Приверженность правительства и Банка России либерал-монетаристскому, а в нынешней ситуации — даже либертарианскому курсу определяется не установленным Конституцией страны понятием социального государства и не целями повышения общественного благосостояния, которым такое государство должно следовать. И даже не целями роста экономики или повышения её эффективности, хотя сторонники данного идеологического выбора постоянно этим оправдываются.
Как показано результатами многочисленных исследований, выбор этого курса, принятого разными странами ради получения кредитов и кредитных рейтингов, как правило, приводит к снижению темпов экономического роста, росту социального неравенства, деградации общего потенциала страны. Темпы экономического развития стран, следующих рекомендациям МВФ, в среднем вдвое хуже государств, которые проводили свою собственную суверенную политику вопреки этим рекомендациям (график 1).
В России следование этим курсом обернулось социально-экономической катастрофой в начале 90‑х годов, банкротством государства в 1998 году, глубоким кризисом экономики в 2008 году, а также продолжающейся до сих пор стагнацией. При этом объективных причин для столь плачевной деградации экономики не было и нет — имеющиеся производственные, интеллектуальные, трудовые, научно-технические ресурсы позволяли производить продукцию и обеспечивать доходы населения на уровне вдвое выше фактического.
Либертарианская доктрина
Результаты принятого либертарианского курса для экономики нашей страны и для российского общества в целом можно назвать катастрофическими. Согласно данным того же МВФ, за период 1990–2018 гг. внутренний валовой продукт России по паритету покупательной способности вырос всего в 2,36 раза, в то время как среднемировой показатель составил 3,7 раза. При этом реальный сектор экономики вот уже 30 лет топчется на месте (график 2), а инвестиционная активность сегодня вдвое ниже, чем была в РСФСР.
Тем не менее финансово-экономический блок российской «властной вертикали» этот факт ничуть не смущает, а отсутствие позитивного практического эффекта прикрывается ссылками на авторитет мировой экономической мысли: мол, всё делается «по науке», но «материал» (народ, общество, государство и т.д.) некондиционный, поэтому имеем то, что имеем. В результате возникает ситуация, описанная ещё И. Ильфом и Е. Петровым в романе «Золотой телёнок», где Шура Балаганов пилит украденные у Корейко гири под возгласы Паниковского: «Пилите, Шура, пилите — они золотые!» Конечно, рано или поздно выяснится, что гири — простые, чугунные, но затраченных на выяснение этого обстоятельства времени и сил будет уже не вернуть.
Конечно, эта аналогия, как и все аналогии, сильно хромает: ведь Паниковский искренне верил в реальность своих фантазий, чего про лидеров финансово-экономического блока России не скажешь: они‑то прекрасно знают, что и с какими целями делают.
Экономическая теория, будучи очень важной составляющей общественного сознания, несёт в себе функции не только гносеологические, познавательные, но и политические, которые определяются интересами властвующей элиты, далеко не всегда идентичными с общенациональными социально-экономическими интересами и целями развития страны.
При этом для достижения и сохранения политической стабильности она должна позитивно восприниматься обществом. В современном обществе знаний для этого требуется наукообразное объяснение того, что, говоря словами Гегеля, «всё действительное разумно, все разумное действительно». Или, как иронически перефразировал Вольтер «монадологию» Лейбница, «мы живём в самом лучшем из возможных миров». Поэтому «мейнстрим» экономической науки призван обосновывать правильность и безошибочность проводимой государством политики — вне зависимости от практических результатов. Точно так же СССР 1970–1980 годов в теории строил коммунизм, а на практике — жил в условиях тотального «дефицита» и готовился к «рыночным реформам».
Либертарианский «мейнстрим» (англ. mainstream — основное течение) экономической науки основывается на классических постулатах о рациональности и оптимальном поведении хозяйствующих субъектов, а потому именует себя «неоклассическим». Несмотря на явное несоответствие реальным экономическим процессам, эта неоклассическая
парадигма лидирует как по числу публикаций, так и — особенно! — по весу в структуре преподавания экономических дисциплин, объёму финансирования (грантам) и престижным премиям всех уровней вплоть до нобелевской.
Как итог именно она формирует соответствующий образ мыслей в головах подавляющего большинства современных лидеров, задавая экономический и политический курс зависимых от международного капитала национальных элит, включая российскую. Поэтому необходимо отдельно остановиться на анализе сущности этой весьма популярной и влиятельной концепции, получившей статус едва ли не «священной коровы» современной экономики.
Чтобы понять суть той или иной теории, следует разобраться в содержании составляющих её фундамент аксиом. В «неоклассической» либератарианской парадигме к таковым
относятся:
— представление всего разнообразия хозяйствующих субъектов в качестве экономических агентов, мотивация которых сводится к максимизации текущей прибыли;
— предположение, что эти экономические агенты действуют абсолютно рационально и способны учитывать все имеющиеся технологические возможности, свободно конкурируя друг с другом в институциональном вакууме.
Неизменной целью любых «неоклассических» интерпретаций экономического поведения хозяйствующих субъектов является установление ситуации рыночного равновесия, которое характеризуется наиболее эффективным использованием ресурсов с полным балансом спроса и предложения, — ситуации, которая никогда не наблюдается на практике. Хотя в современных интерпретациях неоклассической теории её аксиомы усложняются включением разнообразных оговорок и уточнений, в основе они остаются неизменными, порождая соответствующие искажения в представлениях об экономических процессах.
Последние полвека основополагающие классические постулаты экономической теории являются предметом острой научной критики. Эмпирические исследования поведения фирм на реальных рынках позволили установить, что мотивация хозяйствующих субъектов отнюдь не ограничивается стремлением к максимизации прибыли или какого‑либо другого показателя экономической результативности. Был доказан факт неполной информации о рыночной конъюнктуре и технологических возможностях, доступной реальному хозяйствующему субъекту, а также раскрыто значение трансакционных издержек и других затрат, связанных с получением прибыли. Сомнению была подвергнута также сама возможность достижения экономического равновесия в результате решений, принимаемых реальными хозяйствующими субъектами.
Но, пожалуй, главный удар пришёлся на постулат о рациональности поведения хозяйствующего субъекта на рынке. В многочисленных исследованиях была установлена ограниченная способность хозяйствующих субъектов к проведению расчётов, необходимых для оптимального выбора. В разработанной более 70 лет назад концепции ограниченной рациональности Герберта Саймона фирмы ориентируются не на оптимальный, а на приемлемый выбор варианта своего поведения (2).
Сегодня на адекватности неоклассической теории могут настаивать только самые зашоренные апологеты рыночного фундаментализма, к числу которых, увы, относится
большинство лиц, определяющих экономическую политику во многих странах мира, включая Россию.
Принципиальная неопределённость множества производственных возможностей, экономической эффективности новых технологий, различия в способностях хозяйствующих субъектов к усвоению нововведений, получению и обработке рыночной информации — вот далеко не полный перечень свойств экономической реальности, не нашедших адекватного отражения в неоклассической экономической теории. В концепции экономического равновесия существенно упрощается содержание экономических процессов, игнорируется ряд важных свойств реальной конкурентной борьбы разнообразных фирм в условиях неопределённой рыночной конъюнктуры.
Несоответствие теории рыночного равновесия реальному поведению хозяйствующих субъектов не позволяет рассматривать её как адекватную теоретическую основу ни для исследования процессов экономического развития, ни — тем более! — для формирования экономической политики. Характерная для «неоклассического» подхода интерпретация экономического роста как изменения равновесного состояния экономики во времени под влиянием реакции фирм на увеличение предложения производственных ресурсов в рамках заданного множества технологических возможностей неадекватно описывает механизмы современного экономического роста, в основе которого лежит научно-технический
прогресс, имеющий прямо противоположные свойства: прежде всего, неравновесность и неопределённость, — и для оценки их эффективности в практике хозяйственного управления нельзя применять критерий максимизации прибыли.
В сущности, «неоклассическая» парадигма экономической мысли имеет квазирелигиозную функцию, убеждая в непогрешимости «свободного рынка» с культом золотого тельца, определяющего экономическое поведение и оправдывающего сложившуюся в западных странах систему распределения национального богатства и дохода. В этой наукообразной квазирелигии есть свои догмы, облечённые в математически строгие теоремы свойств рыночного равновесия, задающие соответствующие табу и принципы принятия решений в экономической политике. В качестве «Символа веры» этой религии выступает догма о невмешательстве государства в «рыночную стихию», а также примат права частной собственности, которое именуется не иначе как «священным». Адепты этой квазирелигии в России ориентируются на своих «пророков» из США, где хорошо налажена подготовка неофитов из периферийных стран. Эта подготовка ведётся на основе схоластических исследований несуществующих в реальности абстрактных моделей рыночного
равновесия. Смысл этих изысканий носит чисто идеологический характер обожествления «невидимой руки рынка» и не имеет отношения к реальной хозяйственной практике.
Кому выгодно?
Уже один этот факт даёт подсказку для ответа на ключевой вопрос: «Кому выгодно?» Удивительная живучесть «неоклассической» парадигмы и её популярность в кругах крупного наднационального капитала объясняется соответствующими экономическими и политическими интересами. Либертарианская «неоклассика» играет роль теоретического обоснования идеологии рыночного фундаментализма и либеральной экономической политики, в проведении которой заинтересованы как ТНК, стремящиеся минимизировать государственное регулирование своей деятельности, так и ряд государств, получающих от этих ТНК своё «роялти»: США, Великобритания, Швейцария и другие.
Эта концепция обосновывает претензии крупного капитала на господство в национальных обществах и во всём мире, так как сводит все социальные отношения в конечном
счёте к власти денег. Она оправдывает и современные формы неоколониализма, позволяющие эмитентам мировых валют (прежде всего, американского доллара) эксплуатировать человечество путём неэквивалентного обмена необеспеченных денежных знаков на реальные богатства. Поэтому она энергично навязывается Вашингтоном посредством как прямого политического давления, так и косвенно: через международные институты (МВФ, Всемирный банк, ВТО и т.д.) и через финансирование экспертного сообщества национальных властвующих элит в целях эксплуатации управляемых ими стран.
Так, проводимая в России системная политика погружения экономики в «стихию свободного рынка» регулярно встречает самые положительные отклики со стороны МВФ, рейтинговых агентств, крупнейших аналитических структур. В действительности либеральная идеология является ширмой, за которой все эти годы скрывается присвоение государственного имущества и национального богатства страны правящей олигархией и крупным мировым капиталом.
Если бы это было не так, либертарианская «неоклассическая» догматика давно бы стала достоянием истории науки — таким же, как астрономическая система Птолемея или теория «теплорода» в физике, нигде и никогда не применяясь на практике государственного управления. Но это так — и поэтому она положена в основу политики того же МВФ по отношению к странам третьего мира с целью лишения их возможностей самостоятельного экономического развития. Навязывая своим «клиентам» жёсткую денежную политику, МВФ лишает их возможности расширения внутреннего кредита и делает зависимыми от внешних источников финансирования, подчиняя тем самым интересам иностранного капитала.
Конечным результатом проводящегося в России по рекомендациям МВФ уже более четверти века финансово-экономического курса стал вывоз из страны более триллиона долларов, перевод в иностранную юрисдикцию контроля над прибыльными предприятиями, подчинение финансового рынка интересам иностранных спекулянтов. В отсутствие внутренних источников кредита развивались только те отрасли и виды деятельности, которые представляли интерес для иностранного капитала: экспортно-ориентированные производства сырья и торговля импортными товарами. Ориентированные на внутренний рынок производители инвестиционного оборудования и высокотехнологических товаров конечного потребления в отсутствие кредита вынуждены были уступить рынок иностранным конкурентам и свернуть производство.
По сути, реализуемая МВФ либертарианская доктрина «вашингтонского консенсуса» (предписывающая либерализацию внешней торговли и валютного регулирования, ограничительную денежную политику и отказ государства от ответственности за развитие экономики) является когнитивным оружием, парализующим способность России к проведению самостоятельной денежной политики.
Под предлогом независимости Центробанка от правительства эта политика искусственно отделяется от целей развития национальной экономики и подчиняется задачам обеспечения свободного движения международного капитала. Вводимые одновременно ограничения на расширение внутреннего кредита ставят экономику в крайне зависимое положение от внешней конъюнктуры и делают её уязвимой от спекулятивных атак. Из-за этой зависимости в кризис 2008–2009 гг., как и в 2014‑м, российская экономика пострадала больше других стран «Группы двадцати».
Результатом навязанной финансовыми институтами «вашингтонского консенсуса» политики закономерно стала деградация и дезинтеграция отечественной экономики, её офшоризация и втягивание в неэквивалентный внешнеэкономический обмен, разрушение научно технического потенциала. Ущерб от этой политики намного превышает экономический ущерб СССР от фашистской агрессии и продолжает увеличиваться на 100–150 млрд долл. в год.
Эта политика продолжается вопреки интересам отечественных товаропроизводителей и позиции научного сообщества. Несмотря на постоянную критику со стороны учёных, протесты предпринимателей и профсоюзов, растущее возмущение широких слоёв населения, власти продолжают следовать рекомендациям своих западных «партнёров» и кураторов, уклоняясь от публичного обсуждения принимаемых ими решений.
Поскольку на мировом финансовом рынке доминируют эмитенты мировых валют, США и ЕС, благодаря следованию Банка России и правительства РФ либертарианской доктрине, получают возможность определять состояние российской экономики и манипулировать проводимой макроэкономической политикой. Так, нанесённый России ущерб от введённых США в 2014 году экономических санкций был многократно усилен действиями ЦБ, выполнявшего рекомендации МВФ по повышению ставки процента и отпусканию рубля в «свободное плавание» при отсутствии ограничений транзакционных валютных операций, что привело к двукратной девальвации обменного курса рубля к доллару.
Произошедшее в результате этих действий втягивание нашей экономики в стагфляционную «ловушку» состоялось на фоне начавшегося в большинстве стран мира экономического подъёма. Потери российской экономики от этой политики ЦБ оцениваются в 25 трлн рублей непроизведённой продукции и свыше 10 трлн рублей несделанных инвестиций. Её продолжение ведёт к нарастающему отставанию российской экономики от передовых стран современного мира, выходящих на «длинную волну» роста нового глобального технологического уклада.
Практически ни одна из целей, которая ставилась на уровне государства в области экономической политики начиная с 80‑х гг. ХХ века не была реализована.
В качестве примеров, подтверждающих данный тезис, можно привести наиболее значимые реформы, проводившиеся в нашей стране за постсоветский период под влиянием либеральной идеологии. Тотальная приватизация государственных предприятий была навязана обществу исходя из умозрительной предпосылки о якобы заведомо большей эффективности частной собственности по сравнению с государственной. В реальности основная часть приватизированных предприятий была разорена новыми собственниками, неподготовленными к управлению этими производствами: крупные индустриальные города превратились в «кладбища заводов», на месте которых выросли торгово-офисные и складские помещения. А созданный в СССР передовой научно-технический потенциал сохранился почти исключительно в госкорпорациях. Самыми же эффективными оказались предприятия, созданные их собственниками с «нуля», на свои сбережения и своими силами. Но такие «субъекты рынка» с трудом выживают в криминально-коррупционном деловом климате, ориентирующем бизнес на лёгкую наживу путём присвоения чужого имущества.
Характерным примером здесь является осуществлённая под руководством Чубайса «реформа», а точнее — «приватизация», самой эффективной в мире системы генерирования и распределения электроэнергии и тепла. После раздробления РАО «ЕЭС России» и распродажи входивших в неё генерирующих мощностей вместо обещанного повышения эффективности произошёл взрывной рост тарифов, подорвавший конкурентоспособность российской экономики. Никуда не делась и их инвестиционная составляющая, которую реформаторы обещали упразднить: своеобразный налог на потребителей электроэнергии, используемый для финансирования инвестиций в эту отрасль, теперь уже — в частных интересах.
Вместо рачительных хозяев, денно и нощно работающих над повышением эффективности принадлежащих им предприятий, бесплатная приватизация государственной собственности породила криминально-хищнический тип «рейдерского» псевдопредпринимательства, ориентированный на «сбыт краденого». Разграбление многих эффективно работавших и хорошо оснащённых предприятий, передача значительного числа стратегически важных научно-производственных структур под контроль иностранных конкурентов — всё это стало нормой для «новой российской экономики». В результате эффективность промышленного производства, измеряемая показателями производительности труда, энергоёмкости и другими общепринятыми параметрами, снизилась более чем на треть, вдвое сократился общий объём производства (3).
Приватизация 90‑х, названная в народе «прихватизацией», во многом сформировала стереотипы российской бизнес-этики на годы и даже десятилетия вперёд. Создав возможности для лёгкого обогащения путём присвоения государственного имущества и последующих спекуляций с акциями приватизированных предприятий, реализованная правительством технология массовой приватизации сориентировала наиболее активных и энергичных предпринимателей не на создание новых благ и удовлетворение общественных потребностей, а на раздел незаработанного богатства и присвоение ранее созданных обществом источников дохода.
Соответственно, вместо экономического роста за счёт активизации созидательной предпринимательской энергии в результате приватизации государственных предприятий был получен колоссальный спад и взрыв криминальной активности, спровоцированный легализацией разграбления государственной собственности.
Точно так же и другие структурные «реформы», предусмотренные либертарианским «мейнстримом», обернулись для общества гигантским ущербом. Передача лесов в частную эксплуатацию Лесным кодексом — массовыми пожарами вследствие нарушения арендаторами норм лесопользования. Приватизация сельскохозяйственных земель Земельным кодексом — обезземеливанием крестьян, запустением земель и реинкарнацией латифундистов. Реформа технического регулирования путём приватизации функций сертификации продукции — резким падением качества товаров и ростом контрафакта. Монетизация социальных льгот повлекла не сокращение, а рост расходов госбюджета и массовое недовольство широких слоёв населения. Либерализация валютного регулирования вместо притока прямых иностранных инвестиций привела к уже отмеченным выше колоссальному вывозу капитала, офшоризации экономики и манипулированию финансовым рынком иностранными спекулянтами.
Перечень неудачных по отношению к заявлявшимся целям реформ под флагом «свободы рынка» можно продолжать почти до бесконечности. Но и в странах с развитой рыночной экономикой налицо множество примеров катастрофических действий в том же духе. Так, проведённая по инициативе известных американских учёных-экономистов либерализация банковского регулирования стала одной из причин глобального финансового кризиса 2008–2009 гг. Важным действующим фактором последнего стало «схлопывание» финансовых «пузырей» деривативов, случившееся вопреки предсказаниям либеральных учёных, незадолго до того получивших Нобелевскую премию за «доказательство» меньшей рискованности производных финансовых инструментов. А миллионы рядовых американцев потеряли свои пенсионные накопления и взятые в ипотеку дома.
Экономическая политика — это всегда результирующая суммы интересов. В отличие от абстрактных моделей рыночной конкуренции экономикой управляют реальные люди, имеющие свои материальные интересы. Чьи интересы сегодня обслуживает либертарианская доктрина и «мейнстрим» экономической науки, навязываемый общественному сознанию в системе экономического образования?
В «неоклассическом мейнстриме» экономической мысли, самым известным воплощением которого является доктрина рыночного фундаментализма, утверждается, что государство не должно являться активным участником экономической деятельности и вредно любое
вмешательство государства в экономику — за исключением тех видов госрегулирования, которые необходимы для существования рыночной конкуренции и свободного предпринимательства: защита частной собственности, антимонопольная политика, субсидирование расходов на науку, образование населения.
Тем самым доктрина рыночного фундаментализма защищает капиталистов от вмешательства государства в управление экономикой и распределение общественного продукта. Фактически она обслуживает интересы крупного частного монополистического капитала, не нуждающегося в государственном регулировании и поддержке. А монетаризм, обожествляющий деньги, обслуживает интересы финансовой олигархии. Он сводит государственное регулирование экономики к обеспечению свободы движения денег и максимально благоприятных условий для эксплуатации национальных ресурсов собственниками денег.
Либертарианство применительно к России
Попробуем подсчитать эффект проводимой Банком России либертарианской макроэкономической политики. В нулевые годы правительство РФ ссужало деньги российских налогоплательщиков иностранным заёмщикам под 4–5%, а российские заёмщики вынуждены были занимать за рубежом фактически изъятые у них денежные ресурсы под 8 15% годовых. После глобального финансового кризиса ставки уменьшились до 1–2% и 6–9% соответственно, но разница осталась той же. Ущерб от такого нелепого финансового обмена оценивается в десятки миллиардов долларов ежегодно. Российская экономика кредитовала американскую и европейскую под низкие процентные ставки, а занимала под высокие. При этом чем больше был приток иностранной валюты в страну, тем меньше становился спрос на кредиты национальной банковской системы и тем активнее российские предприятия занимали за рубежом.
Неэквивалентный внешнеэкономический обмен между Россией и мировой финансовой системой по каналу текущих доходов от инвестиций составляет в среднем около 50 млрд долл. ежегодно начиная с повышения нефтяных цен с 2000 года. В целом финансовый трансфер из российской экономики в мировую в рамках проводимой эти годы денежными властями монетаристской политики достигал 90–110 млрд долл. ежегодно. На графике 3 представлены основные потоки неэквивалентного обмена российской финансовой системы с внешним миром.
Этот неэквивалентный обмен предопределяется офшоризацией российской экономики, ставшей следствием переключения спроса на кредиты на зарубежные источники, что потребовало перемещения туда же залоговой и расчётной баз. Денежные власти не препятствовали данному процессу, оправдывая его ещё одной либертарианской догмой: о либерализации внешнеэкономической деятельности, включая отмену валютного контроля. Следование этой догме обошлось вывозом капитала в объёме свыше триллиона долларов, из которых половина осела в офшорах, ставших важным элементом воспроизводства российской экономики (график 4). Большая часть инвестиций её частного сектора проходит через офшоры. При этом половина вывозимых в них денег безвозвратно теряется для российской экономики, растворяясь в иностранных юрисдикциях. Другая половина возвращается в Россию под видом иностранных инвестиций, пользуясь льготным налогово правовым режимом и правом на репатриацию получаемой прибыли за рубеж.
Отсутствие валютного контроля в условиях кризисного «сжатия» общей балансовой стоимости российского фондового рынка ведёт к угрозе перехода заложенных активов российских компаний в собственность их иностранных кредиторов. Она уже реализовалась по отношению к половине российской промышленности, многие отрасли которой перешли под контроль нерезидентов (график 5).
Эта угроза усиливается по отношению ко всей отечественной экономике вследствие нарастающей монетизации финансовой пирамиды американских долговых обязательств, сопровождающейся одновременно резким ростом эмиссии и вывозом долларов за пределы США для приобретения реальных активов. В отсутствие мер по защите собственной финансовой системы российская экономика поглощается иностранным капиталом и лишается способности к самостоятельному раз витию, что обрекает её на ухудшение позиции при любом из сценариев дальнейшего развёртывания глобального кризиса.
Именно к таким результатам приводило следование подобной политике, насаждаемой МВФ, в ходе предыдущих финансовых кризисов. В условиях привязки денежной эмиссии к приобретению иностранной валюты приток спекулятивного капитала сначала влечёт вздутие капитализации финансового рынка, а затем отток иностранного капитала вызывает схлопывание финансовых пузырей и неконтролируемую девальвацию национальной валюты, утрату значительной части валютных резервов, спад производства и галопирующую инфляцию. Многократно подешевевшие активы затем вновь скупаются иностранным капиталом, национальная экономика теряет самостоятельность и колонизируется связанными с зарубежными эмиссионными центрами транснациональными корпорациями. Так, на кругообороте искусственного «вздутия» и прокалывания «пузыря» на финансовом рынке в 90‑е гг. иностранные спекулянты, поучаствовав в «раскрутке» финансовых пирамид, на каждый вложенный в приобретение приватизационных ваучеров доллар получили активы стоимостью в сотни долларов, скупленные после дефолта 1998 г.(4)
Проводимая в России либертарианская денежно-кредитная политика объективно влечёт за собой колонизацию российской экономики иностранным капиталом, лишая её возможностей самостоятельного развития. Как обосновывается в аналитическом докладе А. Отырбы и А. Кобякова «Политика, проводимая уже четверть века Банком России и правительством, заключается в создании благоприятных для иностранного капитала условий освоения российской экономики и национальных богатств России» (5). В рамках проводимой ЦБ РФ политики «валютного правления» преимущество получает иностранный капитал, связанный с эмиссионными центрами мировых фиатных валют.
Следует заметить, что апологетическая функция «неоклассического мейнстрима» несовместима с такими принципами научных исследований, как стремление к объективности, истинности, практичности. Подчинение экономической мысли интересам властвующей элиты обрекает её на наукообразную мифологичность. Выполняя социальный заказ, популярные экономические доктрины не требуют доказательства своей истинности. Достаточно поддержки со стороны государственной власти и властвующей элиты. А то, что практическое применение вытекающих из экономической теории знаний не даёт нужных результатов, не беспокоит ни псевдоучёных, ни заказчиков многочисленных официальных форумов, призванных доказать правильность проводимой государством политики. Результаты провальных с точки зрения социально-экономического развития страны реформ могут вполне удовлетворять интересы властвующей элиты. Как уже указывалось, продвинутые российскими либералами реформы лесного, земельного, социального законодательства, технического регулирования и электроэнергетики существенно расширили и укрепили образованную в ходе тотальной приватизации государственных предприятий современную российскую «элиту». Хотя повлекли за собой соответственно: массовые пожары лесов, обезземеливание крестьян, ликвидацию заслуженных миллионами людей социальных льгот, обилие контрафактной продукции, резкое повышение цен и тарифов. Надо, впрочем, признать, что и постигший банковско-финансовую систему США кризис, унесший сбережения и дома миллионов граждан, сопровождался концентрацией капитала в руках финансовой олигархии, функционеры которой благополучно покинули рухнувшие банки Уолл-стрита на «золотых парашютах» (6)
Заметим также, что учинённый под либертарианскими лозунгами погром российской экономики объясняется не только и не столько теоретическими заблуждениями, но, прежде всего, — вполне материальными интересами самих «реформаторов». В экспертном заключении Счётной палаты РФ указывалось: «Приватизация государственной собственности сопровождалась многочисленными нарушениями как со стороны федеральных органов государственной власти, их уполномоченных представителей, так и руководителей приватизируемых предприятий, что приводило, в частности, к незаконному отчуждению объектов государственной собственности, в том числе имеющих стратегическое значение, в пользу российских и иностранных лиц по заниженным ценам…» (7)
Формальное разгосударствление и передача контроля над собственностью в частные руки не привели к достижению целей, которые были определены в государственной программе приватизации: формированию института «эффективных собственников» и созданию социально ориентированной рыночной экономики. Наоборот, способ проведения приватизации создал благоприятные возможности для коррупции и рентоориентированного поведения, заблокировав формирование нормальных для рыночной экономики производственных отношений. В общественном сознании приватизация чётко получила эпитет «криминальная». Это повлекло долгосрочные негативные последствия в стереотипах предпринимательского поведения.
Вопреки ожиданиям «реформаторов», убеждавших в превосходстве частной собственности над государственной, массовая приватизация предприятий сопровождалась резким падением объёма производства промышленной продукции и ростом доли убыточных предприятий. Спустя несколько лет после начала приватизационной кампании можно было констатировать разорение подавляющего большинства (87%) приватизированных предприятий.
Зато организаторы приватизации весьма преуспели, став весьма богатыми собственниками бывшего общенародного имущества — так же, как их иностранные «консультанты». Любопытно отметить, что стремление нажиться на государственной собственности, по‑видимому, является «родовой чертой» российских либералов. Почему‑то наиболее ярые из них маниакально любят рулить государственными активами: корпорациями, банками, институтами развития и образования. И практически нет ни единого примера, чтобы какой‑то выдающийся глашатай либеральной идеологии организовал свой успешный частный бизнес. Связано это с тем, что либеральная идеология мало вдохновляет настоящих частных предпринимателей, которые понимают значение государственной поддержки бизнеса, особенно — инновационного. А захватившие руководство госкомпаниями и госбанками либералы очень любят порассуждать о невмешательстве
государства, поскольку оно даёт им возможность распоряжаться государственными деньгами и активами как своими собственными. В их устах либеральная идеология служит оправданием банального хищения государственной собственности.
Научный подход вместо либертарианской мифологии
Конечно, бывают и успешные реформы — так же, как и успешная экономическая политика. Но они, как правило, проводятся исходя из здравого смысла государственных деятелей, не обременённых экономическим образованием. Между тем для успешного развития экономики нужна правильная научная теория. Как известно, «нет ничего практичнее хорошей теории». Но теория должна соответствовать научным критериям истинности, объяснять причинно-следственные связи, раскрывать реальные закономерности процессов воспроизводства экономики и давать достоверные прогнозы. То есть проверяться на практике.
Если поставить перед наукой задачу выработать рекомендации для развития экономики в целях подъёма общественного благосостояния, то предметом такого исследования должен стать не поиск условий достижения «рыночного равновесия», а, наоборот, изучение закономерностей нарастающего отклонения от него в направлении всё более сложных и разнообразных видов экономической деятельности, развивающихся как целостный
организм. Именно процесс развития хозяйственной деятельности, а не обмена её результатами должен стать главным предметом экономической науки. Соответственно должна поменяться и методология.
Процесс развития характеризуется усложнением и повышением внутреннего разнообразия системы. Поэтому, в отличие от теории обмена, которая ориентировалась на поиск состояния равновесия и редукцию от сложного к простому в целях выявления всеобщего эквивалента, теория развития должна ориентироваться на поиск механизмов поддержания нарастающей сложности в рамках воспроизводящейся целостности. Как уже говорилось, эволюция живых систем имеет негэнтропийный характер, развиваясь по пути усложнения. Главным предметом экономической науки должно стать изучение закономерностей развития экономики, а соответственно — и механизмов её усложнения, поддержания целостности и устойчивости в процессе повышения разнообразия хозяйственной деятельности и её результатов.
Сегодня не нужно никого убеждать в том, что главным фактором развития экономики является научно-технический прогресс. Постоянная разработка и внедрение новых технологий находятся в центре внимания управления развитием экономики на всех уровнях. Чтобы разобраться в закономерностях развития хозяйственной деятельности, необходимо понять процессы изменения и смены технологий.
Хозяйственная деятельность не сводится к производству, она погружена в социальную среду, обитатели которой ведут, организуют, обеспечивают хозяйственную деятельность и используют её результаты в своих интересах. Эта среда состоит из людей, которые вступают во взаимоотношения между собой по поводу хозяйственной деятельности и её результатов. Эти отношения обеспечивают воспроизводство хозяйственной деятельности при постоянных изменениях в составе популяции участвующих в них людей. Сами производственные отношения определяются институтами, удерживающими в них людей и задающими формы реализации мотивов их поведения. Поэтому, чтобы разобраться в закономерностях развития экономики, необходимо понять и процессы изменения социальных институтов.
Социальные институты регулируют поведение людей в той мере, в которой последние склонны соблюдать задаваемые ими нормы. Эта склонность поддерживается положительными и отрицательными связями между человеком и обществом, действенность которых определяется соответствием моральных ценностей индивида и господствующей идеологии. Чем выше это соответствие, тем эффективнее работают институты, определяющие производственные отношения. И, наоборот, с ростом доли людей, отвергающих господствующую идеологию, сужается способность институтов поддерживать соответствующие производственные отношения. Поэтому для понимания закономерностей развития экономики необходимо принимать во внимание эволюцию систем ценностей людей во взаимодействии с господствующей в общественном сознании идеологией.
Следовательно, необходимо рассматривать любую экономическую систему как сложное множество людей: с их идеологией, интересами и мотивами поведения, связывающими их производственными отношениями и регулирующими эти отношения институтами, а также средствами и предметами производства, связанными определёнными технологиями. Эта сложная система состоит из бесчисленного числа элементов и связей между ними, которые постоянно меняются. Её характеризуют: принципиальная сложность, которая не позволяет редуцировать все её составляющие к некоторому базовому элементу; нелинейность взаимозависимостей, не отражающихся простыми функциями; неопределённость состояний, которая затрудняет построение прогнозов и разработку практических рекомендаций.
Исходя из изложенного центральным вопросом экономической науки должно стать изучение взаимосвязи технологических, институциональных и идеологических изменений. Именно такой подход характерен для учёных Изборского клуба, в работах которых выявлены реальные закономерности современного социально-экономического развития и обоснованы рекомендации по их использованию в управлении развитием российской экономики.
Проверка на практике
Эволюция разных государств распавшейся мировой системы социализма продемонстрировала на практике большое разнообразие траекторий перехода от директивной к рыночной экономике. Экономической теории редко удаётся экспериментально проверить ту или иную гипотезу, следствием чего является схоластичность и умозрительность многих её направлений. Период конца прошлого — начала нынешнего века дал богатейший эмпирический материал, значение которого до сих пор экономической наукой недооценено. Фактически был поставлен глобальный эксперимент по проверке на истинность основных экономических теорий.
Либертарианская доктрина была взята в качестве «руководства к действию» в России, Украине, Прибалтике и восточноевропейских государствах — членах СЭВ. При этом эксперимент был поставлен при разных условиях — Россия и Украина осуществляли переход самостоятельно, а другие восточноевропейские государства были быстро поглощены Европейским союзом. В свою очередь, в рамках каждого из этих экспериментов были свои дополнительные различия. В России переход осуществлялся в условиях авторитарного политического устройства, в Украине — в условиях парламентской демократии. Среди восточноевропейских государств особый случай — ГДР, поглощённая своим западным соседом.
Переход к рыночной экономике в Китае, Вьетнаме, Белоруссии и Узбекистане представляет собой экспериментальную проверку другой экономической теории, известной в литературе как теория хозяйства, или физическая экономика. Эту теорию отличает прагматический подход к изучению экономических явлений, не обременённый умозрительными абстракциями вроде моделей рыночного равновесия. И в этом случае эксперимент был проведён при двух различных условиях: переход от директивной к рыночной экономике и поглощение рыночной открытой экономики Гонконга социалистическим Китаем.
Наконец, осталось две страны, в которых сохранились основные институты социалистической экономики — Куба и КНДР. При оценке результатов эксперимента их можно использовать в качестве «кон трольной группы». Любопытно, что, несмотря на серьёзный удар, обрушившийся на эти сравнительно малые экономические системы с развалом СССР и мировой системы социализма, они не только выстояли, но и сохранили немалый потенциал развития. Куба демонстрирует уверенный экономический рост, а Северная Корея ухитряется выживать, несмотря на экономические санкции и колоссальное политическое давление извне. Более того, Куба оказывает мощное политическое влияние на страны Латинской Америки, многие из которых в настоящее время успешно развивают социалистические институты государственной собственности и планирования.
На графике 6 показаны темпы прироста ВВП в некоторых странах с переходной экономикой на фоне США, считавшихся до последнего времени наиболее стабильной рыночной экономикой. Здесь наглядно видны провалы в экономической динамике постсоветских государств, избравших либертарианскую модель перехода к рынку, и успехи государств, сохранивших систему централизованного планирования, сочетая её с эволюционным развитием рыночных отношений.
Адепты либертарианской доктрины не смогли дать убедительного объяснения разительных различий в результатах перехода к рыночной экономике разных стран. Объяснения успехов Китая и неудач России, как правило, сводятся к несерьёзным рассуждениям о непоследовательности политики шоковой терапии в последней и к абсурдным гипотезам о последовательной реализации доктрины рыночного фундаментализма в первом. Аналогичным образом относительно успешное развитие Белоруссии пытаются объяснить энергетическими субсидиями со стороны России, хотя соседние с ней Смоленская и Псковская области, получая энергоносители по более низким ценам, демонстрируют плачевные результаты (8).
На самом деле скачкообразная либерализация экономики, столкновение с конкуренцией высокоразвитых экономик и закономерное ухудшение инвестиционного климата вызвали резкое сокращение инвестиционной активности. Это особенно сильно ударило по наиболее современным отраслям, производящим технически сложные изделия. Отсутствие инвестиционных ресурсов для модернизации послужило причиной их развала и деградации.
Большинству европейских стран пришлось заплатить высокую цену за либерализацию хозяйственного механизма. Реакция экономики на форсированное разрушение привычных механизмов управления при отсутствии или слабости новых рыночных институтов и неотлаженности косвенных рычагов макроэкономического регулирования оказалась крайне болезненной. В результате большинство стран в первые годы «рыночной» трансформации были охвачены глубоким экономическим кризисом. Его главными проявлениями стали стремительное нарастание инфляции, угрожавшее в некоторых странах развалом государственных финансов, и падение объёмов производства. Возникли также серьёзные проблемы в социальной сфере.
Наиболее интересным для экономической науки является сравнительный анализ рыночной трансформации российской и китайской экономик, осуществлявшейся принципиально разными способами в одно и то же время, одновременно со структурным кризисом мировой экономики. В этих условиях результат любой трансформации экономики определялся сочетанием её результатов с технологическими сдвигами, закладывающими будущую траекторию экономического развития.
В России переход к рыночной экономике сопровождался разрушением институтов, обеспечивавших воспроизводство научно-производственного и интеллектуального потенциалов. В Китае эти институты не разрушались, а модернизировались, приспосабливались к функционированию в условиях рыночной конкуренции наряду с выращиванием новых институтов рыночной экономики. При этом государственная политика была направлена на сохранение и развитие научно-производственного потенциала, ориентировалась не на формальные преобразования, а на практические результаты.
Создание условий для активизации творческого потенциала личности и предпринимательских способностей путём планомерной деятельности государства позволило Китаю с момента начала реформ на порядок увеличить объёмы производства. В России и в большинстве других постсоциалистических стран переход к рынку на основе присвоения государственной собственности небольшой группой приближённых к власти лиц не мог обеспечить экономический успех.
В итоге сравнительного эксперимента по практическому применению двух разных теоретических доктрин были получены диаметрально противоположные результаты: если в России произошло более чем двукратное падение основных показателей научно-технического потенциала, то в Китае налицо их многократный рост (график 7). Это доказывает неадекватность либертарианской доктрины, на основе которой реализовывалась политика шоковой терапии в России, закономерностям современного экономического развития. Доктрина рационального хозяйствования, соответствующая эволюционной парадигме, положенная в основу китайской политики перехода к рыночной экономке, напротив, позволила учесть и исполь-зовать эти закономерности. Их понимание является необходимым условием оценки правильности проводимой экономической политики.
В России, вопреки не только научным рекомендациям, но и элементарному здравому смыслу и международному опыту, в жертву идолам рыночного фундаментализма были принесены сбережения граждан, высокотехнологические отрасли промышленности и природная рента — сотни миллиардов «нефтедолларов» ушли на подпитку долларовой финансовой пирамиды, оставив отечественный научно-производственный потенциал без необходимых для модернизации ресурсов. Вместо постепенного выращивания институтов рыночной конкуренции и осторожной трансформации гигантов социалистической экономики в конкурентоспособные корпорации, создания национальной финансово-инвестиционной системы, ориентированной на долгосрочное кредитование модернизационных проектов, в результате приватизации был выхолощен научно-производственный комплекс страны.
Патриотическая альтернатива либертарианской доктрине
Причины резкой деградации российской экономики целиком лежат в сфере управления хозяйством, сложившейся в результате «рыночных реформ» по лекалам либертарианской экономической модели. Объективное состояние научно-производственного, человеческого и сырьевого потенциала российской экономики не предвещало столь резкого падения экономической активности и инвестиций, уровень которых до сих пор остаётся ниже дореформенного. Вывоз триллиона долларов капитала, эмиграция нескольких миллионов квалифицированных кадров за рубеж свидетельствуют о неспособности созданной реформаторами системы управления экономикой страны реализовать имеющиеся возможности экономического роста. Вместо формирования созидательных мотивов общественно-полезной хозяйственной деятельности государственная политика нацеливала предприимчивых людей на присвоение чужого, не на производство нового, а на перераспределение ранее созданного богатства. Это исключало возможность формирования интеллектуального стиля управления и, соответственно, перехода на инновационный путь развития.
В первоначальном накоплении капитала, происходившем в России путём «прихватизации» государственного имущества, конкурентным преимуществом обладали люди, не обременённые моральными принципами: способные дать взятку чиновнику, запугать директора, расправиться с трудовым коллективом, при необходимости уничтожить конкурента. Коммерчески успешные и поэтому доминирующие в ходе реформ образцы предпринимательского поведения определялись не столько созидательными мотивами, сколько криминальным опытом.
Традиционная русская хозяйственная культура, образцы дореволюционного предпринимательства оказались не только не востребованы, но и дискредитированы либеральными реформаторами. Быть честным, ответственным, законопослушным, справедливым и добросовестным оказалось не просто невыгодно, а абсолютно недопустимо с точки зрения успешного ведения бизнеса. В выигрыше оказались беспринципные, алчные и, как правило, невежественные авантюристы, подкупавшие чиновников, обманывавшие государство, «кидавшие» партнёров, шантажировавшие руково-дителей предприятий, презиравшие трудовые коллективы и неспособные к управлению высокотехнологическим производством. В итоге произошла глубокая криминализация управления хозяйством, позитивные качества русской хозяйственной культуры были вытеснены лагерно-бюрократической криминальной контркультурой. Согласно классической классификации Платона, возникший в России стиль управления следует определить как тимократию (правление худших и корыстных). Перейти от этого строя к демократии, понимаемой в русской политологической традиции как народовластие, куда сложнее, чем раньше, так как для этого предстоит преодолевать сопротивление криминализированной, циничной и противоположной народу по своим интересам властвующей элиты.
В криминализации и деградации культуры хозяйствования заключаются фундаментальные причины резкого падения конкурентоспособности российской экономики. Действительно, если к сверхдоходам ведут не повышение эффективности производства и качественное удовлетворение общественных потребностей, а разграбление предприятий, обман партнёров и ликвидация конкурентов, то о каком экономическом развитии может идти речь? Неудивительно, что вместо него на протяжении вот уже более четверти века мы наблюдаем нарастающую деградацию, вывоз капитала, эмиграцию не находящих применения ДОКЛАД 20 Изборский клуб своим силам специалистов, беспощадную эксплуатацию природного и человеческого потенциала страны, присвоение национального богатства криминальными структурами.
Таким образом, в результате проводившейся либертарианской политики в российской экономике сложилась крайне неэффективная система хозяйствования, неадекватная как современным закономерностям экономического роста, так и ценностно-смысловым мотивам и стереотипам поведения подавляющего большинства населения. Эта система хозяйствования ориентирует предпринимателей не на созидательную общественно-полезную деятельность, а на присвоение чужого, провоцируя бесконечную «войну всех против всех». Она дискредитирует традиционные нравственные ценности и провоцирует криминализацию хозяйственной деятельности. Она подавляет творческую энергию граждан, вызывает их отчуждение от государства, влечёт за собой разрушение научно-производственного и деградацию человеческого потенциала страны, снижение конкурентоспособности национальной экономики.
Но этап паразитического присвоения социалистического наследства завершается, и возникает критиче-ски важный для разработки антикризисной политики вопрос: какой духовный стержень будет направлять экономическое поведение людей? Едва ли культ Золотого тельца станет новой религией нашего народа, большинство которого исповедует либо возрождающееся православие, либо коммунистическую доктрину. Если исходить из тенденции возрождения православной самоидентификации всё большей части населения России, для моделирования соответствующего ей экономического поведения следует обратиться к анализу влияния православного мировоззрения на мотивы и ограничения этого поведения. В качестве его фундаментальной основы можно использовать Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании, разработанный группой учёных и богословов под эгидой Московской патриархии РПЦ и одобренный Всемирным русским народным собором (9). Он представляет собой системное обобщение духовной составляющей экономического поведения, регламентируемого российской религиозной традицией. Как нетрудно заметить, мотив максимизации прибыли в них существенно ограничен требованиями соблюдения общего блага: не допускать дискриминации работников, стремиться к отношениям сотрудничества, взаимопомощи, выполнять взаимные обязательства, обеспечивать социальные гарантии.
Соответствующий российской миро-воззренческой традиции духовный стержень экономического поведения принципиально отличает-ся как от либеральной доктрины, так и от её криминализированного воплощения в современной российской действительности. Этим во многом объясняется неприятие подавляющим большинством российского народа ультралиберальных, либертарианских «рыночных реформ», которые легализовали аморальные и, в значительной части, преступные формы обогащения за счёт присвоения чужого. Подавляющее большинство российских граждан отказались от билета в «рыночный рай», продав за бесценок приватизационные ваучеры и не соблазнившись на посулы «народного» капитализма. Они это сделали не по недомыслию, а по неприятию предложенных либеральными реформаторами способов обогащения за счёт присвоения государственного имущества.
Русская духовная традиция наполнена содержательным смыслом, важнейшими составляющими которого являются созидательная деятельность на общее благо, воплощение принципов правды и справедливости. Привнесённая из за рубежа и с энтузиазмом подхваченная олигархами и коррупционерами доктрина вульгарного либерализма в корне этой традиции противоречит. Общество не приемлет как воровские способы обогащения, так и издевательски низкую оплату труда, олигархическую вакханалию приближённых к власти лиц на фоне массовой бедности трудящегося населения. Следствием этого диссонанса укоренённой в общественном сознании духовной традиции и повседневной практики стали эпидемии социально обусловленных болезней, резкое падение продолжительности жизни, аномально высокий уровень преступности и психических расстройств.
Разрешение противоречия между духовной традицией и практикой возможно двумя способами. Либо духовная традиция будет сломлена доминирующей хозяйственной практикой, либо последняя будет приведена в соответствие с духовной традицией.
В первом случае завершится подмена приведённых выше нравственных принципов хозяйствования культом Золотого тельца с характерными для него войной всех против всех, социальной безответственностью, доминированием аморальных и преступных способов обогащения за счёт присвоения чужого. Примеры такого рода стереотипов экономического поведения дают слаборазвитые страны Африки и Латинской Америки с характерной для них низкой эффективностью как рыночных механизмов, так и поражённых коррупцией институтов государственного регулирования. В этом случае Россию ждёт дальнейшая деморализация и вырождение населения, деградация производственного потенциала, превращение экономики в сырьевую колонию более развитых стран.
Во втором случае возможно построение эффективной экономической системы, работающей на созидательной мотивации десятков миллионов образованных трудоспособных граждан. При этом в условиях перехода мировой экономики на инновационный путь развития и доминирующего значения научно-технического прогресса как главного двигателя экономического роста специфика российской духовной традиции даёт принципиальные конкурентные преимущества. Прежде всего, это характерные для русской культуры доминирование духовного над материальным, поиск истины, тяга к творчеству и способность к коллективному интеллектуальному труду. Эти качества как нельзя лучше отвечают вызовам современной экономики знаний, в которой основой успеха является способность создавать и осваивать новейшие прорывные технологии. Сохраняющийся в стране научный и интеллектуальный потенциал может стать основой быстрого подъёма российской экономики при создании благоприятных условий его активизации. Для этого должна проводиться соответствующая социально-экономическая политика, ориентированная на активизацию имеющихся сравнительных преимуществ национальной экономики.
Разрыв между доминирующим стилем управления и общепринятыми нравственными ценностями влечёт за собой падение эффективности управления как в государственном, так и в частном секторах. Для построения эффективной экономической системы, работающей на созидательной мотивации десятков миллионов образованных трудоспособных граждан, необходимо приведение доминирующей хозяйственной практики в соответствие с духовной традицией.
Как уже неоднократно указывалось выше, выход на траекторию устойчивого роста эко-номики и благосостояния общества возможен только на основе многократного повышения инновационной и инвестиционной активности, кардинального улучшения качества государственного регулирования, подъёма трудовой, творческой и предпринимательской энергии людей. Для этого проводимая в России социально-экономическая политика должна иметь определённый духовный стержень, соответствующий национальной культурной традиции. По меньшей мере эта политика должная быть осмысленной и понятной гражданам, ориентированной на достижение разделяемых ими социально значимых целей. Активизация интеллектуального потенциала страны предполагает формирование соответствующего нравственного климата. Фундаментальное значение для русского человека имеет ощущение правильности общественного устройства, его соответствие понятиям справедливости, разумности, целесообразности. Без восстановления справедливости в распределении национального богатства и дохода, преодоления коррупции государственной власти, очищения экономики от организованной преступности новый хозяйственный подъём не удастся.
Для построения эффективной системы управления экономикой, соответствующей духовной традиции и нравственным ценностям, принятым в российской культуре, должны быть пересмотрены фундаментальные принципы государственной социально-экономической политики. В том числе в экономической политике необходимо отказаться от рыночного фундаментализма, в кадровой политике — от круговой поруки и кумовства, а в практике управления — от культа вседозволенности и самообогащения. Должны быть восстановлены ключевые для русской культуры нормы социальной справедливости в распределении национального дохода и богатства. В частности, это означает:
— ревизию итогов приватизации с отменой незаконных сделок и уплатой прогрессивного компенсационного налога, пропорционального приросту рыночной капитализации приватизированного имущества в момент его передачи на вторичном рынке;
— восстановление дореформенных сбережений граждан;
— переход к гибкой денежно-кредитной политике, ориентированной на потребности экономики в долгосрочном кредитовании развития производства, поддержание высокой инновационной и инвестиционной активности;
— проведение жёсткой антимонопольной политики, кардинальное повышение эффективности контролируемых государством естественных монополий;
— восстановление прогрессивной шкалы подоходного налога; — приведение минимальной оплаты труда в соответствие с реальным прожиточным минимумом;
— переход к нормативному планированию социальных расходов исходя из общепринятых в развитых странах стандартов и национальных традиций;
— обеспечение прав граждан на бесплатное высшее образование;
— возвращение в общенародную собственность природных ресурсов;
— введение механизма рационального природопользования с научно обоснованной системой штрафных санкций за загрязнение окружающей среды и изъятием природной ренты в доход государства;
— введение персональной ответственности чиновников за должное исполнение своих обязанностей, включающей право каждого гражданина добиваться отставки недобросовестных чиновников в судебном порядке;
— введение политической ответственности федеральной исполнительной власти за уровень жизни народа.
Разумеется, реализация этих принципов потребует политической воли и последовательной политики следования общественным интересам, которой выросший на вседозволенности олигархически-бюрократический симбиоз будет изо всех своих сил противодействовать. Преодоление такого сопротивления невозможно без вовлечения в процессы управления хозяйством и государством граждан, восстановления их избирательных прав, реализации демократических форм политического устройства и создания механизмов ответственности власти перед обществом.
Вследствие несоответствия проводившейся либертарианской политики фундаментальным для русской культуры ценностям справедливости, разумности и целесообразности, реакцией народа на разграбление страны и чудовищную несправедливость сложившейся в результате «либеральных реформ» социально-экономической системы стало повальное пьянство, наркотизация молодежи, резкое повышение уровня преступности и самоубийств. Люди предпочитают спиваться, чем соглашаться на низкооплачиваемый труд для обогащения присвоивших себе общенародную собственность новых русских. Десятки миллионов образованных и квалифицированных людей оказались на социальном дне, утратив смысл своего существования.
Сложившаяся в России система хозяйствования бесперспективна. Её сохранение обрекает страну на бесконечные внутренние конфликты и внешнюю зависимость, общество — на деградацию, а народ — на вымирание. Чтобы избежать это-го, необходимы кардинальные изменения во всём комплексе хозяйственных отношений и государственной экономической политике. Эти изменения должны привести систему хозяйствования в соответствие как с традиционными нравственными ценностями, активизировав «человеческий фак-тор», так и с закономерностями современного экономического роста, активизировав научно-производственный и интеллектуальный потенциалы. Возможность решения такой задачи определяется тем, что традиционно присущие русской культуре хозяйствования нравственные ценности и стереотипы предпринимательского поведения соответствуют требованиям и условиям современ-ного экономического роста. Сохраняющийся в стране научный и интеллектуальный потенциал может стать основой быстрого подъёма российской экономики при создании благоприятных условий его активизации.
Примечания:
1. Политическое измерение мировых финансовых кризисов / Под ред. В. Якунина, С. Сулакшина, И. Орлова. Центр проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования. Век глобализации. 2013. Выпуск №2 (12).
2. Simon H.A. Administrative Behavior. — NY: Macmillan Co, 1947
3. Глазьев С. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на экономическое чудо. М.: Экономическая газета, 2011.
4. Глазьев С. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на экономическое чудо. М.: Экономическая газета, 2011.
5. Отырба А., Кобяков А. Как побеждать в финансовых войнах. Альманах «Однако». Июнь-июль 2014 г. №174.
6. См.: Стариков Н. Кризис: как это делается. СПб: Питер, 2010; фильм-расследование «Инсайдеры» (Inside job, 2010 г.).
7. Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993–2003 годы / Доклад Счётной палаты. М., 2004.
8. Федосов Е. Инновационный путь развития как магистральная мировая тенденция // Вестник Российской академии наук. 2006. №9
9. «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании». Итоговый документ VIII Всемирного русского народного собора. Принят
на итоговом пленарном заседании Собора 5 февраля 2004 года.
Как показано результатами многочисленных исследований, выбор этого курса, принятого разными странами ради получения кредитов и кредитных рейтингов, как правило, приводит к снижению темпов экономического роста, росту социального неравенства, деградации общего потенциала страны. Темпы экономического развития стран, следующих рекомендациям МВФ, в среднем вдвое хуже государств, которые проводили свою собственную суверенную политику вопреки этим рекомендациям (график 1).
В России следование этим курсом обернулось социально-экономической катастрофой в начале 90‑х годов, банкротством государства в 1998 году, глубоким кризисом экономики в 2008 году, а также продолжающейся до сих пор стагнацией. При этом объективных причин для столь плачевной деградации экономики не было и нет — имеющиеся производственные, интеллектуальные, трудовые, научно-технические ресурсы позволяли производить продукцию и обеспечивать доходы населения на уровне вдвое выше фактического.
Либертарианская доктрина
Результаты принятого либертарианского курса для экономики нашей страны и для российского общества в целом можно назвать катастрофическими. Согласно данным того же МВФ, за период 1990–2018 гг. внутренний валовой продукт России по паритету покупательной способности вырос всего в 2,36 раза, в то время как среднемировой показатель составил 3,7 раза. При этом реальный сектор экономики вот уже 30 лет топчется на месте (график 2), а инвестиционная активность сегодня вдвое ниже, чем была в РСФСР.
Тем не менее финансово-экономический блок российской «властной вертикали» этот факт ничуть не смущает, а отсутствие позитивного практического эффекта прикрывается ссылками на авторитет мировой экономической мысли: мол, всё делается «по науке», но «материал» (народ, общество, государство и т.д.) некондиционный, поэтому имеем то, что имеем. В результате возникает ситуация, описанная ещё И. Ильфом и Е. Петровым в романе «Золотой телёнок», где Шура Балаганов пилит украденные у Корейко гири под возгласы Паниковского: «Пилите, Шура, пилите — они золотые!» Конечно, рано или поздно выяснится, что гири — простые, чугунные, но затраченных на выяснение этого обстоятельства времени и сил будет уже не вернуть.
Конечно, эта аналогия, как и все аналогии, сильно хромает: ведь Паниковский искренне верил в реальность своих фантазий, чего про лидеров финансово-экономического блока России не скажешь: они‑то прекрасно знают, что и с какими целями делают.
Экономическая теория, будучи очень важной составляющей общественного сознания, несёт в себе функции не только гносеологические, познавательные, но и политические, которые определяются интересами властвующей элиты, далеко не всегда идентичными с общенациональными социально-экономическими интересами и целями развития страны.
При этом для достижения и сохранения политической стабильности она должна позитивно восприниматься обществом. В современном обществе знаний для этого требуется наукообразное объяснение того, что, говоря словами Гегеля, «всё действительное разумно, все разумное действительно». Или, как иронически перефразировал Вольтер «монадологию» Лейбница, «мы живём в самом лучшем из возможных миров». Поэтому «мейнстрим» экономической науки призван обосновывать правильность и безошибочность проводимой государством политики — вне зависимости от практических результатов. Точно так же СССР 1970–1980 годов в теории строил коммунизм, а на практике — жил в условиях тотального «дефицита» и готовился к «рыночным реформам».
Либертарианский «мейнстрим» (англ. mainstream — основное течение) экономической науки основывается на классических постулатах о рациональности и оптимальном поведении хозяйствующих субъектов, а потому именует себя «неоклассическим». Несмотря на явное несоответствие реальным экономическим процессам, эта неоклассическая
парадигма лидирует как по числу публикаций, так и — особенно! — по весу в структуре преподавания экономических дисциплин, объёму финансирования (грантам) и престижным премиям всех уровней вплоть до нобелевской.
Как итог именно она формирует соответствующий образ мыслей в головах подавляющего большинства современных лидеров, задавая экономический и политический курс зависимых от международного капитала национальных элит, включая российскую. Поэтому необходимо отдельно остановиться на анализе сущности этой весьма популярной и влиятельной концепции, получившей статус едва ли не «священной коровы» современной экономики.
Чтобы понять суть той или иной теории, следует разобраться в содержании составляющих её фундамент аксиом. В «неоклассической» либератарианской парадигме к таковым
относятся:
— представление всего разнообразия хозяйствующих субъектов в качестве экономических агентов, мотивация которых сводится к максимизации текущей прибыли;
— предположение, что эти экономические агенты действуют абсолютно рационально и способны учитывать все имеющиеся технологические возможности, свободно конкурируя друг с другом в институциональном вакууме.
Неизменной целью любых «неоклассических» интерпретаций экономического поведения хозяйствующих субъектов является установление ситуации рыночного равновесия, которое характеризуется наиболее эффективным использованием ресурсов с полным балансом спроса и предложения, — ситуации, которая никогда не наблюдается на практике. Хотя в современных интерпретациях неоклассической теории её аксиомы усложняются включением разнообразных оговорок и уточнений, в основе они остаются неизменными, порождая соответствующие искажения в представлениях об экономических процессах.
Последние полвека основополагающие классические постулаты экономической теории являются предметом острой научной критики. Эмпирические исследования поведения фирм на реальных рынках позволили установить, что мотивация хозяйствующих субъектов отнюдь не ограничивается стремлением к максимизации прибыли или какого‑либо другого показателя экономической результативности. Был доказан факт неполной информации о рыночной конъюнктуре и технологических возможностях, доступной реальному хозяйствующему субъекту, а также раскрыто значение трансакционных издержек и других затрат, связанных с получением прибыли. Сомнению была подвергнута также сама возможность достижения экономического равновесия в результате решений, принимаемых реальными хозяйствующими субъектами.
Но, пожалуй, главный удар пришёлся на постулат о рациональности поведения хозяйствующего субъекта на рынке. В многочисленных исследованиях была установлена ограниченная способность хозяйствующих субъектов к проведению расчётов, необходимых для оптимального выбора. В разработанной более 70 лет назад концепции ограниченной рациональности Герберта Саймона фирмы ориентируются не на оптимальный, а на приемлемый выбор варианта своего поведения (2).
Сегодня на адекватности неоклассической теории могут настаивать только самые зашоренные апологеты рыночного фундаментализма, к числу которых, увы, относится
большинство лиц, определяющих экономическую политику во многих странах мира, включая Россию.
Принципиальная неопределённость множества производственных возможностей, экономической эффективности новых технологий, различия в способностях хозяйствующих субъектов к усвоению нововведений, получению и обработке рыночной информации — вот далеко не полный перечень свойств экономической реальности, не нашедших адекватного отражения в неоклассической экономической теории. В концепции экономического равновесия существенно упрощается содержание экономических процессов, игнорируется ряд важных свойств реальной конкурентной борьбы разнообразных фирм в условиях неопределённой рыночной конъюнктуры.
Несоответствие теории рыночного равновесия реальному поведению хозяйствующих субъектов не позволяет рассматривать её как адекватную теоретическую основу ни для исследования процессов экономического развития, ни — тем более! — для формирования экономической политики. Характерная для «неоклассического» подхода интерпретация экономического роста как изменения равновесного состояния экономики во времени под влиянием реакции фирм на увеличение предложения производственных ресурсов в рамках заданного множества технологических возможностей неадекватно описывает механизмы современного экономического роста, в основе которого лежит научно-технический
прогресс, имеющий прямо противоположные свойства: прежде всего, неравновесность и неопределённость, — и для оценки их эффективности в практике хозяйственного управления нельзя применять критерий максимизации прибыли.
В сущности, «неоклассическая» парадигма экономической мысли имеет квазирелигиозную функцию, убеждая в непогрешимости «свободного рынка» с культом золотого тельца, определяющего экономическое поведение и оправдывающего сложившуюся в западных странах систему распределения национального богатства и дохода. В этой наукообразной квазирелигии есть свои догмы, облечённые в математически строгие теоремы свойств рыночного равновесия, задающие соответствующие табу и принципы принятия решений в экономической политике. В качестве «Символа веры» этой религии выступает догма о невмешательстве государства в «рыночную стихию», а также примат права частной собственности, которое именуется не иначе как «священным». Адепты этой квазирелигии в России ориентируются на своих «пророков» из США, где хорошо налажена подготовка неофитов из периферийных стран. Эта подготовка ведётся на основе схоластических исследований несуществующих в реальности абстрактных моделей рыночного
равновесия. Смысл этих изысканий носит чисто идеологический характер обожествления «невидимой руки рынка» и не имеет отношения к реальной хозяйственной практике.
Кому выгодно?
Уже один этот факт даёт подсказку для ответа на ключевой вопрос: «Кому выгодно?» Удивительная живучесть «неоклассической» парадигмы и её популярность в кругах крупного наднационального капитала объясняется соответствующими экономическими и политическими интересами. Либертарианская «неоклассика» играет роль теоретического обоснования идеологии рыночного фундаментализма и либеральной экономической политики, в проведении которой заинтересованы как ТНК, стремящиеся минимизировать государственное регулирование своей деятельности, так и ряд государств, получающих от этих ТНК своё «роялти»: США, Великобритания, Швейцария и другие.
Эта концепция обосновывает претензии крупного капитала на господство в национальных обществах и во всём мире, так как сводит все социальные отношения в конечном
счёте к власти денег. Она оправдывает и современные формы неоколониализма, позволяющие эмитентам мировых валют (прежде всего, американского доллара) эксплуатировать человечество путём неэквивалентного обмена необеспеченных денежных знаков на реальные богатства. Поэтому она энергично навязывается Вашингтоном посредством как прямого политического давления, так и косвенно: через международные институты (МВФ, Всемирный банк, ВТО и т.д.) и через финансирование экспертного сообщества национальных властвующих элит в целях эксплуатации управляемых ими стран.
Так, проводимая в России системная политика погружения экономики в «стихию свободного рынка» регулярно встречает самые положительные отклики со стороны МВФ, рейтинговых агентств, крупнейших аналитических структур. В действительности либеральная идеология является ширмой, за которой все эти годы скрывается присвоение государственного имущества и национального богатства страны правящей олигархией и крупным мировым капиталом.
Если бы это было не так, либертарианская «неоклассическая» догматика давно бы стала достоянием истории науки — таким же, как астрономическая система Птолемея или теория «теплорода» в физике, нигде и никогда не применяясь на практике государственного управления. Но это так — и поэтому она положена в основу политики того же МВФ по отношению к странам третьего мира с целью лишения их возможностей самостоятельного экономического развития. Навязывая своим «клиентам» жёсткую денежную политику, МВФ лишает их возможности расширения внутреннего кредита и делает зависимыми от внешних источников финансирования, подчиняя тем самым интересам иностранного капитала.
Конечным результатом проводящегося в России по рекомендациям МВФ уже более четверти века финансово-экономического курса стал вывоз из страны более триллиона долларов, перевод в иностранную юрисдикцию контроля над прибыльными предприятиями, подчинение финансового рынка интересам иностранных спекулянтов. В отсутствие внутренних источников кредита развивались только те отрасли и виды деятельности, которые представляли интерес для иностранного капитала: экспортно-ориентированные производства сырья и торговля импортными товарами. Ориентированные на внутренний рынок производители инвестиционного оборудования и высокотехнологических товаров конечного потребления в отсутствие кредита вынуждены были уступить рынок иностранным конкурентам и свернуть производство.
По сути, реализуемая МВФ либертарианская доктрина «вашингтонского консенсуса» (предписывающая либерализацию внешней торговли и валютного регулирования, ограничительную денежную политику и отказ государства от ответственности за развитие экономики) является когнитивным оружием, парализующим способность России к проведению самостоятельной денежной политики.
Под предлогом независимости Центробанка от правительства эта политика искусственно отделяется от целей развития национальной экономики и подчиняется задачам обеспечения свободного движения международного капитала. Вводимые одновременно ограничения на расширение внутреннего кредита ставят экономику в крайне зависимое положение от внешней конъюнктуры и делают её уязвимой от спекулятивных атак. Из-за этой зависимости в кризис 2008–2009 гг., как и в 2014‑м, российская экономика пострадала больше других стран «Группы двадцати».
Результатом навязанной финансовыми институтами «вашингтонского консенсуса» политики закономерно стала деградация и дезинтеграция отечественной экономики, её офшоризация и втягивание в неэквивалентный внешнеэкономический обмен, разрушение научно технического потенциала. Ущерб от этой политики намного превышает экономический ущерб СССР от фашистской агрессии и продолжает увеличиваться на 100–150 млрд долл. в год.
Эта политика продолжается вопреки интересам отечественных товаропроизводителей и позиции научного сообщества. Несмотря на постоянную критику со стороны учёных, протесты предпринимателей и профсоюзов, растущее возмущение широких слоёв населения, власти продолжают следовать рекомендациям своих западных «партнёров» и кураторов, уклоняясь от публичного обсуждения принимаемых ими решений.
Поскольку на мировом финансовом рынке доминируют эмитенты мировых валют, США и ЕС, благодаря следованию Банка России и правительства РФ либертарианской доктрине, получают возможность определять состояние российской экономики и манипулировать проводимой макроэкономической политикой. Так, нанесённый России ущерб от введённых США в 2014 году экономических санкций был многократно усилен действиями ЦБ, выполнявшего рекомендации МВФ по повышению ставки процента и отпусканию рубля в «свободное плавание» при отсутствии ограничений транзакционных валютных операций, что привело к двукратной девальвации обменного курса рубля к доллару.
Произошедшее в результате этих действий втягивание нашей экономики в стагфляционную «ловушку» состоялось на фоне начавшегося в большинстве стран мира экономического подъёма. Потери российской экономики от этой политики ЦБ оцениваются в 25 трлн рублей непроизведённой продукции и свыше 10 трлн рублей несделанных инвестиций. Её продолжение ведёт к нарастающему отставанию российской экономики от передовых стран современного мира, выходящих на «длинную волну» роста нового глобального технологического уклада.
Практически ни одна из целей, которая ставилась на уровне государства в области экономической политики начиная с 80‑х гг. ХХ века не была реализована.
В качестве примеров, подтверждающих данный тезис, можно привести наиболее значимые реформы, проводившиеся в нашей стране за постсоветский период под влиянием либеральной идеологии. Тотальная приватизация государственных предприятий была навязана обществу исходя из умозрительной предпосылки о якобы заведомо большей эффективности частной собственности по сравнению с государственной. В реальности основная часть приватизированных предприятий была разорена новыми собственниками, неподготовленными к управлению этими производствами: крупные индустриальные города превратились в «кладбища заводов», на месте которых выросли торгово-офисные и складские помещения. А созданный в СССР передовой научно-технический потенциал сохранился почти исключительно в госкорпорациях. Самыми же эффективными оказались предприятия, созданные их собственниками с «нуля», на свои сбережения и своими силами. Но такие «субъекты рынка» с трудом выживают в криминально-коррупционном деловом климате, ориентирующем бизнес на лёгкую наживу путём присвоения чужого имущества.
Характерным примером здесь является осуществлённая под руководством Чубайса «реформа», а точнее — «приватизация», самой эффективной в мире системы генерирования и распределения электроэнергии и тепла. После раздробления РАО «ЕЭС России» и распродажи входивших в неё генерирующих мощностей вместо обещанного повышения эффективности произошёл взрывной рост тарифов, подорвавший конкурентоспособность российской экономики. Никуда не делась и их инвестиционная составляющая, которую реформаторы обещали упразднить: своеобразный налог на потребителей электроэнергии, используемый для финансирования инвестиций в эту отрасль, теперь уже — в частных интересах.
Вместо рачительных хозяев, денно и нощно работающих над повышением эффективности принадлежащих им предприятий, бесплатная приватизация государственной собственности породила криминально-хищнический тип «рейдерского» псевдопредпринимательства, ориентированный на «сбыт краденого». Разграбление многих эффективно работавших и хорошо оснащённых предприятий, передача значительного числа стратегически важных научно-производственных структур под контроль иностранных конкурентов — всё это стало нормой для «новой российской экономики». В результате эффективность промышленного производства, измеряемая показателями производительности труда, энергоёмкости и другими общепринятыми параметрами, снизилась более чем на треть, вдвое сократился общий объём производства (3).
Приватизация 90‑х, названная в народе «прихватизацией», во многом сформировала стереотипы российской бизнес-этики на годы и даже десятилетия вперёд. Создав возможности для лёгкого обогащения путём присвоения государственного имущества и последующих спекуляций с акциями приватизированных предприятий, реализованная правительством технология массовой приватизации сориентировала наиболее активных и энергичных предпринимателей не на создание новых благ и удовлетворение общественных потребностей, а на раздел незаработанного богатства и присвоение ранее созданных обществом источников дохода.
Соответственно, вместо экономического роста за счёт активизации созидательной предпринимательской энергии в результате приватизации государственных предприятий был получен колоссальный спад и взрыв криминальной активности, спровоцированный легализацией разграбления государственной собственности.
Точно так же и другие структурные «реформы», предусмотренные либертарианским «мейнстримом», обернулись для общества гигантским ущербом. Передача лесов в частную эксплуатацию Лесным кодексом — массовыми пожарами вследствие нарушения арендаторами норм лесопользования. Приватизация сельскохозяйственных земель Земельным кодексом — обезземеливанием крестьян, запустением земель и реинкарнацией латифундистов. Реформа технического регулирования путём приватизации функций сертификации продукции — резким падением качества товаров и ростом контрафакта. Монетизация социальных льгот повлекла не сокращение, а рост расходов госбюджета и массовое недовольство широких слоёв населения. Либерализация валютного регулирования вместо притока прямых иностранных инвестиций привела к уже отмеченным выше колоссальному вывозу капитала, офшоризации экономики и манипулированию финансовым рынком иностранными спекулянтами.
Перечень неудачных по отношению к заявлявшимся целям реформ под флагом «свободы рынка» можно продолжать почти до бесконечности. Но и в странах с развитой рыночной экономикой налицо множество примеров катастрофических действий в том же духе. Так, проведённая по инициативе известных американских учёных-экономистов либерализация банковского регулирования стала одной из причин глобального финансового кризиса 2008–2009 гг. Важным действующим фактором последнего стало «схлопывание» финансовых «пузырей» деривативов, случившееся вопреки предсказаниям либеральных учёных, незадолго до того получивших Нобелевскую премию за «доказательство» меньшей рискованности производных финансовых инструментов. А миллионы рядовых американцев потеряли свои пенсионные накопления и взятые в ипотеку дома.
Экономическая политика — это всегда результирующая суммы интересов. В отличие от абстрактных моделей рыночной конкуренции экономикой управляют реальные люди, имеющие свои материальные интересы. Чьи интересы сегодня обслуживает либертарианская доктрина и «мейнстрим» экономической науки, навязываемый общественному сознанию в системе экономического образования?
В «неоклассическом мейнстриме» экономической мысли, самым известным воплощением которого является доктрина рыночного фундаментализма, утверждается, что государство не должно являться активным участником экономической деятельности и вредно любое
вмешательство государства в экономику — за исключением тех видов госрегулирования, которые необходимы для существования рыночной конкуренции и свободного предпринимательства: защита частной собственности, антимонопольная политика, субсидирование расходов на науку, образование населения.
Тем самым доктрина рыночного фундаментализма защищает капиталистов от вмешательства государства в управление экономикой и распределение общественного продукта. Фактически она обслуживает интересы крупного частного монополистического капитала, не нуждающегося в государственном регулировании и поддержке. А монетаризм, обожествляющий деньги, обслуживает интересы финансовой олигархии. Он сводит государственное регулирование экономики к обеспечению свободы движения денег и максимально благоприятных условий для эксплуатации национальных ресурсов собственниками денег.
Либертарианство применительно к России
Попробуем подсчитать эффект проводимой Банком России либертарианской макроэкономической политики. В нулевые годы правительство РФ ссужало деньги российских налогоплательщиков иностранным заёмщикам под 4–5%, а российские заёмщики вынуждены были занимать за рубежом фактически изъятые у них денежные ресурсы под 8 15% годовых. После глобального финансового кризиса ставки уменьшились до 1–2% и 6–9% соответственно, но разница осталась той же. Ущерб от такого нелепого финансового обмена оценивается в десятки миллиардов долларов ежегодно. Российская экономика кредитовала американскую и европейскую под низкие процентные ставки, а занимала под высокие. При этом чем больше был приток иностранной валюты в страну, тем меньше становился спрос на кредиты национальной банковской системы и тем активнее российские предприятия занимали за рубежом.
Неэквивалентный внешнеэкономический обмен между Россией и мировой финансовой системой по каналу текущих доходов от инвестиций составляет в среднем около 50 млрд долл. ежегодно начиная с повышения нефтяных цен с 2000 года. В целом финансовый трансфер из российской экономики в мировую в рамках проводимой эти годы денежными властями монетаристской политики достигал 90–110 млрд долл. ежегодно. На графике 3 представлены основные потоки неэквивалентного обмена российской финансовой системы с внешним миром.
Этот неэквивалентный обмен предопределяется офшоризацией российской экономики, ставшей следствием переключения спроса на кредиты на зарубежные источники, что потребовало перемещения туда же залоговой и расчётной баз. Денежные власти не препятствовали данному процессу, оправдывая его ещё одной либертарианской догмой: о либерализации внешнеэкономической деятельности, включая отмену валютного контроля. Следование этой догме обошлось вывозом капитала в объёме свыше триллиона долларов, из которых половина осела в офшорах, ставших важным элементом воспроизводства российской экономики (график 4). Большая часть инвестиций её частного сектора проходит через офшоры. При этом половина вывозимых в них денег безвозвратно теряется для российской экономики, растворяясь в иностранных юрисдикциях. Другая половина возвращается в Россию под видом иностранных инвестиций, пользуясь льготным налогово правовым режимом и правом на репатриацию получаемой прибыли за рубеж.
Отсутствие валютного контроля в условиях кризисного «сжатия» общей балансовой стоимости российского фондового рынка ведёт к угрозе перехода заложенных активов российских компаний в собственность их иностранных кредиторов. Она уже реализовалась по отношению к половине российской промышленности, многие отрасли которой перешли под контроль нерезидентов (график 5).
Эта угроза усиливается по отношению ко всей отечественной экономике вследствие нарастающей монетизации финансовой пирамиды американских долговых обязательств, сопровождающейся одновременно резким ростом эмиссии и вывозом долларов за пределы США для приобретения реальных активов. В отсутствие мер по защите собственной финансовой системы российская экономика поглощается иностранным капиталом и лишается способности к самостоятельному раз витию, что обрекает её на ухудшение позиции при любом из сценариев дальнейшего развёртывания глобального кризиса.
Именно к таким результатам приводило следование подобной политике, насаждаемой МВФ, в ходе предыдущих финансовых кризисов. В условиях привязки денежной эмиссии к приобретению иностранной валюты приток спекулятивного капитала сначала влечёт вздутие капитализации финансового рынка, а затем отток иностранного капитала вызывает схлопывание финансовых пузырей и неконтролируемую девальвацию национальной валюты, утрату значительной части валютных резервов, спад производства и галопирующую инфляцию. Многократно подешевевшие активы затем вновь скупаются иностранным капиталом, национальная экономика теряет самостоятельность и колонизируется связанными с зарубежными эмиссионными центрами транснациональными корпорациями. Так, на кругообороте искусственного «вздутия» и прокалывания «пузыря» на финансовом рынке в 90‑е гг. иностранные спекулянты, поучаствовав в «раскрутке» финансовых пирамид, на каждый вложенный в приобретение приватизационных ваучеров доллар получили активы стоимостью в сотни долларов, скупленные после дефолта 1998 г.(4)
Проводимая в России либертарианская денежно-кредитная политика объективно влечёт за собой колонизацию российской экономики иностранным капиталом, лишая её возможностей самостоятельного развития. Как обосновывается в аналитическом докладе А. Отырбы и А. Кобякова «Политика, проводимая уже четверть века Банком России и правительством, заключается в создании благоприятных для иностранного капитала условий освоения российской экономики и национальных богатств России» (5). В рамках проводимой ЦБ РФ политики «валютного правления» преимущество получает иностранный капитал, связанный с эмиссионными центрами мировых фиатных валют.
Следует заметить, что апологетическая функция «неоклассического мейнстрима» несовместима с такими принципами научных исследований, как стремление к объективности, истинности, практичности. Подчинение экономической мысли интересам властвующей элиты обрекает её на наукообразную мифологичность. Выполняя социальный заказ, популярные экономические доктрины не требуют доказательства своей истинности. Достаточно поддержки со стороны государственной власти и властвующей элиты. А то, что практическое применение вытекающих из экономической теории знаний не даёт нужных результатов, не беспокоит ни псевдоучёных, ни заказчиков многочисленных официальных форумов, призванных доказать правильность проводимой государством политики. Результаты провальных с точки зрения социально-экономического развития страны реформ могут вполне удовлетворять интересы властвующей элиты. Как уже указывалось, продвинутые российскими либералами реформы лесного, земельного, социального законодательства, технического регулирования и электроэнергетики существенно расширили и укрепили образованную в ходе тотальной приватизации государственных предприятий современную российскую «элиту». Хотя повлекли за собой соответственно: массовые пожары лесов, обезземеливание крестьян, ликвидацию заслуженных миллионами людей социальных льгот, обилие контрафактной продукции, резкое повышение цен и тарифов. Надо, впрочем, признать, что и постигший банковско-финансовую систему США кризис, унесший сбережения и дома миллионов граждан, сопровождался концентрацией капитала в руках финансовой олигархии, функционеры которой благополучно покинули рухнувшие банки Уолл-стрита на «золотых парашютах» (6)
Заметим также, что учинённый под либертарианскими лозунгами погром российской экономики объясняется не только и не столько теоретическими заблуждениями, но, прежде всего, — вполне материальными интересами самих «реформаторов». В экспертном заключении Счётной палаты РФ указывалось: «Приватизация государственной собственности сопровождалась многочисленными нарушениями как со стороны федеральных органов государственной власти, их уполномоченных представителей, так и руководителей приватизируемых предприятий, что приводило, в частности, к незаконному отчуждению объектов государственной собственности, в том числе имеющих стратегическое значение, в пользу российских и иностранных лиц по заниженным ценам…» (7)
Формальное разгосударствление и передача контроля над собственностью в частные руки не привели к достижению целей, которые были определены в государственной программе приватизации: формированию института «эффективных собственников» и созданию социально ориентированной рыночной экономики. Наоборот, способ проведения приватизации создал благоприятные возможности для коррупции и рентоориентированного поведения, заблокировав формирование нормальных для рыночной экономики производственных отношений. В общественном сознании приватизация чётко получила эпитет «криминальная». Это повлекло долгосрочные негативные последствия в стереотипах предпринимательского поведения.
Вопреки ожиданиям «реформаторов», убеждавших в превосходстве частной собственности над государственной, массовая приватизация предприятий сопровождалась резким падением объёма производства промышленной продукции и ростом доли убыточных предприятий. Спустя несколько лет после начала приватизационной кампании можно было констатировать разорение подавляющего большинства (87%) приватизированных предприятий.
Зато организаторы приватизации весьма преуспели, став весьма богатыми собственниками бывшего общенародного имущества — так же, как их иностранные «консультанты». Любопытно отметить, что стремление нажиться на государственной собственности, по‑видимому, является «родовой чертой» российских либералов. Почему‑то наиболее ярые из них маниакально любят рулить государственными активами: корпорациями, банками, институтами развития и образования. И практически нет ни единого примера, чтобы какой‑то выдающийся глашатай либеральной идеологии организовал свой успешный частный бизнес. Связано это с тем, что либеральная идеология мало вдохновляет настоящих частных предпринимателей, которые понимают значение государственной поддержки бизнеса, особенно — инновационного. А захватившие руководство госкомпаниями и госбанками либералы очень любят порассуждать о невмешательстве
государства, поскольку оно даёт им возможность распоряжаться государственными деньгами и активами как своими собственными. В их устах либеральная идеология служит оправданием банального хищения государственной собственности.
Научный подход вместо либертарианской мифологии
Конечно, бывают и успешные реформы — так же, как и успешная экономическая политика. Но они, как правило, проводятся исходя из здравого смысла государственных деятелей, не обременённых экономическим образованием. Между тем для успешного развития экономики нужна правильная научная теория. Как известно, «нет ничего практичнее хорошей теории». Но теория должна соответствовать научным критериям истинности, объяснять причинно-следственные связи, раскрывать реальные закономерности процессов воспроизводства экономики и давать достоверные прогнозы. То есть проверяться на практике.
Если поставить перед наукой задачу выработать рекомендации для развития экономики в целях подъёма общественного благосостояния, то предметом такого исследования должен стать не поиск условий достижения «рыночного равновесия», а, наоборот, изучение закономерностей нарастающего отклонения от него в направлении всё более сложных и разнообразных видов экономической деятельности, развивающихся как целостный
организм. Именно процесс развития хозяйственной деятельности, а не обмена её результатами должен стать главным предметом экономической науки. Соответственно должна поменяться и методология.
Процесс развития характеризуется усложнением и повышением внутреннего разнообразия системы. Поэтому, в отличие от теории обмена, которая ориентировалась на поиск состояния равновесия и редукцию от сложного к простому в целях выявления всеобщего эквивалента, теория развития должна ориентироваться на поиск механизмов поддержания нарастающей сложности в рамках воспроизводящейся целостности. Как уже говорилось, эволюция живых систем имеет негэнтропийный характер, развиваясь по пути усложнения. Главным предметом экономической науки должно стать изучение закономерностей развития экономики, а соответственно — и механизмов её усложнения, поддержания целостности и устойчивости в процессе повышения разнообразия хозяйственной деятельности и её результатов.
Сегодня не нужно никого убеждать в том, что главным фактором развития экономики является научно-технический прогресс. Постоянная разработка и внедрение новых технологий находятся в центре внимания управления развитием экономики на всех уровнях. Чтобы разобраться в закономерностях развития хозяйственной деятельности, необходимо понять процессы изменения и смены технологий.
Хозяйственная деятельность не сводится к производству, она погружена в социальную среду, обитатели которой ведут, организуют, обеспечивают хозяйственную деятельность и используют её результаты в своих интересах. Эта среда состоит из людей, которые вступают во взаимоотношения между собой по поводу хозяйственной деятельности и её результатов. Эти отношения обеспечивают воспроизводство хозяйственной деятельности при постоянных изменениях в составе популяции участвующих в них людей. Сами производственные отношения определяются институтами, удерживающими в них людей и задающими формы реализации мотивов их поведения. Поэтому, чтобы разобраться в закономерностях развития экономики, необходимо понять и процессы изменения социальных институтов.
Социальные институты регулируют поведение людей в той мере, в которой последние склонны соблюдать задаваемые ими нормы. Эта склонность поддерживается положительными и отрицательными связями между человеком и обществом, действенность которых определяется соответствием моральных ценностей индивида и господствующей идеологии. Чем выше это соответствие, тем эффективнее работают институты, определяющие производственные отношения. И, наоборот, с ростом доли людей, отвергающих господствующую идеологию, сужается способность институтов поддерживать соответствующие производственные отношения. Поэтому для понимания закономерностей развития экономики необходимо принимать во внимание эволюцию систем ценностей людей во взаимодействии с господствующей в общественном сознании идеологией.
Следовательно, необходимо рассматривать любую экономическую систему как сложное множество людей: с их идеологией, интересами и мотивами поведения, связывающими их производственными отношениями и регулирующими эти отношения институтами, а также средствами и предметами производства, связанными определёнными технологиями. Эта сложная система состоит из бесчисленного числа элементов и связей между ними, которые постоянно меняются. Её характеризуют: принципиальная сложность, которая не позволяет редуцировать все её составляющие к некоторому базовому элементу; нелинейность взаимозависимостей, не отражающихся простыми функциями; неопределённость состояний, которая затрудняет построение прогнозов и разработку практических рекомендаций.
Исходя из изложенного центральным вопросом экономической науки должно стать изучение взаимосвязи технологических, институциональных и идеологических изменений. Именно такой подход характерен для учёных Изборского клуба, в работах которых выявлены реальные закономерности современного социально-экономического развития и обоснованы рекомендации по их использованию в управлении развитием российской экономики.
Проверка на практике
Эволюция разных государств распавшейся мировой системы социализма продемонстрировала на практике большое разнообразие траекторий перехода от директивной к рыночной экономике. Экономической теории редко удаётся экспериментально проверить ту или иную гипотезу, следствием чего является схоластичность и умозрительность многих её направлений. Период конца прошлого — начала нынешнего века дал богатейший эмпирический материал, значение которого до сих пор экономической наукой недооценено. Фактически был поставлен глобальный эксперимент по проверке на истинность основных экономических теорий.
Либертарианская доктрина была взята в качестве «руководства к действию» в России, Украине, Прибалтике и восточноевропейских государствах — членах СЭВ. При этом эксперимент был поставлен при разных условиях — Россия и Украина осуществляли переход самостоятельно, а другие восточноевропейские государства были быстро поглощены Европейским союзом. В свою очередь, в рамках каждого из этих экспериментов были свои дополнительные различия. В России переход осуществлялся в условиях авторитарного политического устройства, в Украине — в условиях парламентской демократии. Среди восточноевропейских государств особый случай — ГДР, поглощённая своим западным соседом.
Переход к рыночной экономике в Китае, Вьетнаме, Белоруссии и Узбекистане представляет собой экспериментальную проверку другой экономической теории, известной в литературе как теория хозяйства, или физическая экономика. Эту теорию отличает прагматический подход к изучению экономических явлений, не обременённый умозрительными абстракциями вроде моделей рыночного равновесия. И в этом случае эксперимент был проведён при двух различных условиях: переход от директивной к рыночной экономике и поглощение рыночной открытой экономики Гонконга социалистическим Китаем.
Наконец, осталось две страны, в которых сохранились основные институты социалистической экономики — Куба и КНДР. При оценке результатов эксперимента их можно использовать в качестве «кон трольной группы». Любопытно, что, несмотря на серьёзный удар, обрушившийся на эти сравнительно малые экономические системы с развалом СССР и мировой системы социализма, они не только выстояли, но и сохранили немалый потенциал развития. Куба демонстрирует уверенный экономический рост, а Северная Корея ухитряется выживать, несмотря на экономические санкции и колоссальное политическое давление извне. Более того, Куба оказывает мощное политическое влияние на страны Латинской Америки, многие из которых в настоящее время успешно развивают социалистические институты государственной собственности и планирования.
На графике 6 показаны темпы прироста ВВП в некоторых странах с переходной экономикой на фоне США, считавшихся до последнего времени наиболее стабильной рыночной экономикой. Здесь наглядно видны провалы в экономической динамике постсоветских государств, избравших либертарианскую модель перехода к рынку, и успехи государств, сохранивших систему централизованного планирования, сочетая её с эволюционным развитием рыночных отношений.
Адепты либертарианской доктрины не смогли дать убедительного объяснения разительных различий в результатах перехода к рыночной экономике разных стран. Объяснения успехов Китая и неудач России, как правило, сводятся к несерьёзным рассуждениям о непоследовательности политики шоковой терапии в последней и к абсурдным гипотезам о последовательной реализации доктрины рыночного фундаментализма в первом. Аналогичным образом относительно успешное развитие Белоруссии пытаются объяснить энергетическими субсидиями со стороны России, хотя соседние с ней Смоленская и Псковская области, получая энергоносители по более низким ценам, демонстрируют плачевные результаты (8).
На самом деле скачкообразная либерализация экономики, столкновение с конкуренцией высокоразвитых экономик и закономерное ухудшение инвестиционного климата вызвали резкое сокращение инвестиционной активности. Это особенно сильно ударило по наиболее современным отраслям, производящим технически сложные изделия. Отсутствие инвестиционных ресурсов для модернизации послужило причиной их развала и деградации.
Большинству европейских стран пришлось заплатить высокую цену за либерализацию хозяйственного механизма. Реакция экономики на форсированное разрушение привычных механизмов управления при отсутствии или слабости новых рыночных институтов и неотлаженности косвенных рычагов макроэкономического регулирования оказалась крайне болезненной. В результате большинство стран в первые годы «рыночной» трансформации были охвачены глубоким экономическим кризисом. Его главными проявлениями стали стремительное нарастание инфляции, угрожавшее в некоторых странах развалом государственных финансов, и падение объёмов производства. Возникли также серьёзные проблемы в социальной сфере.
Наиболее интересным для экономической науки является сравнительный анализ рыночной трансформации российской и китайской экономик, осуществлявшейся принципиально разными способами в одно и то же время, одновременно со структурным кризисом мировой экономики. В этих условиях результат любой трансформации экономики определялся сочетанием её результатов с технологическими сдвигами, закладывающими будущую траекторию экономического развития.
В России переход к рыночной экономике сопровождался разрушением институтов, обеспечивавших воспроизводство научно-производственного и интеллектуального потенциалов. В Китае эти институты не разрушались, а модернизировались, приспосабливались к функционированию в условиях рыночной конкуренции наряду с выращиванием новых институтов рыночной экономики. При этом государственная политика была направлена на сохранение и развитие научно-производственного потенциала, ориентировалась не на формальные преобразования, а на практические результаты.
Создание условий для активизации творческого потенциала личности и предпринимательских способностей путём планомерной деятельности государства позволило Китаю с момента начала реформ на порядок увеличить объёмы производства. В России и в большинстве других постсоциалистических стран переход к рынку на основе присвоения государственной собственности небольшой группой приближённых к власти лиц не мог обеспечить экономический успех.
В итоге сравнительного эксперимента по практическому применению двух разных теоретических доктрин были получены диаметрально противоположные результаты: если в России произошло более чем двукратное падение основных показателей научно-технического потенциала, то в Китае налицо их многократный рост (график 7). Это доказывает неадекватность либертарианской доктрины, на основе которой реализовывалась политика шоковой терапии в России, закономерностям современного экономического развития. Доктрина рационального хозяйствования, соответствующая эволюционной парадигме, положенная в основу китайской политики перехода к рыночной экономке, напротив, позволила учесть и исполь-зовать эти закономерности. Их понимание является необходимым условием оценки правильности проводимой экономической политики.
В России, вопреки не только научным рекомендациям, но и элементарному здравому смыслу и международному опыту, в жертву идолам рыночного фундаментализма были принесены сбережения граждан, высокотехнологические отрасли промышленности и природная рента — сотни миллиардов «нефтедолларов» ушли на подпитку долларовой финансовой пирамиды, оставив отечественный научно-производственный потенциал без необходимых для модернизации ресурсов. Вместо постепенного выращивания институтов рыночной конкуренции и осторожной трансформации гигантов социалистической экономики в конкурентоспособные корпорации, создания национальной финансово-инвестиционной системы, ориентированной на долгосрочное кредитование модернизационных проектов, в результате приватизации был выхолощен научно-производственный комплекс страны.
Патриотическая альтернатива либертарианской доктрине
Причины резкой деградации российской экономики целиком лежат в сфере управления хозяйством, сложившейся в результате «рыночных реформ» по лекалам либертарианской экономической модели. Объективное состояние научно-производственного, человеческого и сырьевого потенциала российской экономики не предвещало столь резкого падения экономической активности и инвестиций, уровень которых до сих пор остаётся ниже дореформенного. Вывоз триллиона долларов капитала, эмиграция нескольких миллионов квалифицированных кадров за рубеж свидетельствуют о неспособности созданной реформаторами системы управления экономикой страны реализовать имеющиеся возможности экономического роста. Вместо формирования созидательных мотивов общественно-полезной хозяйственной деятельности государственная политика нацеливала предприимчивых людей на присвоение чужого, не на производство нового, а на перераспределение ранее созданного богатства. Это исключало возможность формирования интеллектуального стиля управления и, соответственно, перехода на инновационный путь развития.
В первоначальном накоплении капитала, происходившем в России путём «прихватизации» государственного имущества, конкурентным преимуществом обладали люди, не обременённые моральными принципами: способные дать взятку чиновнику, запугать директора, расправиться с трудовым коллективом, при необходимости уничтожить конкурента. Коммерчески успешные и поэтому доминирующие в ходе реформ образцы предпринимательского поведения определялись не столько созидательными мотивами, сколько криминальным опытом.
Традиционная русская хозяйственная культура, образцы дореволюционного предпринимательства оказались не только не востребованы, но и дискредитированы либеральными реформаторами. Быть честным, ответственным, законопослушным, справедливым и добросовестным оказалось не просто невыгодно, а абсолютно недопустимо с точки зрения успешного ведения бизнеса. В выигрыше оказались беспринципные, алчные и, как правило, невежественные авантюристы, подкупавшие чиновников, обманывавшие государство, «кидавшие» партнёров, шантажировавшие руково-дителей предприятий, презиравшие трудовые коллективы и неспособные к управлению высокотехнологическим производством. В итоге произошла глубокая криминализация управления хозяйством, позитивные качества русской хозяйственной культуры были вытеснены лагерно-бюрократической криминальной контркультурой. Согласно классической классификации Платона, возникший в России стиль управления следует определить как тимократию (правление худших и корыстных). Перейти от этого строя к демократии, понимаемой в русской политологической традиции как народовластие, куда сложнее, чем раньше, так как для этого предстоит преодолевать сопротивление криминализированной, циничной и противоположной народу по своим интересам властвующей элиты.
В криминализации и деградации культуры хозяйствования заключаются фундаментальные причины резкого падения конкурентоспособности российской экономики. Действительно, если к сверхдоходам ведут не повышение эффективности производства и качественное удовлетворение общественных потребностей, а разграбление предприятий, обман партнёров и ликвидация конкурентов, то о каком экономическом развитии может идти речь? Неудивительно, что вместо него на протяжении вот уже более четверти века мы наблюдаем нарастающую деградацию, вывоз капитала, эмиграцию не находящих применения ДОКЛАД 20 Изборский клуб своим силам специалистов, беспощадную эксплуатацию природного и человеческого потенциала страны, присвоение национального богатства криминальными структурами.
Таким образом, в результате проводившейся либертарианской политики в российской экономике сложилась крайне неэффективная система хозяйствования, неадекватная как современным закономерностям экономического роста, так и ценностно-смысловым мотивам и стереотипам поведения подавляющего большинства населения. Эта система хозяйствования ориентирует предпринимателей не на созидательную общественно-полезную деятельность, а на присвоение чужого, провоцируя бесконечную «войну всех против всех». Она дискредитирует традиционные нравственные ценности и провоцирует криминализацию хозяйственной деятельности. Она подавляет творческую энергию граждан, вызывает их отчуждение от государства, влечёт за собой разрушение научно-производственного и деградацию человеческого потенциала страны, снижение конкурентоспособности национальной экономики.
Но этап паразитического присвоения социалистического наследства завершается, и возникает критиче-ски важный для разработки антикризисной политики вопрос: какой духовный стержень будет направлять экономическое поведение людей? Едва ли культ Золотого тельца станет новой религией нашего народа, большинство которого исповедует либо возрождающееся православие, либо коммунистическую доктрину. Если исходить из тенденции возрождения православной самоидентификации всё большей части населения России, для моделирования соответствующего ей экономического поведения следует обратиться к анализу влияния православного мировоззрения на мотивы и ограничения этого поведения. В качестве его фундаментальной основы можно использовать Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании, разработанный группой учёных и богословов под эгидой Московской патриархии РПЦ и одобренный Всемирным русским народным собором (9). Он представляет собой системное обобщение духовной составляющей экономического поведения, регламентируемого российской религиозной традицией. Как нетрудно заметить, мотив максимизации прибыли в них существенно ограничен требованиями соблюдения общего блага: не допускать дискриминации работников, стремиться к отношениям сотрудничества, взаимопомощи, выполнять взаимные обязательства, обеспечивать социальные гарантии.
Соответствующий российской миро-воззренческой традиции духовный стержень экономического поведения принципиально отличает-ся как от либеральной доктрины, так и от её криминализированного воплощения в современной российской действительности. Этим во многом объясняется неприятие подавляющим большинством российского народа ультралиберальных, либертарианских «рыночных реформ», которые легализовали аморальные и, в значительной части, преступные формы обогащения за счёт присвоения чужого. Подавляющее большинство российских граждан отказались от билета в «рыночный рай», продав за бесценок приватизационные ваучеры и не соблазнившись на посулы «народного» капитализма. Они это сделали не по недомыслию, а по неприятию предложенных либеральными реформаторами способов обогащения за счёт присвоения государственного имущества.
Русская духовная традиция наполнена содержательным смыслом, важнейшими составляющими которого являются созидательная деятельность на общее благо, воплощение принципов правды и справедливости. Привнесённая из за рубежа и с энтузиазмом подхваченная олигархами и коррупционерами доктрина вульгарного либерализма в корне этой традиции противоречит. Общество не приемлет как воровские способы обогащения, так и издевательски низкую оплату труда, олигархическую вакханалию приближённых к власти лиц на фоне массовой бедности трудящегося населения. Следствием этого диссонанса укоренённой в общественном сознании духовной традиции и повседневной практики стали эпидемии социально обусловленных болезней, резкое падение продолжительности жизни, аномально высокий уровень преступности и психических расстройств.
Разрешение противоречия между духовной традицией и практикой возможно двумя способами. Либо духовная традиция будет сломлена доминирующей хозяйственной практикой, либо последняя будет приведена в соответствие с духовной традицией.
В первом случае завершится подмена приведённых выше нравственных принципов хозяйствования культом Золотого тельца с характерными для него войной всех против всех, социальной безответственностью, доминированием аморальных и преступных способов обогащения за счёт присвоения чужого. Примеры такого рода стереотипов экономического поведения дают слаборазвитые страны Африки и Латинской Америки с характерной для них низкой эффективностью как рыночных механизмов, так и поражённых коррупцией институтов государственного регулирования. В этом случае Россию ждёт дальнейшая деморализация и вырождение населения, деградация производственного потенциала, превращение экономики в сырьевую колонию более развитых стран.
Во втором случае возможно построение эффективной экономической системы, работающей на созидательной мотивации десятков миллионов образованных трудоспособных граждан. При этом в условиях перехода мировой экономики на инновационный путь развития и доминирующего значения научно-технического прогресса как главного двигателя экономического роста специфика российской духовной традиции даёт принципиальные конкурентные преимущества. Прежде всего, это характерные для русской культуры доминирование духовного над материальным, поиск истины, тяга к творчеству и способность к коллективному интеллектуальному труду. Эти качества как нельзя лучше отвечают вызовам современной экономики знаний, в которой основой успеха является способность создавать и осваивать новейшие прорывные технологии. Сохраняющийся в стране научный и интеллектуальный потенциал может стать основой быстрого подъёма российской экономики при создании благоприятных условий его активизации. Для этого должна проводиться соответствующая социально-экономическая политика, ориентированная на активизацию имеющихся сравнительных преимуществ национальной экономики.
Разрыв между доминирующим стилем управления и общепринятыми нравственными ценностями влечёт за собой падение эффективности управления как в государственном, так и в частном секторах. Для построения эффективной экономической системы, работающей на созидательной мотивации десятков миллионов образованных трудоспособных граждан, необходимо приведение доминирующей хозяйственной практики в соответствие с духовной традицией.
Как уже неоднократно указывалось выше, выход на траекторию устойчивого роста эко-номики и благосостояния общества возможен только на основе многократного повышения инновационной и инвестиционной активности, кардинального улучшения качества государственного регулирования, подъёма трудовой, творческой и предпринимательской энергии людей. Для этого проводимая в России социально-экономическая политика должна иметь определённый духовный стержень, соответствующий национальной культурной традиции. По меньшей мере эта политика должная быть осмысленной и понятной гражданам, ориентированной на достижение разделяемых ими социально значимых целей. Активизация интеллектуального потенциала страны предполагает формирование соответствующего нравственного климата. Фундаментальное значение для русского человека имеет ощущение правильности общественного устройства, его соответствие понятиям справедливости, разумности, целесообразности. Без восстановления справедливости в распределении национального богатства и дохода, преодоления коррупции государственной власти, очищения экономики от организованной преступности новый хозяйственный подъём не удастся.
Для построения эффективной системы управления экономикой, соответствующей духовной традиции и нравственным ценностям, принятым в российской культуре, должны быть пересмотрены фундаментальные принципы государственной социально-экономической политики. В том числе в экономической политике необходимо отказаться от рыночного фундаментализма, в кадровой политике — от круговой поруки и кумовства, а в практике управления — от культа вседозволенности и самообогащения. Должны быть восстановлены ключевые для русской культуры нормы социальной справедливости в распределении национального дохода и богатства. В частности, это означает:
— ревизию итогов приватизации с отменой незаконных сделок и уплатой прогрессивного компенсационного налога, пропорционального приросту рыночной капитализации приватизированного имущества в момент его передачи на вторичном рынке;
— восстановление дореформенных сбережений граждан;
— переход к гибкой денежно-кредитной политике, ориентированной на потребности экономики в долгосрочном кредитовании развития производства, поддержание высокой инновационной и инвестиционной активности;
— проведение жёсткой антимонопольной политики, кардинальное повышение эффективности контролируемых государством естественных монополий;
— восстановление прогрессивной шкалы подоходного налога; — приведение минимальной оплаты труда в соответствие с реальным прожиточным минимумом;
— переход к нормативному планированию социальных расходов исходя из общепринятых в развитых странах стандартов и национальных традиций;
— обеспечение прав граждан на бесплатное высшее образование;
— возвращение в общенародную собственность природных ресурсов;
— введение механизма рационального природопользования с научно обоснованной системой штрафных санкций за загрязнение окружающей среды и изъятием природной ренты в доход государства;
— введение персональной ответственности чиновников за должное исполнение своих обязанностей, включающей право каждого гражданина добиваться отставки недобросовестных чиновников в судебном порядке;
— введение политической ответственности федеральной исполнительной власти за уровень жизни народа.
Разумеется, реализация этих принципов потребует политической воли и последовательной политики следования общественным интересам, которой выросший на вседозволенности олигархически-бюрократический симбиоз будет изо всех своих сил противодействовать. Преодоление такого сопротивления невозможно без вовлечения в процессы управления хозяйством и государством граждан, восстановления их избирательных прав, реализации демократических форм политического устройства и создания механизмов ответственности власти перед обществом.
Вследствие несоответствия проводившейся либертарианской политики фундаментальным для русской культуры ценностям справедливости, разумности и целесообразности, реакцией народа на разграбление страны и чудовищную несправедливость сложившейся в результате «либеральных реформ» социально-экономической системы стало повальное пьянство, наркотизация молодежи, резкое повышение уровня преступности и самоубийств. Люди предпочитают спиваться, чем соглашаться на низкооплачиваемый труд для обогащения присвоивших себе общенародную собственность новых русских. Десятки миллионов образованных и квалифицированных людей оказались на социальном дне, утратив смысл своего существования.
Сложившаяся в России система хозяйствования бесперспективна. Её сохранение обрекает страну на бесконечные внутренние конфликты и внешнюю зависимость, общество — на деградацию, а народ — на вымирание. Чтобы избежать это-го, необходимы кардинальные изменения во всём комплексе хозяйственных отношений и государственной экономической политике. Эти изменения должны привести систему хозяйствования в соответствие как с традиционными нравственными ценностями, активизировав «человеческий фак-тор», так и с закономерностями современного экономического роста, активизировав научно-производственный и интеллектуальный потенциалы. Возможность решения такой задачи определяется тем, что традиционно присущие русской культуре хозяйствования нравственные ценности и стереотипы предпринимательского поведения соответствуют требованиям и условиям современ-ного экономического роста. Сохраняющийся в стране научный и интеллектуальный потенциал может стать основой быстрого подъёма российской экономики при создании благоприятных условий его активизации.
Примечания:
1. Политическое измерение мировых финансовых кризисов / Под ред. В. Якунина, С. Сулакшина, И. Орлова. Центр проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования. Век глобализации. 2013. Выпуск №2 (12).
2. Simon H.A. Administrative Behavior. — NY: Macmillan Co, 1947
3. Глазьев С. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на экономическое чудо. М.: Экономическая газета, 2011.
4. Глазьев С. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на экономическое чудо. М.: Экономическая газета, 2011.
5. Отырба А., Кобяков А. Как побеждать в финансовых войнах. Альманах «Однако». Июнь-июль 2014 г. №174.
6. См.: Стариков Н. Кризис: как это делается. СПб: Питер, 2010; фильм-расследование «Инсайдеры» (Inside job, 2010 г.).
7. Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993–2003 годы / Доклад Счётной палаты. М., 2004.
8. Федосов Е. Инновационный путь развития как магистральная мировая тенденция // Вестник Российской академии наук. 2006. №9
9. «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании». Итоговый документ VIII Всемирного русского народного собора. Принят
на итоговом пленарном заседании Собора 5 февраля 2004 года.
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии