«Власть валялась под ногами»

Источник: Русская Планета

Убийство российской демократии, в котором обвиняют большевиков, было начато Временным правительством

Начиная с перестройки, либеральные публицисты противопоставляют Февраль и Октябрь, утверждая: не случись «большевистского переворота», мы бы сейчас жили в развитом демократическом государстве, построенном на праве и частной собственности. Однако ностальгия по несбывшемуся нечестна: 8 месяцев, которые у власти находилось Временное правительство, показали его полную неспособность решить главные проблемы страны и добиться компромисса между разными слоями населения.


От катастрофы к катастрофе
Непопулярность либерально-буржуазного правительства, пришедшего к власти в результате февральских волнений в Петербурге, проявилась уже вскоре после революции. Если в первые дни после свержения монархии Государственная дума и созданный при ней Временный комитет, возглавивший страну, многим казались единственно легитимной властью, то в последующие месяцы ситуация радикально поменялась. Выяснилось, что Временному правительству власть на местах уже не принадлежит: его распоряжения то и дело отменяли советы — стихийно возникавшие на местах (на предприятиях, в армии и т.п.) органы самоуправления. Солдаты Петроградского гарнизона и рабочие, чьими руками была сделана Февральская революция, подчинялись Петроградскому совету, который понемногу протягивал нити своего влияния по всей стране.  То, что в правительстве преобладали кадеты и октябристы, а в советах авторитетом пользовались эсеры и меньшевики, говорило о том, что две главные силы видят будущее страны совершенно по-разному.
Другой причиной периодически возникавших кризисов власти был раскол внутри самого Временного правительства — представители разных политических партий не прекращали вести между собой острую политическую борьбу. Когда в июле 1917 года из состава правительства вышли кадеты, недовольные тем, что правительственная делегация признала полномочия украинской Центральной рады (тем самым сделав еще один шаг к распаду единой территории страны), это стало одной из причины демонстрации солдат, рабочих петроградских заводов и кронштадтских матросов, требовавших немедленной отставки Временного правительства. Выдвинутый большевиками и подхваченный участниками демонстрации лозунг «Вся власть Советам!» грозил разрушить хрупкий баланс между правительством и Петроградским советом. Восставшие агитировали в войсках, убеждая их двинуться на Петроград и взять власть. Двигавшуюся по городу вооруженную толпу власти разогнали пулеметным огнем.
После кризиса правительство покинул премьер-министр князь Львов. Его пост принял Керенский, к тому моменту занимавший пост военного и морского министра. Керенскому удалось подтянуть к столице верные правительству части и добиться согласия советов на разоружение и вывод из Петрограда революционных полков. Это положило конец двоевластию. Керенский обвинил большевиков в государственной измене и действиях в пользу немецкого генерального штаба ради разложения России, выдав ордер на арест Ленина, Троцкого, Зиновьева и Каменева. Но сопротивление правительству лишь затаилось: несмотря на аресты среди большевиков и основных зачинщиков демонстрации, обезглавить «гидру контрреволюции» не удалось: не удалось арестовать многих из вождей большевиков, в том числе Ленина, скрывшегося в Финляндии. Советы, ранее искавшие компромисса с Временным правительством, теперь заняли откровенно враждебную ему позицию.
Когда Керенский стал у руля государства, еще заметнее стало расхождение реальной роли Временного правительства с той ролью, которую ему изначально придавал Временный комитет Госдумы. Оно превратилось в главный орган в стране, ни с кем не собиравшийся делиться властью. Между тем вопрос о том, каким должно быть государственное устройство новой России, оставался нерешенным — считалось, что этот вопрос должно решить Учредительное собрание, созыв которого постоянно откладывался. Таким образом, у якобы взявшей курс на демократизации России отсутствовал главный демократический орган — парламент, представлявший интересы всех слоев населения. Опытный демагог Керенский предложил до момента созыва Учредительного собрания созвать временный представительный орган — Государственное совещание. И сам же укомплектовал его «депутатами» — из 2500 участников нового «парламента» лишь чуть более двухсот являлись представителями центральных исполнительных комитетов Советов, а все остальные были депутатами Государственных дум прошлых созывов, представителями крупного капитала, интеллигенции, духовенства и различных организаций. В новом органе преобладали кадеты и монархисты. Стоит ли говорить, что такое устройство «представительного органа» отнюдь не представляло интересов народа? В день, когда Госсовещание было открыто в Москве, большевики организовали Всеобщую политическую забастовку, выражавшую протест против этого «заговора контрреволюции». Жизнь в городе замерла — перестали работать заводы и электростанции, транспорт и любые учреждения.
Временное правительство на глазах теряло всякое подобие демократического — оно не собиралось договариваться с советами, которые представляли подлинное «движение снизу», подлинную попытку наладить самоуправление. В августе 1917 года покровы с глаз спали даже у тех, кто до сих пор продолжал верить в искренность намерений Керенского: по предварительному сговору с премьер-министром Верховный главнокомандующий, генерал от инфантерии Корнилов двинул на Петроград войска. Главной целью Корнилова было установление твердой власти, которая не зависела бы от «всяких безответственных организаций»: на словах генерал признавал необходимость грядущего созыва Учредительного собрания, но оправдывал решение действовать силовым путем стремлением спасти Россию от усиливающейся анархии. Корнилова поддержали крупные капиталисты. Вероятно, его попытка «спасения России» могла бы иметь успех, если бы не предательство Керенского, испугавшегося, что в случае провала ему придется распрощаться с креслом премьер-министра и внезапно объявившего выступление Корнилова контрреволюционным мятежом.

Но даже провал переворота, задуманного Корниловым и Керенским, не помешал бонапартистским устремлениям Керенского — Россия двигалась к диктатуре. 1 сентября Керенский, ссылаясь на необходимость принятия немедленных мер для восстановления порядка, учредил небольшой «междусобойчик» из пяти основных министров — Директорию, которой теперь принадлежала вся полнота власти. Однако, предав Корнилова, Керенский уже не мог полагаться на поддержку армейских частей и все чаще вынужден был искать компромисса с советами. Которые между тем начали «большевизироваться»: большевики получили большинство в Петросовете, главой которого был избран Троцкий. Под их давлением Директория провозгласила Россию республикой. Советы наступали – в сентябре они провели первое Всероссийское демократическое совещание, созванное в противовес Госсовещанию. Оно учредило постоянно действующий Временный совет республики — Предпарламент, перед которым должна была отвечать Директория. Керенскому, впрочем, удалось и влияние этого органа свести к нулю, придав ему только совещательную роль: он по-прежнему не собирался делиться ни с кем властью.
Война всех против всех
Еще с марта сильнейшее брожение наблюдалось в армии. Члены Думы с угрозой для жизни разъезжали по казармам, пытаясь успокоить войска. Когда глава фракции октябристов, новый военно-морской министр  Гучков вместе с генералом Потаповым и князем Вяземским прибыли в восставший Измайловский полк, офицеры и солдаты открыли по ним огонь: Вяземский был смертельно ранен, Гучков и Потапов едва смогли убраться из-под обстрела. Стараясь уничтожить прежние порядки, Временное правительство прибегло к «демократизации армии» на деле обернулась ее быстрым развалом. Печально известный «Приказ №1», согласно которому солдаты стали подчиняться не офицерам, а комитетам, которые выбирали сами, привел к беспрецедентному падению дисциплины в войсках. Немецкие офицеры описывали курьезные случаи, когда русские солдаты перебежками двигались от окопа к окопу, перед каждой перебежкой поднимая руки и пересчитывая голоса – идти в следующую атаку или нет? «Солдатская масса, не вдумавшись нисколько в смысл этих мелких изменений устава, приняла их просто, как освобождение от стеснительного регламента службы, быта и чинопочитания. Свобода, и кончено!» — писал о настроениях в армии Деникин. В частях, особенно в тыловых, распространилась карточная игра на руках казенные деньги. В прифронтовых селах и городах бродили распущенные нестроевые банды, ищущие, чем бы поживиться.

Февральская революция на улицах Петербурга. Фото: фотоархив «Огонек»

Разочарование солдат в войне заставляло их остро реагировать на решение Временного правительства продолжать эту войну до победного конца. Через полтора месяца после Февральской революции на улицы Петербурга снова вышли толпы народа, требовавших отставки министров. Командующий войсками Петроградского округа генерал Корнилов приказал солдатам разогнать демонстрантов и вывести на Дворцовую площадь артиллерию, но те попросту отказались подчиняться приказу и пожаловались на генерала в Петроградский совет. Идя навстречу пожеланиям солдат и рабочих, Совет принял воззвание «К народам мира», где осуждал войну как таковую, называя ее результатом «захватных стремлений правительств всех стран». Правда, Петросовет не призывал к выходу России из нынешней войны — ведь часть территории страны была оккупирована вражескими войсками: «Мы будем стойко защищать нашу собственную свободу от всяких реакционных посягательств, как изнутри, так и извне. Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силой». Но это была лишь пустая декларация — в действительности «демократизированная» армия уже не могла воевать.
Это показала июльская операция в Галиции — последнее крупное наступление русской армии в Первой мировой войне. Блестяще разработанная со стратегической точки зрения, она провалилась из-за подорванной дисциплины: в самый разгар наступления пехота остановилась — солдатские комитеты принялись спорить о том, насколько грамотна диспозиция и стоит ли подвергать себя риску — и тем самым потеряли время и инициативу; немецкие войска перешли в контрнаступление, отбив численно превосходившие их русские полки. Чудовищны были последствия этой катастрофы: после поражения солдаты предали самосуду сотни офицеров, которых заподозрили в «контрреволюции» — несчастные были расстреляны, хотя их невиновность в провале наступления в большинстве случаев была очевидна.
Неудача последней попытки справиться с врагом лишь ускорила разрушение армии — с той поры она превращается в дестабилизирующий фактор в государстве. Правительство уже не могло на нее положиться — скорее, ему следовало опасаться собственной армии. «Некоторые части самовольно уходят с позиций, даже не дожидаясь подхода противника. На протяжении сотни верст в тыл тянутся вереницы беглецов с ружьями и без них — здоровых, бодрых, чувствующих себя совершенно безнаказанными. Иногда так отходят целые части», — телеграфировали с фронта комиссары Временного правительства. Солдаты бежали иногда по 10-20 тысяч человек в день, стараясь поскорее добраться до родных деревень — там их ждало более серьезное дело, чем какая-то война: дележ земли, отобранной у помещиков. Солдаты с винтовками и гранатами ходили по улицам Петербурга и Москвы, жадно ловя призывы большевиков к углублению революции.
Распад армии привел не только к Октябрю и последующей братоубийственной войне — он привел и к поражению России в Первой мировой. Традиционно большевиков клеймят за «похабный» Брестский мир, по которому от страны была отторгнута территория, на которой проживала треть населения бывшей Российской империи. Но победа в войне или хотя бы мир на почетных условиях не были возможны уже во второй половине 1917 года. Конечно, и большевики, в числе других социалистов, сделали немало для подрыва устоев армии. И все же основная вина за распад армии лежит именно на Временном правительстве с его благими намерениями и популистскими инициативами.
«Что мы с ним сделали?»
Временное правительство теряло поддержку в стране не только потому, что не могло установить компромисс с важнейшими политическими силами. Оно утрачивало авторитет оттого, что не могло решить насущные вопросы — в том числе и тот, который волновал крупнейшую категорию населения — столь важный для крестьян вопрос о земле. После разгрома корниловского мятежа хаос в стране усиливался — социалисты и симпатизирующая им часть рабочих и солдат боялись установления диктатуры и удушения революции, и большевики в их глазах начинали выглядеть спасителями достижений Февраля.
Нет смысла напоминать, чем закончилась бесславная история Временного правительства. Когда либеральные публицисты напоминают, что в защиту СССР не раздалось ни единого выстрела (при этом традиционно игнорируется пример расстрела российского парламента в 1993 году – уж там-то выстрелов было предостаточно), они отчего-то забывают, что в поддержку российской буржуазной революции, чьим представителем считало себя Временное правительство, выстрелов тоже было маловато: во время Октябрьской революции защитники Зимнего почти не оказывали сопротивления.  А ведь сколько надежд было связано с ним — и особенно с Учредительным собранием, чей созыв Временное правительство бесконечно затягивало. Учредительным собранием, которое в итоге было созвано лишь благодаря большевикам — и ими же разогнано. Годы спустя Зинаида Гиппиус напишет о крахе российского парламентаризма:
Наших дедов мечта невозможная,
Наших героев жертва острожная,
Наша молитва устами несмелыми,
Наша надежда и воздыхание, —
     Учредительное Собрание, —
     Что мы с ним сделали...?
Ленин нисколько не слукавил, говоря: «Власть валялась под ногами, нужно было просто взять». Большевики действительно подобрали то, что бросило в грязь Временное правительство.