам грозили и грозят триллионными штрафами за «уханьский штамм». И, главное, они переоценили степень пассивности населения, прежде всего, в Европе. Честно говоря, я не ожидал, что в той же Вене выйдет 300 тысяч человек на протестную демонстрацию, что в Брюсселе, в Лондоне, в Париже будет то же самое. Но люди очень хорошо почувствовали, что им грозит что-то очень-очень нехорошее. И часть элит сдала назад. Билл Гейтс уже сказал, что в 2022 году эта эпидемия закончится. Журнал «Экономист», который издают Фабианское общество и Ротшильды, заявил то же самое.
Года два назад, под влиянием событий, связанных с COVID-19, я стал использовать термин «биоэкотехнофашизм» или «БЭТ-фашизм». «Био» — это медицина и генные модификации; «эко» – это «зелёная» и околоклиматическая галиматья, а «техно» — это всё, связанное с «цифровизацией». Нужно оговориться только по поводу слова «фашизм». Это не политический, а метафорический термин, то, хуже чего для человека ничего быть уже не может. Но проблема в том, что у политических фашистов и национал-социалистов в 1930-е годы не было таких технических и биологических средств, которые имеются в распоряжении БЭТ-фашистов сегодня. И мир, который нарисован Швабом, значительно хуже для человечества, чем политический, исторический фашизм. Просто в нашей традиции термина для этого «хуже» нет, поэтому я использую термин «биоэкотехнофашизм».
И от того, что пандемия COVID-19 забуксовала, опасность этой суммы технологий не уменьшается. Виктор Небензя как представитель РФ в ООН сорвал создание глобальной климатической полиции, которую хотели «протащить» ультра-глобалисты, чтобы накинуть узду на все государства. Но цифровую узду-удавку никто не отменял. То есть процесс пробуксовывает, но не останавливается. Не прошёл COVID-19 — появятся новые, более опасные и смертельные вирусы. Или нам создадут иную реальность.
Вернер фон Браун, тот самый нацистский конструктор, который разрабатывал американские космические и баллистические ракеты, за полгода до смерти (это конец 1976-го или начало 1977-го) сказал своей помощнице, что Советский Союз как угроза когда-нибудь исчезнет, и тогда на Западе придумают другую «страшилку» — это будет ислам. Но он не адекватная замена. Следующая, по-видимому, будет климатическая угроза. А на вопрос, если и климатическая угроза не сработает, он ответил: «Тогда останется только одно — инопланетная угроза. Вторжение инопланетян!» И вот, 25 июня 2021 года NASA сделала официальное заявление о том, что UFO, то есть НЛО, — это серьёзная угроза для США. То есть закладки делаются впрок, технологии «дополненной реальности» совершенствуются и отрабатываются…
И теперь о самом главном, как мне кажется. Тот мир, в котором мы оказались, посткапиталистический мир, – это мир, который строится на решающей роли социальных и духовных факторов. И где-то это будущее уже наступило. Например, на мой взгляд, оно уже наступило в Китае, где эта система легла на очень органичную китайскую социальную систему. По-своему это будущее наступает в США. Когда там «скинули» Трампа, мне было совершенно понятно, что его победители — финансиалисты и эксисты — скоро перегрызутся между собой. И действительно, уже летом 2021 года начались атаки на «Майкрософт» и «Гугл». Но эти ребята быстро нанесли ответный удар. В конце октября — начале ноября они объявили, что создают «метавселенную», то есть уходят в совершенно другое пространство, «неподконтрольное вам, ребята». Вообще, нужно сказать, что новые господствующие группы всегда уходят в то пространство, ресурсы которого не контролируются старыми господствующими группами.
Так, например, Англия стала морской державой — державой «открытого моря», которая не регулировалась никаким правом, где можно было делать всё, что хочешь, что позволяли тебе твои корабли. Уход в метавселенную — это тоже уход в совершенно другое пространство. И, кстати, Цукерберг сказал: «Мы будем действовать в пространстве, которое не регулируется никаким правом». Кроме, получается, права сильного. Но этот процесс сопровождается процессом футуроархаизации общества, в социальных сетях действуют едва ли не первобытные нормы.
Но самое опасное, на мой взгляд, заключается в том, что мы вступаем в мир, где нет ни порядка, ни хаоса, в зону «in between» — как сказал бы Умберто Эко, в «хаосмос», не имея адекватного аппарата: понятийного, операционного, — для изучения этих процессов. Наука ХХ века не сомневалась в своей состоятельности, она открывала и формулировала законы природы, то есть выполняла функции власти в окружающем мире. Даже термин «статистика» у нас происходит от «state», то есть от «государства». А теперь законов нет, государства растаяли — получается «порядок, основанный на понятиях». В нём решающую роль играют какие-то наднациональные структуры. Не только ТНК, но разного рода сообщества, имеющие высокую степень внутренней автономии. Те же «Пять глаз», например, или криминальные структуры. Все они создают свои исследовательские структуры, свою историю. Это не только «древних укров» касается или «новой хронологии». Это глобальные процессы, которые дополнительно разрушают общую картину мира. И поэтому на первый план выходит субъектность, переформирующая причинно-следственные связи. Это эпоха турбулентности, пригожинского «порядка из хаоса».
Поэтому XXI век выиграют те силы, которые смогут создать новую науку о человеке, об обществе и, вообще, о мире, и которые смогут создать новое образование, соответствующее этой новой науке. Это необходимое, хотя и недостаточное условие для победы. Потому что прежняя триада: экономика, политология, социология, — своё отработала. Объекты её изучения исчезают или превращаются в нечто совершенно иное. Я понимаю, что сделать всё это значительно сложнее, чем сказать. Но нужно сказать, что это необходимо и почему необходимо. Это, может быть, не приведёт к серьёзному успеху, но зато позволит избежать непоправимых ошибок.
Из выступления на научной конференции на тему «2022: тенденции, прогнозы, риски» в Фонде поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова.
Илл. Василий Проханов "Око"
Фурсов Андрей Ильич (р. 1951) – известный русский историк, обществовед, публицист. В Институте динамического консерватизма руководит Центром методологии и информации. Директор Центра русских исследований Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета. Академик Международной академии наук (Инсбрук, Австрия). Постоянный член Изборского клуба.
Кстати, странное совпадение: этот послевоенный социализированный капитализм просуществовал 74 года, как и советская система. Только у него годы жизни — с 1945-го по 2019-й, а не с 1917-го по 1991-й. И первая относительно светлая фаза — 1945–1975 годы. Это четыре «промышленных чуда»: советское, германское, японское, итальянское. Это наступление промышленного капитала на финансовый, очень активное. Это кейнсианство. Никсон незадолго до своего свержения говорил: «Мы все — кейнсианцы». Это продолжение восстания низов против элит. Это левые в Европе, это национально-освободительные движения, это крушение колониальной системы, это создание социального государства, «государства собеса» на Западе, это соцлагерь в Европе. Это биполярный мир, трансформация США посредством «ползучего» переворота, который начался убийством Кеннеди и закончился импичментом Никсона. Это безудержная вера в научно-технический прогресс, это космические программы, совершенно фантастические прогнозы: бессмертие, лунные станции к 2000 году и т. д.
Но у этого света была тень. Теневой стороной, на которую тогда не обращали внимания в эйфории всё новых побед и достижений, истинных и мнимых (создание ЭВМ! освоение энергии атомного ядра! выход в космос! расшифровка генетического кода! высадка на Луну!), было оформление принципиально новой, очень хищной фракции буржуазии — корпоратократии, на которую в середине 1970-х годов переориентировались спецслужбы. Это было понимание западной верхушкой исчерпанности не только экономической динамики капитализма, что произошло уже на рубеже XIX–XX веков, но и военно-политической динамики.
Доллар был «отвязан» от золота и привязан к нефти. Была создана система офшоров. Началась финансиализация. И что самое интересное: уже тогда началась идейная подготовка тех ядовитых цветочков, которые взошли значительно позднее. Это Римский клуб с его докладом «Пределы роста», призывы к ограничению и сокращению потребления, экологическое движение. Ещё в 1971 году известный ныне всем Клаус Шваб в книге «Управление предприятием в области машиностроения» выдвинул идею «стейкхолдерского» капитализма, который совсем-совсем не классический капитализм, а полная противоположность ему, поскольку ставит во главу угла не собственность, а участие. И венчает этот период 1975 год, доклад Трёхсторонней комиссии «Кризис демократии», где очень чётко было зафиксировано, что главная угроза Западу — не Советский Союз, а избыток демократии на самом Западе, и что нужно этот избыток ликвидировать. В это же время, в середине 1970-х годов, несмотря на знаменитое Хельсинкское совещание, Советский Союз утратил историческую инициативу и перешёл к стратегической обороне. А практически во всех крупных западных странах к власти стали приходить люди, которых ставила Трёхсторонняя комиссия. То есть это был финальный аккорд первого послевоенного тридцатилетия.
Второй период начался очень интересно. В 1982 году три группы прогнозистов, которые работали по заданию Рейгана, сначала отдельно друг от друга, затем вместе, дали очень неутешительный прогноз для США и капиталистической системы. Они дали прогноз кризиса, «двугорбого» кризиса 1987–1992/93 годов. Согласно их прогнозу, особенно неприятны для Запада были две вещи. Во-первых, соцлагерь выходил из кризиса со значительно меньшими потерями, чем «свободный мир». Падение производства в соцлагере ожидалось в диапазоне 5–12%, а на Западе — 15–20%. А во-вторых, «на выходе» прогнозировался приход к власти коммунистов в Италии и во Франции, самих по себе или в составе «левого фронта», а также левых лейбористов в Великобритании. В США левые силы к власти не приходили, но зато предсказывались негритянские бунты во всех крупнейших городах страны.
В то же время, если говорить об СССР, усилились попытки интегрироваться в капиталистическую систему. Это проект Андропова и тех генералов, которые за ним стояли. Это так называемая «Фирма», она же «Сеть». Далее — нарастание структурных проблем в Советском Союзе, которые в конечном счёте превратились в системные. Ну и, наконец, сдача Горбачёвым, сначала в Ватикане, а потом на Мальте, всего соцлагеря, включая СССР. Началась эйфория, Фукуяма провозгласил «конец истории»… Впереди — только либеральный «кайф»! Впереди — только либеральное «счастье»! Началось разграбление соцлагеря, которое — особенно на «постсоветском пространстве» — приняло совершенно фантастические масштабы. Но подспудно шли очень важные изменения, и на них имеет смысл остановиться отдельно.
Прежде всего, на первый план в самом материальном производстве вышли его невещественные факторы, социальные и духовные, то есть информация, социальное поведение человека. Я подчёркиваю, они вообще всегда были важны, но первостепенным фактором материального производства они стали впервые. Уже в начале XXI века оформилось то, что впоследствии назвали «эксизмом», от слова «access», то есть «доступ», «право доступа». Речь идёт о социально-информационных платформах типа «Майкрософт», «Гугл», которые занимают сейчас верхушку мировой пирамиды. Это не господствующий ещё уклад, но это передовой уклад, с точки зрения возможностей.
То же самое было с классическим капитализмом. Он не был доминирующим укладом до тех пор, пока в середине XIX века не оформилась индустриальная система производства, но к тому времени он был передовым укладом уже довольно длительное время.
Началось постепенное затухание промышленного роста, разрушение институтов модерна, прежде всего государства. Уже в 90-е годы появился термин «fade away», то есть исчезание, угасание, истаивание «nation state», национального государства. Центром принятия решений становились транснациональные финансовые фонды, которые объединяли, с одной стороны, верхние этажи глобальной экономики, а с другой — старые финансовые аристократические семьи и «новые деньги». Параллельно происходила деполитизация общества, скукоживание гражданского общества, его подмена филиалами финансовых структур, что за этот период привело к кризису совершенно всех традиционных идентичностей. Кроме того, уже в первые годы XXI века выявилась ущербность однополярного мира. Стало понятным, что для бурного развития нужно минимум два центра. И именно тогда, в канун и во время кризиса 2008 года, который развеял последние иллюзии по поводу «либерального кайфа» на ближайшие 100 лет, возник 16-летний план перехода к посткапитализму с опорой на США: 8 лет — Барак Обама и 8 лет — Хиллари Клинтон.
В рамках этого плана предусматривалось создание двух глобальных трансокеанских сообществ: Транстихоокеанского и Трансатлантического. Это были мегакорпорации, призванные на соответствующих пространствах подчинить себе государства и всё остальное. Причём если в Трансатлантическом сообществе речь не шла о некоем институционном оформлении нового порядка, то в Транстихоокеанском очень чётко было сказано, что правовая система этого сообщества будет ориентирована на отношения английской Ост-Индской компании с индийскими государствами — только Ост-Индскую компанию теперь будут заменять западные ТНК, а государства Транстихоокеанского сообщества будут им беспрекословно подчиняться.
Второй задачей данного плана был повсеместный демонтаж и экспроприация «среднего класса», совмещённые с установлением и ужесточением глобального контроля над населением в целом — то, что Шошана Зубофф не очень удачно представила затем как «надзорный капитализм»… Всё это должно было происходить в эволюционном режиме, «варить лягушку» предполагалось на медленном огне, незаметно для неё самой и без каких-либо массовых протестных эксцессов.
Но прямой передачи власти от Обамы к Хиллари Клинтон не получилось. Прилетел «чёрный лебедь» – Трамп, который представляет те группы в американской и мировой системе, которых данный сценарий не устраивал. Перед Трампом случился «чёрный лебедь» поменьше — брекзит. Оба эти события сорвали эволюционный план перехода к посткапитализму с использованием потенциала США. Кто в них виноват? Часть англо-американского истеблишмента. А что делать? Если не получается переход к посткапитализму эволюционным путём, то нужно осуществлять его путём революционным. Каким?
В 2018 году состоялась очень интересная конференция в Санта-Фе, в Институте сложности, где под эгидой АНБ собрались представители ведущих «центров управления» глобального мира. Они обсуждали разные варианты перехода к будущему: революционный, оптимальный, катастрофический и антропологический. Вариант революционный — при котором человечество решает все свои проблемы и целиком переходит в качественно новое состояние. Оптимальный — решает проблемы, оставаясь примерно в нынешнем состоянии. Но участники конференции (их было всего около тридцати человек) забраковали эти варианты, потому что проблемы были признаны нерешаемыми для нынешнего состояния человечества и его элит. Прежде всего — вследствие интеллектуально-волевого «выгорания» за последние 70 лет. Вероятность катастрофического варианта — с утратой нынешнего цивилизационного уровня — признали около половины участников. А самым желательным был признан четвёртый вариант — антропологический переход. Под этим термином подразумевается трансформация человеческого общества, в результате которого «верхи» и «низы» превратятся в два разных биологических вида. И никаких «средних слоёв». «Верхи» будут жить 120–140 лет и больше, в экологических зонах, пользуясь всеми благами цивилизации: информацией, транспортом, связью и так далее. А «низы» будут находиться под прессом болезней и эпидемий, плохого питания, плохой экологии в целом. И чем меньше «низы» будут контактировать с «верхами», чем меньше знать о них, тем лучше.
Вот такой антропологический переход был признан желаемым вариантом будущего. Здесь возникает вопрос: как запустить этот переход так, чтобы минимально снизить сопротивление «низов»? В принципе, в истории разного рода проекты реализовывались уже не раз. Это не значит, что они реализовывались так, как хотели субъекты-планировщики. Я приведу только один пример. В канун Французской революции масонская ложа «Великий восток Франции» задала некоему Адриену Дюпору, адвокату, который сам масоном не был, три вопроса. Первый: «Как начать революцию?» Второй: «Не отреагируют ли жёстко европейские монархи на революцию во Франции?» И третий: «Как управлять революционным процессом?» Дюпор ответил, что революцию начать очень просто: нужно собрать институт старый, средневековый, позабытый Генеральными штатами, который не собирался уже очень давно, это не вызовет подозрений. Но все его участники должны быть единодушны в своих требованиях к королевской власти. Дюпор сказал: «Это уже ваше дело, как вы это обеспечите». И это обеспечили, раздав всем депутатам Генеральных штатов тетради с соответствующим содержимым. У каждого депутата была такая тетрадь (le cahier), в которой и был записан «глас народный». По поводу реакции королей Европы было сказано, что те «будут долго расчухиваться, года два-три». А третий момент, сказал Дюпор, тоже очень прост: «Для того чтобы руководить процессом революции, нужно запустить механизм террора, который, как воронка, вовлечёт в себя всё больше и больше людей».
Дюпор, кстати, потом сам был вынужден бежать из Франции, бросив жену и детей, чтобы не попасть в «воронку террора», но его план был полностью реализован. То есть, проектный подход в истории возможен и не сводится к какой-то конспирологии. Иное дело, что он почти никогда не реализуется так, как это планируется изначально. И если кто-то хочет перезапустить историю, он должен найти или создать то, что Энди Рассел назвал «trigger event», то есть инициирующее, запускающее событие.
Таким триггер-событием для современного мира, запустившим переход к новому мировому порядку, стала пандемия COVID-19. Шваб очень откровенно и чётко сказал в своей книге, написанной в соавторстве с Тьерри Маллере: что эта пандемия — повод для «великой перезагрузки» всей человеческой цивилизации. Что дальше не будет среднего слоя, не будет государства. Что богатые выиграют, а бедные проиграют. Всё это там расписано. Но при этом были обозначены два условия для успеха такой перезагрузки. Во-первых, она должна носить всеобщий характер. Чтобы ни одно крупное государство: США, Китай, Россия или Индия, – не оставались от него в стороне, чтобы все они выполняли команды по перезагрузке. И во-вторых, всё должно пройти быстро и необратимо, как блицкриг, чтобы никто не успел опомниться, а все уже вакцинозависимы.
Сейчас уже можно сказать, что перезагрузка не получилась. Российским элитам не дали заработать на вакцинах и не сняли с них санкции. Китайским элитам грозили и грозят триллионными штрафами за «уханьский штамм». И, главное, они переоценили степень пассивности населения, прежде всего, в Европе. Честно говоря, я не ожидал, что в той же Вене выйдет 300 тысяч человек на протестную демонстрацию, что в Брюсселе, в Лондоне, в Париже будет то же самое. Но люди очень хорошо почувствовали, что им грозит что-то очень-очень нехорошее. И часть элит сдала назад. Билл Гейтс уже сказал, что в 2022 году эта эпидемия закончится. Журнал «Экономист», который издают Фабианское общество и Ротшильды, заявил то же самое.
Года два назад, под влиянием событий, связанных с COVID-19, я стал использовать термин «биоэкотехнофашизм» или «БЭТ-фашизм». «Био» — это медицина и генные модификации; «эко» – это «зелёная» и околоклиматическая галиматья, а «техно» — это всё, связанное с «цифровизацией». Нужно оговориться только по поводу слова «фашизм». Это не политический, а метафорический термин, то, хуже чего для человека ничего быть уже не может. Но проблема в том, что у политических фашистов и национал-социалистов в 1930-е годы не было таких технических и биологических средств, которые имеются в распоряжении БЭТ-фашистов сегодня. И мир, который нарисован Швабом, значительно хуже для человечества, чем политический, исторический фашизм. Просто в нашей традиции термина для этого «хуже» нет, поэтому я использую термин «биоэкотехнофашизм».
И от того, что пандемия COVID-19 забуксовала, опасность этой суммы технологий не уменьшается. Виктор Небензя как представитель РФ в ООН сорвал создание глобальной климатической полиции, которую хотели «протащить» ультра-глобалисты, чтобы накинуть узду на все государства. Но цифровую узду-удавку никто не отменял. То есть процесс пробуксовывает, но не останавливается. Не прошёл COVID-19 — появятся новые, более опасные и смертельные вирусы. Или нам создадут иную реальность.
Вернер фон Браун, тот самый нацистский конструктор, который разрабатывал американские космические и баллистические ракеты, за полгода до смерти (это конец 1976-го или начало 1977-го) сказал своей помощнице, что Советский Союз как угроза когда-нибудь исчезнет, и тогда на Западе придумают другую «страшилку» — это будет ислам. Но он не адекватная замена. Следующая, по-видимому, будет климатическая угроза. А на вопрос, если и климатическая угроза не сработает, он ответил: «Тогда останется только одно — инопланетная угроза. Вторжение инопланетян!» И вот, 25 июня 2021 года NASA сделала официальное заявление о том, что UFO, то есть НЛО, — это серьёзная угроза для США. То есть закладки делаются впрок, технологии «дополненной реальности» совершенствуются и отрабатываются…
И теперь о самом главном, как мне кажется. Тот мир, в котором мы оказались, посткапиталистический мир, – это мир, который строится на решающей роли социальных и духовных факторов. И где-то это будущее уже наступило. Например, на мой взгляд, оно уже наступило в Китае, где эта система легла на очень органичную китайскую социальную систему. По-своему это будущее наступает в США. Когда там «скинули» Трампа, мне было совершенно понятно, что его победители — финансиалисты и эксисты — скоро перегрызутся между собой. И действительно, уже летом 2021 года начались атаки на «Майкрософт» и «Гугл». Но эти ребята быстро нанесли ответный удар. В конце октября — начале ноября они объявили, что создают «метавселенную», то есть уходят в совершенно другое пространство, «неподконтрольное вам, ребята». Вообще, нужно сказать, что новые господствующие группы всегда уходят в то пространство, ресурсы которого не контролируются старыми господствующими группами.
Так, например, Англия стала морской державой — державой «открытого моря», которая не регулировалась никаким правом, где можно было делать всё, что хочешь, что позволяли тебе твои корабли. Уход в метавселенную — это тоже уход в совершенно другое пространство. И, кстати, Цукерберг сказал: «Мы будем действовать в пространстве, которое не регулируется никаким правом». Кроме, получается, права сильного. Но этот процесс сопровождается процессом футуроархаизации общества, в социальных сетях действуют едва ли не первобытные нормы.
Но самое опасное, на мой взгляд, заключается в том, что мы вступаем в мир, где нет ни порядка, ни хаоса, в зону «in between» — как сказал бы Умберто Эко, в «хаосмос», не имея адекватного аппарата: понятийного, операционного, — для изучения этих процессов. Наука ХХ века не сомневалась в своей состоятельности, она открывала и формулировала законы природы, то есть выполняла функции власти в окружающем мире. Даже термин «статистика» у нас происходит от «state», то есть от «государства». А теперь законов нет, государства растаяли — получается «порядок, основанный на понятиях». В нём решающую роль играют какие-то наднациональные структуры. Не только ТНК, но разного рода сообщества, имеющие высокую степень внутренней автономии. Те же «Пять глаз», например, или криминальные структуры. Все они создают свои исследовательские структуры, свою историю. Это не только «древних укров» касается или «новой хронологии». Это глобальные процессы, которые дополнительно разрушают общую картину мира. И поэтому на первый план выходит субъектность, переформирующая причинно-следственные связи. Это эпоха турбулентности, пригожинского «порядка из хаоса».
Поэтому XXI век выиграют те силы, которые смогут создать новую науку о человеке, об обществе и, вообще, о мире, и которые смогут создать новое образование, соответствующее этой новой науке. Это необходимое, хотя и недостаточное условие для победы. Потому что прежняя триада: экономика, политология, социология, — своё отработала. Объекты её изучения исчезают или превращаются в нечто совершенно иное. Я понимаю, что сделать всё это значительно сложнее, чем сказать. Но нужно сказать, что это необходимо и почему необходимо. Это, может быть, не приведёт к серьёзному успеху, но зато позволит избежать непоправимых ошибок.
Из выступления на научной конференции на тему «2022: тенденции, прогнозы, риски» в Фонде поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова.
Илл. Василий Проханов "Око"
Фурсов Андрей Ильич (р. 1951) – известный русский историк, обществовед, публицист. В Институте динамического консерватизма руководит Центром методологии и информации. Директор Центра русских исследований Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета. Академик Международной академии наук (Инсбрук, Австрия). Постоянный член Изборского клуба.
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии