О прошлом открыто и честно. Забытое интервью Тихона Хренникова
10 июня Тихон Николаевич Хренников отмечает свое 85-летие. Патриарх отечественного искусства встречает его в отличной творческой форме, заканчивая работу над партитурой нового балета “Капитанская дочка”.
С Хренниковым я познакомился в 1994 году, когда вышла книга воспоминаний композитора “Так это было”. В ней Тихон Николаевич рассказал о многом, не вступая в полемику со своими недоброжелателями, которые в 1988 году развернули кампанию против прославленного композитора.
Тогда на страницах “Советской культуры” появилась статья пианистки Веры Горностаевой “Кому принадлежит искусство?”, явно санкционированная кем-то из ЦК. Каких обвинений в ней только не содержалось: Хренников преследовал музыкальный авангард, развел в Союзе композиторов бюрократизм, окружил себя подхалимами и так далее.Композитор не стал оправдываться — его доброе имя тогда защитили выдающиеся советские музыканты во главе с Евгением Светлановым. И сегодня Хренников спокоен за свою совесть и говорит о прошлом открыто и честно...
— Тихон Николаевич, как вас сегодня называть: отечественным или российским композитором? А может быть, по-прежнему советским?
— Я всегда был и остаюсь русским композитором и считаю, что моя музыка во многом носит национальный характер, истинно русская музыка. Но одновременно являюсь и советским композитором, потому что вся моя жизнь прошла при Советской власти. Но так как сейчас Советской власти нет, то называйте меня просто — композитор Тихон Хренников.
— А как вы сами относитесь к тому периоду нашей истории, который называется “Советской властью”?
— В этом периоде было много великолепного, к чему стремились люди. Но драма истории в том и состоит, что хорошее зачастую искажалось. К такому негативному я прежде всего отношу раскулачивание — это издевательство над людьми, в результате которого мы остались без хлеба на последующие десятилетия. Ну и, конечно, сталинские репрессии — самая печальная страница советской истории.
— Вы были лично знакомы со Сталиным, по указанию которого возглавили Союз композиторов СССР. Какое у вас сегодня отношение к этой личности?
— Сталин сделал для нашей страны очень много полезного, возвысил ее до грандиозных высот. Без сомнения, Советский Союз стал при нем величайшей страной в мире. Но репрессии, все эти зверства, в которых пострадали люди, ничем нельзя оправдать. У меня самого в 37-ом арестовали двух братьев. Они были настоящие патриоты, уверяю вас, но их объявили врагами народа. Это была трагедия не только для меня, но и всей нашей семьи. Мне тогда одного брата удалось вызволить, обвинения против него оказались несостоятельными. Второго брата спасти не удалось. Ему дали 10 лет, и он погиб в концлагере...
Так что действия Сталина и высшего руководства вызывали во мне большую тревогу и возмущение. Нельзя же во всех людях видеть врагов народа! Приведу такой пример. В самом начале войны я с Немировичем-Данченко сидел на представлении моей оперы “В бурю”, и в ложу зашел Александр Щербаков, который был первым секретарем МГК КПСС и начальником политуправления Советской Армии. Он сказал: “Я только что от товарища Сталина. Мы с ним очень много разговаривали об Иване Грозном. Сталин считает, что Грозный был недостаточно грозным. Он боролся против своих врагов, а потом ехал в монастырь отмаливать свои грехи. А в это время возникали новые враги.
Товарищ Сталин считает, что с врагами надо расправляться сразу”. Вот эта позиция Сталина и привела к тому, что была создана гнусная система доносов, лжи и страха. Я уверен, что настоящих врагов советской власти было очень мало, люди искренне верили в идеалы социализма. Сталин был великим актером, и окончательно в его неискренности я убедился в 52-м году, когда в разгаре была известная борьба с космополитизмом. Фадеев, Симонов и я докладывали на Политбюро, как шло обсуждение кандидатур на соискание сталинских премий. И вдруг во время заседания Сталин говорит Маленкову, который вел Политбюро: “У нас что в ЦК антисемиты завелись? Это позор для нашей партии! Надо немедленно покончить с этим делом”. Все в буквальном смысле обалдели. Маленков же сказал: “Мы должны сделать из слов товарища Сталина далеко идущие выводы”. По Москве сразу же распространилась весть об этих словах Сталина.
Теперь я понимаю, что Сталин сказал так, чтобы все думали, что он не имеет никакого отношения к творящимся безобразиям, а на самом деле планы у него были совсем другие. Сталин хорошо умел сваливать вину за негативное на других. Сталин — очень противоречивая личность. С одной стороны, талантливейший, личность, который сделал для нашей страны много полезного. И в то же время ничем не оправданные репрессии, двуличие. Видимо, в политике не может быть только положительных деятелей.
— Тихон Николаевич, а сами вы были убежденным коммунистом, верили в идеалы Советской власти?
— Я никогда не был приспособленцем и вступил в партию в 1947-м, когда был просто композитором. И то, что братья мои были арестованы, не поколебало моей веры в правильность идей коммунизма. Я считаю, что эти идеи не могут быть выброшены на свалку истории, как говорят некоторые. Ведь они воплощают то, о чем с древних времен мечтают все порядочные люди, — справедливость, свободный труд, братство. Но, видимо, природа человека несовершенна, и, когда эти идеалы хотят сделать нормой реальной жизни, получается не совсем то, что ожидали. Когда некоторые люди на волне этих идей добираются до власти, они не выдерживают этого экзамена и становятся как... как Горбачев.
Ведь Горбачев предал всех. Он предал всю партию, всех коммунистов. Руководители предают свой народ — это трагедия. У Горбачева и его окружения были возможности сохранить Союз, но, видимо, у них были какие-то другие цели. И эти люди, когда я возглавлял Союз композиторов, учили меня, как надо правильно руководить организацией и проводить идеи Ленина в жизнь! А потом все они оказались перевертышами. Значит, эти люди лишены нравственной основы, самые настоящие, я бы даже сказал, элементарные предатели.
— А вы верите, что идеи коммунизма опять овладеют массами, как говорил классик?
— Не знаю. Я не вижу сейчас никого, кто мог бы стать глашатаем этих идей. Я во многих ныне разочаровался, не буду называть фамилий. Чтобы повести за собой народ, нужен настоящий лидер, а его пока нет.
— Интересно, ваш внук Андрей разделяет взгляды деда? Или в вашей семье произошел идейный разрыв между поколениями? — Вы понимаете, Андрей рос в такое время, когда все наши идеалы дали большую трещину. Сейчас он целиком человек своего времени. Внук — профессиональный журналист, издает журнал “Детки”. А идейные вопросы сейчас, увы, мало кого волнуют. Массами сейчас овладевает одна идея — борьба с властью. То, что сейчас происходит — выступления шахтеров и учителей, итоги новых выборов, — это полное недоверие власти. Люди работают и за свой труд не получают денег — этого, по-моему, больше нет ни в одной стране мира. Это же позор! Позор этой власти! Если эта власть не может управлять страной так, чтобы у народа был кусок хлеба, пусть уходит к чертовой матери! Так и напишите — к чертовой матери!
— Разделяю ваше возмущение. Но давайте от политики перейдем к музыке. ХХ век на исходе. Отшумели, отгремели разнообразные модернистские течения. Ваша же музыка, яркая и мелодичная, неизменно пользуется успехом у слушателя...
— Я в шутку употреблю выражение “искривление генеральной линии в искусстве”. В музыке нашего века было немало сект, каждая из которых поклонялась своим богам. Одни — нововенской школе додекафонии, другие — немцам-экспериментаторам, третьи — минимализму и так далее. Люди придумывали для искусства всякую занимательную технику, вместо того чтобы продолжать великие традиции наших предшественников.
И смотрите: все сектантство, с которым связывали будущее искусства, ушло. Ведь модернизм изначально ориентировался на какую-то элиту, группу людей. Работать всю жизнь на группку людей — это не по мне. Для меня всегда жизненным принципом были слова Чайковского, который сказал просто и ясно: “Чтобы моя музыка как можно шире распространялась и чтобы люди находили в ней утешение и подпору”. Работать нужно как можно для большего числа любителей музыки. А все эти секты, в которые входили и очень талантливые люди, вызывали во мне негативное отношение.
— Тихон Николаевич, вас часто упрекают в том, что вы преследовали известную тройку отечественных авангардистов — Шнитке, Денисова, Губайдулину?
— Да это чушь, никто их не преследовал. Скорее, не поддерживал, поскольку просто не любил авангардную музыку. Но ведь этих композиторов, слывших музыкальными диссидентами, активно поддерживал Запад. Когда оформление к постановкам на музыку Шнитке где-то задерживалось, ко мне приезжал немецкий посол и начинал требовать объяснений. А ведь задержка была по техническим причинам, эти композиторы могли ездить куда хотели. И когда они жалуются, что их преследовал Союз композиторов, пусть это останется на их совести. Давайте возьмем концертные программы, и мы увидим, что в советское время сочинения Шнитке, Губайдулиной и Денисова исполнялись гораздо чаще, чем сейчас. Мне, правда, сказали, что недавно Губайдулина, которую я всегда считал самой талантливой из трех, выпустила в Германии книгу, в которой отзывается обо мне хорошо.
Мне, конечно, безразлично, что они говорят, потому что совесть моя чиста, но Губайдулина всегда была честным человеком, и, если она так написала, я ей благодарен. Ведь в конце 80-х было вылито столько грязи... Причем не только на меня, но и на других деятелей советской интеллигенции. Вспомните, что сделали с прекрасным, потрясающим актером и режиссером Сергеем Бондарчуком? Это же позор! И всю эту кампанию по очернению советской культуры я тоже связываю с предательством Горбачева и его окружения.
— Тихон Николаевич, правда, что ваш виолончельный концерт с удовольствием играл Ростропович?
— Не просто правда, я его написал по заказу Ростроповича. Он его не только исполнял, но и повез меня с этим концертом в Англию. Мы с женой были там целую неделю. Потом он играл мой концерт в Карнеги-холл в Нью-Йорке и прислал оттуда телеграмму: “Поздравляю с огромным успехом!” Ну а когда Ростроповичу нужно было политически приспосабливаться, решили сделать из Хренникова какое-то пугало для музыкального искусства. Сейчас я с Ростроповичем никаких отношений не поддерживаю, тем более что Вишневская, говорят, написала в своей книге обо мне всякие гнусности, что я был посыльным на побегушках у Шостаковича...
— А какие отношения были у вас с Шостаковичем? Сейчас модно говорить, что он сильно страдал от Советской власти...
— Мы не были большими друзьями, не всегда поддерживали нормальные товарищеские отношения. Шостакович был настоящим советским человеком. Он вступил в партию не для того, чтобы приспособиться, а по зову сердца. Зачем ему было приспосабливаться, когда его и так все признавали за гениального композитора? В 1959 году большая группа советских композиторов поехала в Америку. В Лос-Анджелесе Шостакович, Кабалевский и я давали пресс-конференцию в отеле “Амбассадор”. Журналисты стали задавать острые вопросы Шостаковичу: дескать, вы спокойно сидите рядом с Хренниковым, а он вас так критиковал. И вообще вы пишите только ту музыку, что велит партия. Шостакович тут же ответил: “Хренников критикует меня, я критикую Хренникова, это совершенно нормально”. А потом добавил: “Я считаю КПСС самой прогрессивной партией в мире, прислушивался и буду прислушиваться к ее советам”. Назавтра все газеты Америки опубликовали эти слова на первой полосе.
— Вы считаете, что Шостакович говорил искренне?
— Я считаю, что он всегда говорил только то, что думал. Это другие, перевертыши по натуре, уверяют, что он лукавил и скрывал свои взгляды. Они и Шостаковича хотят изобразить таким вот перевертышем. Шостакович никогда не скрывал своего мнения. Мы с ним вместе работали в Союзе композиторов, ведь он возглавлял российскую организацию. Вместе работали и в Комитете по ленинским премиям. Если ему что-то не нравилось, он говорил об этом откровенно. Так, Шостакович не любил Райкина и возражал против присуждения ему Ленинской премии. А я, наоборот, считал Райкина гениальным актером...
— Тихон Николаевич, мы встречаемся не в первый раз, и все время вы рассказываете интересные вещи. Невольно возникает вопрос: будет ли продолжение у книги “Так это было”?
— Конечно, я могу много рассказать о тех великих людях, с которыми меня связала судьба. Но пока ни одно издательство ко мне с такими просьбами не обращалось. А навязываться кому-то я не хочу и не буду.
— Как вы планируете отметить предстоящий юбилей?
— Я не очень люблю юбилеи, потому что они выбивают из рабочей колеи. Да и о возрасте тоже напоминают. Свое 70-летие я отмечал в Союзе композиторов. Тогда меня поздравить пришли 1500 человек. 80 лет помог отметить Фонд Дягелева в Болгарском культурном центре. Ну а сейчас приглашу близких друзей на рюмку водки в Центральный дом актера. Дома особых пиров тоже не будет: надо заканчивать партитуру “Капитанской дочки”, которую будут ставить к 200-летию Пушкина.
— Тихон Николаевич, вы выписываете нашу газету, и от всех правдистов, от всех наших читателей поздравляем вас с предстоящим юбилеем и желаем здоровья, долголетия и новых творческих побед. А что бы вы пожелали нам?
— Мне нравится в вашей “Правде.Ру”, что она отстаивает интересы народа, тружеников, которых постоянно обманывает власть. Пусть в “Правде.Ру” всегда будет только правда!
Беседовал Андрей ЩЕРБАКОВ.
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Комментарии