3 марта – День освобождения Ржева от немецко-фашистских захватчиков

Город и его люди. История боли и любви

Ржев – небольшой провинциальный город. Но не только. Ржев – город воинской славы. И звание это ему далось ценой жизни более чем ста тысяч человек. Это приблизительная статистика ужаса, продолжавшегося с октября 1941-го по март 1943-го. Но ржевская трагедия разворачивалась не только здесь, она тянулась за всеми, кто поневоле покинул родную землю и нес свой крест, свои испытания в боях, в плену, в концлагерях.
«ТЖ» встретилась с человеком, который хранит память о том времени всю свою жизнь. Сказать, что он очевидец – неправильно. Разве он со стороны наблюдал за тем, как голодали, спали на земле, без сил шли куда-то, подгоняемые прикладами, умирали.. Сказать, что его детство было тяжелым – тоже неправильно. В тот момент это было не детство. Шесть лет исполнилось Вите, когда к Ржеву стали подходить немцы. А сейчас Виктору Александровичу Образцову 80. У него замечательная жена, дети, внуки. Он славно потрудился и добился во многом успеха. К юбилею купил себе новые лыжи и преодолевает на них дистанции в 3 километра. Недавно он переехал поближе к детям в Тверь. Но самая большая его любовь – Ржев. Самая большая боль – Ржев. Самая большая гордость – Ржев. Он считает, что его родная земля – удивительная, она дает особые силы родившимся на ней.

Война нагнала

Рассказ о том, как пришла война в их семью и что пришлось вынести, Виктор Александрович ведет очень сдержанно. Ему не приходится напрягать память, все события на поверхности. А вот эмоции притуплены. Так было и тогда, иначе просто было бы не выжить. Иногда слезы подступают и у рассказчика, и у слушателей. Но воли им нет. Когда каждое мгновение страшное, страх отходит.
В 1941 году в семье Александра Васильевича и Натальи Ивановны Образцовых было пятеро детей. Старшему Михаилу 14 лет, затем идут Коля – 10, Лида - 9, Витя – 6 и маленький двухгодовалый Юра. Отец – железнодорожник, и с первых дней войны его забрали в армию.
Война все ближе подходила к Ржеву. С пятерыми детьми оставаться в горящем городе, куда вот-вот войдут немцы, было немыслимо. Мать обратилась к сослуживцам отца по железной дороге – начальнику склада и кладовщику, и те, уезжая в Старицу, взяли их с собой в машину.
– Пока мы ехали, шла постоянная бомбежка, все вокруг пылало, по обочинам тела взрослых, детей, руки, ноги. Дядя Кицун, кладовщик, упросил военных, чтобы нас переправили по понтонному мосту в Старице. Отъехали от города 5 км, остановились у леса, чтобы напилить колоснички – дровишки, которыми топилась машина. И тут нас нагоняют немцы, едут в сторону Калинина. Мы сидим притаившись. Вечереет, до деревни Саначино 200-300 метров. Начинаем ползти к ней – стреляют. И все-таки добрались до деревни, мать то одного подтянет, то за другим вернется. Постучали в крайний дом, нас пустили. Скоро приехали немцы, всех выгнали, и мы спрятались в сарае, спали прямо на земле. На следующий день средний брат Николай поймал лошадь, нашел телегу, скомпоновал сбрую, и мы семьей двинулись обратно в Ржев.

Пой, Вицка, пой

Путь домой был длиннее, растянулся на неделю. Дороги не было: гать, настил из бревен. Колонной шли немцы, везли орудия. Какая лошадь выбивалась из сил, ее оставляли нам, а нашу забирали. Уставшая лошадь постоит, отдохнет, и мы едем дальше.
Вернулись в пустой, разграбленный дом, ни картошки, ни крошки хлеба, ничего. Начались вши, голод, болезни. Вырывали из земли кочерыжки. В соседнем доме разместилась комендатура. Старшие возле нее, в помойке, собирали консервные банки от немцев. Мать заливала в них воду, кипятила, и мы ели. Женщины ходили на бойню скота и подбирали то, что там выбрасывали как ненужное, – кишки, потроха, зародыши.
В нашем доме тоже поселились немцы, а нас подвинули в кухню и маленькую комнатку. Я тогда очень любил петь разные революционные песни. И вот немец показывает галету мне и манит: «Вицка, ком, пой, Вицка, пой». А есть-то хочется. Я и пою: «Три танкиста»… А потом с галетой быстрее в комнатку, поделиться с маленьким. А как-то Коля, когда немцы убежали в бомбоубежище во время обстрела, колом им все фары разбил. Те вернулись, искали его, грозились убить, да не нашли, он отсиживался где-то.
Город обстреливали со всех сторон – немцы со стороны Ржева-2, а наши со стороны Бахмутова, где кирпичный завод. Вокруг дома упало 8 снарядов, все стены изрешетило. Руками в огороде вырыли ямку и, как начинался обстрел, падали туда ничком.

Километры уставших людей

Всех, кто жил на территории Ржева-1, с левобережной стороны (нас в том числе), приказано было согнать на территорию тюрьмы. Собрали скудный скарб. Идти надо было 5 км по старому деревянному мосту. Маленький Юра шел сам, держась за колясочку (нести его было некому, сил не было), и нажил себе грыжу. Потом нас погнали в деревню Кульнево. Здесь в бараке, куда было набито много человек, мы жили с октября по февраль. К бомбежкам привыкли. Спали на нарах: три человека в одну сторону головой, три в другую. Было холодно, утром просыпаемся – у кого-то на голове лед. На улицу выходить не разрешали. Здесь и умер наш младший мальчик. Похоронить его нам не дали. Трупы, и наши, и немецкие, кидали в котлован…
В начале марта всех погнали в сторону Вязьмы. Колонна неиссякаемая, километры измученных людей. Кто не может идти – в того стреляют, прикладом догоняют. Мы идем, тянем саночки – две лыжи и доски на них, сверху скарб. Есть нечего, сил нет, я самый последний. Мать шла немного впереди, а старшие братья остановились, состояние у них обморочное, смотрят на меня и говорят: давай его оставим... И ушли вперед, а я присел, сижу, плачу, внутри все пусто. Потом сестра Лида возвращается за мной, взяла за руку, дотащила до своих, ругала братьев. Добрались до деревни, а там, слава Богу, нашелся хлеб. Раньше всегда в домах зерно было, своя мельничка. Жители знали, что идут пленные, и приносили нам хлеб, картошку вареную.

В Слуцке, в концлагере

Через дня 2-3 нас погрузили на машины и привезли в Белоруссию, в Слуцк, в концлагерь. И здесь начинается самое страшное.
Детей постарше выстроили отдельно, брата Михаила забрали и угнали. И мы ничего о нем не знали. Мать сильно переживала, всегда о нем думала.
Женщин с детьми бросили в бараки. Спали на двухъярусных нарах, настил дощатый, солома, тесно, все друг на дружке, и выходить на улицу нельзя. Если один раз в день баланду дадут, это хорошо. Вши замучили. Вокруг умирали постоянно, трупы выкидывали за ворота. Не знаю, как мы уцелели.
Освободили нас в 44-м году. Коля опять нашел лошадь-монголочку – маленькую, как пони, и двинулись домой по минскому шоссе. Долго ехали, месяц. Июнь, жара, по обочинам – воронки, в них вода, вонь, трупы...
Добрались до Вязьмы. Наши наступают. Там обменяли лошадь на два пуда овса и пуд сена, чтобы самим жевать, варить. Сели в товарный вагон и приехали в Ржев.

Родные объединились

Мы встретились с отцом, который работал на восстановлении производства. Его в конце 41-го сильно изуродовало в Торжке – ногу вывернуло, в легких осколки. Отцу кто-то сказал, что мы все погибли. И вот теперь семья объединилась, потеряв младшего и ничего не зная о старшем сыне, по которому мать постоянно проливала слезы.

Жить нам было негде: дома не было, сгорел. Соседский остался весь изрешеченный. Мы приютились в их большом сарае.
Потом шести семьям, живущим в землянках, где придется, разрешили занять ничейный дом. Спали на полу. Но понемногу начали обустраиваться. Посадили картошку на выделенной земле. А уже через полтора года было выстроено 3 деревянных двухэтажных дома. В одном из них на 10 метрах мы и расположились всей семьей.
Осенью 46 года я был в подполе (он маленький, большому человеку в него не влезть), принимал картошку и раскладывал ее. Все вышли. Смотрю из-под пола: вдруг дверь открывается, и стоит он – Миша. В немецких сапогах, немецкой одежде. А мать зашла, увидела его, так и потеряла сознание.
Миша работал в Германии на хуторе. Когда их освободили англичане, всем было предложено: поезжайте куда хотите – во Францию, Америку, Италию. Некоторые уехали…. Миша отправился в Ржев.

Новостройки, стадионы, семьи

После испытаний восстанавливался город, восстанавливались люди. Мирное время ставило свои задачи. И Образцовы их решали.
Когда мать с детьми вернулась, в Ржеве практически не было ничего, руины. Только по окраинам редкие домишки. За 5 лет город было уже не узнать, говорит Виктор Александрович: людей вытащили из подвалов, землянок, они стали получать жилье. В выходные дружно ходили на стройку, помогать. Кранов не было, на себе поднимали тележки с материалом, раствором. Дружили семьями, занимались спортом. В 50-60-е годы в городе было 5 (!) стадионов. Ржевские команды брали призовые места в различных соревнованиях.
Виктор во всем этом принимал активное участие. Занимался спортом, на лыжах пробегал по 50 км (6-й разряд), строил, с увлечением учился. Хотел стать врачом. Эту мечту воплотил сын. А Виктор Александрович стал авиационным механиком. 23 года проработал на боевой технике, отвечал за ее техническое состояние, за то, что ее можно вывести на старт.
Миша вернулся домой с намерением работать. Однако мать сказала: нет, будешь учиться. Ему, пропустившему 4 года, устроиться в школу было нелегко. И возраст мешал, и немецкая предыстория. Однако директор школы Анна Арсеньевна Жукова, несмотря на запреты, взяла на месяц с испытательным сроком. И он его прошел: учился хорошо, стал секретарем комсомольской организации. Еще до окончания 10-го класса его призвали в армию. По просьбе учителей, родных его оставили, дав возможность доучиться. Без троек сдал экзамены в Тимирязевскую академию на механический факультет, но там таких не брали. Зато приехали представители из Московского института инженеров водного хозяйства им. Вильямса и пригласили к себе. Михаил строил мосты, плотины, гидросооружения в Минске, Шяуляе, Риге. Прожил он 83 года. А недавно у его младшего брата Виктора родился еще один внук, которого зовут точно так же – Михаил Александрович Образцов.

Коля переехал в Ригу. Поступил в мореходное училище, на 4-м году на практике сильно повредил руку. Его комиссовали. И он пошел работать на вагоностроительный завод. Окончил лесотехническую академию, стал начальником благоустройства озеленения территории завода. Получил квартиру, создал семью, сын родился. Прожил 75 лет.
Лида, характером боевая, острая на язык – палец в рот не клади, вышла замуж за фронтовика, прошедшего всю войну до Берлина. Муж стал офицером, служил в Ржеве, Смоленске. Лида прожила очень достойную жизнь, воспитала двух замечательных дочерей. Умерла в возрасте 75 лет.
Семья разъехалась, но всегда оставалась дружной. А центром притяжения по-прежнему был Ржев, где жили родители. Наталья Ивановна, молчаливая, сдержанная, статная, с тяжелой косой, была уважаема всеми без исключения. Дети и внуки обращались к ней на Вы, а ее редкое слово весило много. Она дожила до 85 лет, а муж Александр Васильевич – до 80.
С таким же чувством, с каким Виктор Александрович рассказывает о своих родных, он говорит о своем городе:
– Я очень люблю Ржев. Этот город – моя судьба. В нем есть сила. Почему я себе на 80 лет лыжи подарил? Потому что ржевский. И очень хочется, чтобы Ржев жил полной жизнью, чтобы были здесь и стадионы, и новые дома, и дети рождались. Слишком дорогая цена за это заплачена.