Источник: zviazda.by
Завтра исполняется ровно 75 лет, как фашистские каратели сожгли вместе с людьми небольшую лесную деревушку Хатынь под Логойском. 26 домов, 149 жителей, в том числе — 76 детей. 22 марта, сколько бы лет ни прошло, будет черной датой в истории Беларуси, так как Хатынь — это застывшая в вечности и пространстве живая человеческая боль, собранная здесь со всех белорусских деревень, сожженных вместе с жителями, и этого нельзя забыть...
Или все же — можно? Из-за срока давности, из-за изменений в приоритетах человеческого бытия, из-за попыток переписать историю, которые оказываются удачными...
Можем ли мы этому противостоять? Что мы должны сделать, как действовать, о чем знать, чтобы Хатынь на нашей земле, на нашем континенте, на нашей планете никогда не повторялась? Именно так — через призму современности — на трагедию белорусских сожженных деревень мы решили посмотреть во время круглого стола, который провели в редакции за несколько дней до годовщины хатынской трагедии. В обсуждении участвовали: Александр КОВАЛЕНЯ, академик-секретарь Отделения гуманитарных наук и искусств НАН Беларуси, доктор исторических наук, Вячеслав ДАНИЛОВИЧ, директор Института истории НАН, кандидат исторических наук, Алексей ЛИТВИНОВ, заведующий отделом военной истории Беларуси Института истории НАН, доктор исторических наук, Ирина ВОРОНКОВА, старший научный сотрудник отдела военной истории Беларуси Института истории НАН, Артур ЗЕЛЬСКИЙ, директор Государственного мемориального комплекса «Хатынь», кандидат исторических нав ук, Мария ГОРЕЛИКОВА, ведущий научный сотрудник научно-исследовательского отдела Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны.
«Звязда»:
— Со дня хатынской трагедии прошло 75 лет. Не является ли такой отрезок времени отправной точкой, когда восприятие событий, которые были недавно, но уже и давно, может в сознании людей меняться, особенно под влиянием внешних факторов. Когда не остается живых свидетелей, притупляется и боль? Хатынь сегодня в сознании многих перестала быть сожженной деревней, в которой горели живые реальные люди, дети, старики... Теперь это просто символ прошлой войны, которая была задолго до рождения сегодняшних молодых поколений. И наши дети в социальных сетях абсолютно искренне, из лучших побуждений пишут, что скоро будем отмечать (праздновать) юбилей хатынской трагедии...
Александр Коваленя:
— Именно поэтому мы должны говорить сегодня не только о трагедии Хатыни и других уничтоженных белорусских деревень, но и предостеречь общественное мнение от целенаправленной фальсификации истории Великой Отечественной войны. Сегодня наблюдается небывалый и сознательный пересмотр не только важнейших геополитических результатов войны, но и морально-этических результатов победы над нацизмом. На наших глазах происходит не просто ревизия итогов Второй мировой войны, но и реабилитация преступных идеологий, их институциональное возрождение и легализация...
Вячеслав Данилович:
— Безусловно, 75 лет — срок довольно значительный. Тем более что сейчас действительно в мире — а мы не можем изолироваться от мира — история минувшей войны активно переписывается, искажаются факты, добавляется ничем не подтвержденная интерпретация тех событий. Отдел военной истории в нашем институте, центральная тема которого — история Великой Отечественной войны, фактически остается на сегодня единственным таким специализированным научным подразделением на всем постсоветском пространстве. Белорусскими учеными для того, чтобы память и правда о той страшной войне сохранилась, делается много, готовятся основательные работы. Но мы понимаем, что научными исследованиями можно заинтересовать только ограниченный круг людей, поэтому делаем все возможное, чтобы факты, свидетельства, память о войне нашли отклик в обществе. Мы ежегодно проводим региональные конференции, на каждой из которых обязательно поднимается тема Великой Отечественной войны. На эти мероприятия привлекается ученическая, студенческая молодежь, они сами готовят соответствующие материалы, сообщения, и значительная их часть посвящена событиям Великой Отечественной...
Артур ЗЕЛЬСКИЙ
Артур Зельский:
— Сорок девять лет назад на месте сожженной белорусской деревни был создан самый несоветский из советских памятников — там не было больших фигур солдат, там не было духа милитаризма — была лишь окаменевшая, но живая человеческая боль. Возможно, сегодня эта боль действительно не всегда ощущается. Сама война перестала восприниматься как боль. Война воспринимается почти как игра: это же так интересно — «танчики», стрелялки. Уже никто не то что не знает, а именно не чувствует, что война — это кровь, это страх, это ужас... Хорошо, конечно, что издаются научные труды, сборники документов, но, к сожалению, при всей их пробивной силе они мало значат для общественности, так как людей, которые их читают, немного. Мемориалы, музеи в этом плане играют более значительную роль, согласитесь. Несомненно, очень нужно расширять и продолжать работу научную, работать со свидетелями, которых остается все меньше. И это очень важный момент, потому что лет тридцать-сорок назад это можно было делать легко, без проблем, но, давайте будем честными, кто особенно этим занимался, кроме нескольких писателей и журналистов... Но очень важно и расширять знание об ужасах той войны и в самых простых, доступных, популярных формах. И Хатынь остается одной из таких форм. В Хатынь сегодня люди едут. За прошлый год мемориал посетили 226 тысяч человек.
Ирина Воронкова:
— Следует заметить, что проблема сохранения памяти о войне у молодого поколения возникла не сегодня. Как только появились на свет и выросли дети, войны не видевшие и не пережившие, эта проблема стала актуальной. Возможно, это происходило потому, что мы пытались достучаться до чувств людей (а здесь важны именно эмоции) не через тот материал. Я долгое время работала в музее истории Великой Отечественной войны и занималась в том числе и историей создания самого музея. План комплектования фондов музея создавали еще в 1942 году руководители БССР, и даже сегодня поражает, как профессионально это было сделано. В том плане преобладали две темы: трагедия белорусского народа во время оккупации и партизанское движение. Но потом, в начале 60-х годов — и это хорошо прослеживается по музейным документам, по поступлениям в фонды, — крен был взят на героизм, а трагедия осталась на втором плане. Главной темой музейной экспозиции стал именно подвиг белорусского народа в Великой Отечественной войне. Это отразилось в то время и на комплектовании музейных фондов. Героика должна была преобладать, но, к сожалению, во многих моментах она иллюстрировалась только фотопортретами самих героев ...
А вот с трагедией было не все просто даже в годы создания музея. Да, были живые свидетели тех страшных событий, именно благодаря их воспоминаниям установили даже имена многих жертв. И первая книга впечатлений музея — это настоящая книга воспоминаний. Но было и другое. Например, на месте Тростенецкого лагеря, где оставались еще даже бревна, на которых фашисты сжигали тела убитых, предполагалось сделать филиал музея. Представляете, какой бы сильной по эмоциональности была экспозиция под открытым небом! Но, когда взялись, выяснилось, что Тростенецкий лесхоз уже сжег те бревна... И долгое время в Тростенце стоял скромный памятник...
Алексей ЛИТВИН
Алексей Литвин:
— А вы не задумывались, почему так случилось, что должно было пройти двадцать лет, чтобы заговорили о сожженной деревне и начали создавать символический мемориал? До сих пор, как сказала моя коллега, главной темой было увековечение памяти тех, кто боролся и погиб на территории Беларуси. Но в 1963 году прошла 3-я Международная конференция по истории движения Сопротивления в Карловых Варах, к которой было приурочено издание сборника «Преступления немецко-фашистских оккупантов в Беларуси 1941—1944 гг.», в котором, а также во время конференции, белорусы впервые заявили о геноциде, который творили фашисты на нашей земле, жертвами которого стали сотни тысяч мирных жителей. В 1965 году вышло 2-е дополненное издание. Сборник получил широкий резонанс как в СССР, так и за его пределами. Благодаря чему тема уничтожения белорусских деревень впервые получила широкое освещение. Издание сборника имела особую актуальность в связи с принятием в ФРГ закона о прекращении преследования нацистских преступников «в связи с истечением срока давности» через двадцать лет после войны.
В связи с этим руководство БССР в срочном порядке выступило с резким осуждением такого решения правительства ФРГ. Чтобы зафиксировать этот ужас на долгие годы не только документально, но и монументально, в январе 1966 года президиум ЦК КПБ принял постановление об установлении мемориальных знаков на месте сожженной деревни Хатынь, открытия здесь филиала Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны.
Постановление о создании мемориала в Хатыни стало толчком для развертывания большой исследовательской работы. Историки поехали по регионам поднимать документы, опрашивать свидетелей, так как не было достоверной информации: сколько деревень было сожжено, где конкретно они находились...
В 1945 году в Беларуси работала Государственная чрезвычайная комиссия, по заключению которой в Беларуси было уничтожено 209 городов и 9200 деревень. Когда начали делать хатынской мемориал, нашли сведения только о 5295 поселениях... В настоящее время, благодаря деятельности сотрудников Государственного национального архива и в частности Вячеслава Селеменева, мы имеем сведения о 9093 сожженных деревнях...
Артур Зельский:
— Обычно Хатынь воспринимают либо как памятник уничтоженной фашистами деревни, либо как памятник белорусским сожженным деревням. По крайней мере такое мнение распространено и в обществе, и в СМИ, и среди ученых. Но это не совсем так, ведь Хатынь — это не только памятник одной или всем сожженным деревням. Это памятник всем мирным людям, которые стали жертвами политики нацизма, оккупации. Хатынь — это и Тростенец, и Озаричи, и Красный Берег...
Алексей Литвин:
— До 1990 года на Беларуси было поставлено 8800 памятников. Из них — 3533 погибшим воинам, 2255 — погибшим партизанам, и только 1378 — жертвам фашистского геноцида. Тысячи сожженных деревень не обозначены никаким образом. И узнать об их местонахождении сегодня большая, почти неразрешимая проблема. И она еще осложняется тем, что за послевоенные годы огромное количество деревень, жители которых или их потомки могли помнить, где было соседнее сожженное немцами поселение, просто перестали существовать.
Не менее значительная проблема — сохранить память о тех деревнях, которые известны. Что знаем мы даже о 185 сестрах Хатыни — тех, что были сожжены и не возродились, чьи названия увековечены в Хатыни? Они все должным образом должны быть отмечены на местах их пребывания. В районах каждый школьник должен знать о трагической судьбе сестер Хатыни...
«Звязда»:
— Мемориалы и музеи, действующие сегодня, стоят перед непростым вопросом. Стараясь достучаться до современной публики, до ее нужд, как сохранить сакральность памяти о войне, как не переступить границу? Не создавать же о хатынской или тростенецкой трагедии интерактивную игру...
Артур Зельский:
— Есть то, что не подлежит сомнениям, и меняться не будет ни в коем случае, — это сам мемориал, который уж точно стал своеобразным храмом под открытым небом. В Хатыни очень трудно применять аудиогид, потому что информация подается сухим тоном, а здесь нужны эмоции, за которыми люди сюда прежде всего и едут.
«Звязда»:
— Но ведь есть и другие способы донести современной публике информацию, и этим пользуются музеи во всем мире. Например, в музее истории Великой Отечественной войны в экспозицию, посвященную сожженным деревням, входишь, словно в настоящее пламя. Кажется, это потрясет и заставит хоть на секунду от ужаса закрыть глаза каждого...
Мария ГОРЕЛИКОВА
Мария Гореликова:
— Центральное место экспозиции зала «Нацистский оккупационный режим на территории Беларуси» занимает инсталляция «Сожженные деревни». Экспонируются обгоревшие бревна и сельскохозяйственные орудия из деревни Хатынь, макет сруба колодца, в который во время карательной операции в деревне Шуневка Докшицкого района гитлеровцы бросили детей и учительницу. Рядом — колодезный журавль из деревни Литовец Дзержинского района, которая была сожжена вместе со 196 жителями в январе 1943 года. Все предметы посетитель видит на фоне реалистичных кадров из фильма Элема Климова «Иди и смотри», когда каратели загоняют жителей деревни в сарай... К сожалению, все меньше остается живых свидетелей, которые могли бы рассказать о тех трагических событиях. Однако при помощи информационного терминала «Сожженные деревни» посетитель имеет возможность услышать аудиозапись воспоминаний свидетелей сожжения деревень. Например, «живой голос» Марии Кот — свидетеля уничтожения деревни Большие Тараканы Минской области. Аудиовизуальные средства способствуют более эмоциональному восприятию темы, которая до сих пор продолжает трогать души людей. В книге отзывов посетители пишут, что именно в этом зале зашкаливают эмоции, а на глазах появляются слезы... Но, к сожалению, так реагируют не все. Дети и подростки, случается, начинают делать в зале оккупации селфи. Однако здесь больше вопросов к взрослым, с которыми они пришли, к воспитанию детей в семье. Мне кажется, следует понимать, прежде всего взрослым — и учителям, и родителям, что экскурсия в наш музей, поездка в Хатынь — это не развлекательная прогулка. Мы благодарны тем неравнодушным учителям, которые привозят к нам на экскурсию школьников не только для того, чтобы в отчете о внеклассной работе поставить еще одну галочку... Для восприятия такой сложной и трагической темы как сожженные деревни в годы войны детей нужно готовить, настраивать. Например, перед входом в зал необходимо предупредить, что рядом с такими трагическими экспонатами нельзя смеяться. Несколько слов, примеров — и можно изменить отношение к теме, так как детская душа еще не очерствевшая. Работа с молодежью нужна сейчас и для того, чтобы они сохранили и сумели передать своим детям понимание того, что такая трагедия не должна повториться. А для этого нужно вспоминать Хатынь не только в очередную «юбилейную» годовщину уничтожения, необходимо создавать современные произведения искусства, спектакли, фильмы, после знакомства с которыми в музей придет посетитель, эмоционально подготовленный к восприятию материала. Привлекать внимание разных поколений, не обязательно молодежи, можно только через судьбы конкретных людей. Если просто фиксировать факты сухим академическим языком, что в определенную дату произошло то-то, было уничтожено такое количество людей — такая статистика не затронет никого.
Артур Зельский:
— Когда посетителям Хатыни начинаешь рассказывать, что Толику Яскевичу, который сгорел вместе с матерью, было всего семь недель, видишь, как у многих людей на глазах наворачиваются слезы...
«Звязда»:
— Но, насколько известно, поездка в Хатынь, экскурсия в музей истории войны, в Брестскую крепость сейчас в программе школьного обучения не обязательна, хотя несколько лет назад в Министерстве образования озвучивалась идея сделать именно так...
Мария Гореликова:
— Нет, сегодня это необязательно. Поэтому, чтобы донести истинную информацию о войне для большего количества молодежи, мы активно работаем там, где молодежь сегодня проводит много времени, — в социальных сетях. Например, недавно мы начали проект «Голоса с пожелтевших страниц». В фондах музея хранится очень много записанных воспоминаний свидетелей о подвигах и ужасах той войны. Самих свидетелей уже нет в живых, но их воспоминания звучат сейчас на видео — их читают наши сотрудники. Проект только начался, а некоторые сюжеты уже набрали по десять тысяч просмотров...
Ирина Воронкова:
— Действительно, даже если нет свидетелей, есть документы. В музее истории войны хранится уникальная коллекция личных писем — две с половиной тысячи. И за каждым из них — конкретные человеческие чувства, человеческие судьбы.
Алексей Литвин:
— Известно, что у нас в фондах радио и телевидения сохранились аудио- и видеозаписи воспоминаний именно самих свидетелей.
Если бы использовать их в музейных экспозициях, если бы делать их частью записей аудиогида — эффект, думаю, был бы очень сильный...
Александр КОВАЛЕНЯ
Александр Коваленя:
— Как, кстати и зачитанные отрывки из книги «Говорят погибшие герои. Предсмертные письма борцов с фашизмом», которая была издана еще во времена СССР и выдержала девять переизданий. Не должны оставить равнодушными сегодняшних 17-19-летних слова их сверстницы из Слуцка, которая погибла в нацистских застенках: «Боря, нас ночью убьют; поганые чувствуют, что им скоро конец. Я им в лицо сказала, что наша возьмет. Боря, ты меня прости, что я тебя огорчила. Знаешь, не всегда так говоришь и делаешь, как хочется, а я тебя так люблю, так люблю, что не умею сказать. Боря, я сейчас прижалась к тебе, и ничего мне не страшно, пусть ведут. Вчера, когда очень били, я про себя повторяла: «Боренька», а им ничего не сказала — не хочу, чтобы они слышали твое имя. Боренька, ты прощай, спасибо тебе за все».
Вячеслав Данилович:
— Мне кажется неправильным, что посещение знаковых мест, посвященных Великой Отечественной войне, не является в школах обязательным. Если пустим это на самотек, если наши дети не увидят Хатынь или Брестскую крепость во время школьной экскурсии, они найдут информацию о них в интернете. Но в какой подачи — вот в чем вопрос... В этом контексте идея музея истории Великой Отечественной войны с социальными сетями действительно интересная и современная. Мне кажется, не меньше внимания привлекли бы выставки из музейных экспонатов в разных регионах страны...
Александр Коваленя:
— А еще следовало бы на государственном уровне объявить 22 марта, день Хатынской трагедии, Днем национальной памяти и скорби. У белорусов, которые в той войне потеряли каждого третьего, должен быть такой день. Чтобы каждый, кто живет на этой земле сегодня, вспомнил и задумался...
«Звязда»:
— В начале 90-х отдельные труженики пытались культивировать мысль о том, что жители Хатыни и других сожженных деревень стали жертвой не фашистской нечеловеческой идеологии, а массивного партизанского движения, в ответ на который и проводились карательные операции. Мол, сидели бы тихо, были бы мирные жители живы. Тогда эти соображения очень быстро стихли, в том числе благодаря свидетелям. Но сегодня, когда на глазах переписывается история, подобные «мнения» начинают звучать снова.
Александр Коваленя:
— Это был заранее разработанный, обдуманный и целенаправленный план геноцида, грабежа национального богатства страны, ликвидации государственного строя. Таких преступлений, которые чинили оккупанты, по своей жестокости, бесчеловечности и массовости не знала история. Вот факты первых дней оккупации, когда о партизанском движении говорить еще не приходилось. В июле 1941 года полицейский полк «Центр» организовал карательную акцию в Беловежской пуще и прилегающих к ней районах, в ходе которой сожжено 34 населенных пункта. Во время проведения операции «Припятские болота» в июле-августе 1941 года сожжены следующие деревни: Хотыничи Ганцевичского района (уничтожены 73 человека); Запесочье (300 человек), Погост (69 человек), Рыдча (26 человек), Сторожовцы (30 человек), Черничи (40 человек) Туровского района; Большая Гать (123 человека), Святая Воля (436 человек) Косовского района; Осташковичи (120 человек), Славень (72 человека) Паричского района; Борки, Выброды, Глушец, Залесье, Клетное, Радецк (13 человек), Чадель (38 человек), Хидры Пружанского района...
«Звезда»:
— А знают ли об этой страшной правде как минимум те, кто посещает Хатынь?
Артур Зельский:
— Наш мемориал открыт для всех в любое время суток, в него не продаются входные билеты. Причем большинство посетителей те, кто приезжает самостоятельно. Мало кто из них заказывает экскурсии — они приезжают именно посмотреть. Они получают эмоции — это несомненно, Хатынь воздействует на каждого, но не все получают информацию... Хатыни сегодня очень не хватает музейного помещения, где можно было бы впечатления от мемориала усилить знаниями о геноциде, который проводили нацисты на нашей земле...
Группы, в том числе и иностранных туристов, нередко приезжают со своими заказными экскурсоводами, и мы не можем каждый раз отследить, что те экскурсоводы о хатынской трагедии им говорят, в каком ключе падают... Мы пытались повлиять на ситуацию, давали текст экскурсии в национальное агентство по туризму, которое и курирует экскурсоводов, но, насколько они, даже сдав «зачет», во время экскурсий придерживаются нашего текста, отследить достаточно сложно.
Вячеслав Данилович:
— Мы осознаем, что это действительно проблема. И вместе с Министерством спорта и туризма на ближайшее время запланировали семинар экскурсоводов, работающих на территории Беларуси именно с фактурой по Великой Отечественной войне. Будем рассказывать им, как работать, чтобы избежать в своих экскурсионных рассказах искажения и фальсификации.
Алексей Литвин:
— Вообще не мешало бы профессиональным историком ознакомиться с текстами экскурсий, которые сегодня проводятся. Возможно, нужно задуматься о том, чтобы на экскурсию, особенно по теме Великой Отечественной, выдавалась соответствующая лицензия, и только тогда человек имел бы право ее проводить...
Артур Зельский:
— А так иногда в Хатыни приходится слышать, как деревню сожгли украинцы.
Алексей Литвин:
— Хотя во всех документах Хатынь сжег 118-й шуцманшафт-батальон СС. Надо понимать, что это было именно немецкое формирование, а люди каких национальностей в них служили, это уже не так важно, так как предатели и коллаборационисты есть в каждой войне. В общем-то так втайне идет натравливание: мол, под эгидой СС действовали украинцы, русские, белорусы, поляки — кто угодно, только не немцы, которые якобы абсолютно ни при чем. Недаром поляки сейчас борются за правду об Освенциме, который уже в Европе объявляют польским концлагерем... Тем самым, сегодня внимание акцентируется не на «болезни» — сути человеконенавистнической нацистской политики и ее исполнителях — немцах, а на различных их пособниках, предателях, которые сотрудничали с оккупантами. При таком подходе основные виновники трагедии остаются как бы со стороны, что совершенно не соответствует исторической правде.
Артур Зельский:
— Это так сложилось в последнее время: когда мы говорим о жертвах, мы оставляем без внимания палачей. А нужно говорить и о них. Ведь воевал и творил зверства на этой земле не какой-то условный фюрер, а конкретные люди — микро-гитлеры. Почему они остались не наказанными или понесли минимальное наказание?
Вот тут говорили о том, как поляки взялись охранять национальную память. Или вспомним тот же Яд ва-Шем в Израиле, о котором знает весь мир. Мы же остаемся то в стороне, и свою боль держим в себе. Сегодня чехи говорят всему миру о трагедии Лидице. Нисколько не хочу уменьшить масштаб той трагедии, но там расстреляли только мужчин, а женщинам и детям дали определенный шанс выжить. У хатынских детей, у детей сотен белорусских сожженных деревень такого шанса не было. Но кто в мире об этом знает сегодня? Кто захочет об этом знать, если мы об этом будем скромно молчать? Это тот большой очень красноречивый материал, на котором мы должны воспитывать не только свое общество, мы имеем право на нем воспитывать международное сообщество. Все помнят факт, когда канцлер Германии Вилли Брандт в 1970 году в Варшаве стал на колени перед памятником восстанию в Варшавском гетто, — это считается актом покаяния. А кто из немецких лидеров стал на колени в Хатыни? Кто вообще из немецких лидеров за почти пятьдесят лет существования мемориала в нем побывал? Кто извинился, кто покаялся перед нашим народом?
Ирина ВОРОНКОВА
Ирина Воронкова:
— Несколько десятилетий назад мы наблюдали, как в музее истории войны некоторые группы из Германии, кроме карт, ничего не интересовало. Оказалось, это те, кто воевали на стороне фашистов, приезжали посмотреть на «места боевой славы»...
«Звязда»:
— Все же какая сегодня прежде всего миссия белорусов в сохранении памяти и правды о войне и ее жертвах: заботиться о том, чтобы об этом помнил и знал весь мир, или думать больше о том, чтобы в собственном обществе, в головах и душах собственных потомков эта память и правда не исказились?
Вячеслав Данилович:
— Все это, несомненно, взаимосвязано, но я глубоко убежден, что приоритет нужно отдавать работе с молодым поколением здесь, в Беларуси. Мы, несомненно, должны нести правду об ужасах той войны на международной арене, но, если мы упустим воспитательный момент здесь, уже через несколько десятилетий это дело никто не продолжит. Это должно стать приоритетом для государственной системы образования — чтобы в течение учебы каждый наш школьник обязательно посетил знаковые места, связанные с той войной — и с героизмом, и с трагедией — Хатынь, Брестскую крепость, музей истории Великой Отечественной войны. Кроме того, работать с молодежью необходимо и на местном материале — это уже ответственность учителей и краеведов.
Артур Зельский:
— Конечно, прежде всего нужно работать здесь, в Беларуси. В свое время в школах был отдельный учебник «История Великой Отечественной войны». Теперь его нет, более того — мы уже вместо «Великая Отечественная» начали говорить «Вторая мировая». Но она, эта война, в нашем Отечестве, более чем где оставила свои страшные следы... Лет пять назад по просьбе израильской стороны мы готовили информацию о Хатыни для учебника, который там издавался. После нам его прислали. Огромная толстая книга, посвященная трагедии еврейского народа в той войне. И — отдельная страница, посвященная белорусской деревне Хатынь. В нашем же учебнике истории для 10 класса о хатынской трагедии — всего один абзац. А следовало бы сделать в школах отдельный курс, в ходе которого говорили не только о победах и подвигах с демонстрацией портретов героев. Это тоже очень важно, но этого мало. Почему мы боимся старшеклассникам, студентам показать ужасные фотографии, которые делались или самими оккупантами, что любили позировать на фоне своих жертв, или сразу после освобождения? А они бы сказали намного больше, чем скупые строки, что есть сегодня в учебниках ...
Ирина Воронкова:
— Сегодня стоит обратить внимание еще вот на что. Мы говорим о трагедии белорусских деревень, но была и трагедия белорусских городов, о которой и сегодня немного знаем. Мы знаем количество городов, уничтоженных во время войны, — 209, но не знаем и уже никогда, наверно, не узнаем, сколько в них погибло жителей, а уж тем более их имен. В Минске, например, зафиксирована цифра около 300 тысяч. Но там были и военнопленные, и беженцы из других мест. А сколько погибло коренных минчан? И так в каждом городе...
Кто сегодня знает, что на минских кладбищах сохранились могилы жертв первых фашистских бомбардировок? Может, стоило бы и туда сегодня водить экскурсии?
Алексей Литвин:
— Я полагаю, что пришло время заняться переизданием или хотя бы оцифровкой книг «Память», и для этого нужна соответствующая государственная программа. Ведь где, как не в них, подать, зафиксировать информацию о тех четырех тысячах сожженных деревень, сведения о которых появились уже после подготовки к изданию серии «Память». Работа над новой версией этих книг или над их дополнением в виртуальном пространстве позволила бы активизировать деятельность по сохранению исторической памяти на местах. Это должно стать одним из приоритетов нашей государственной политики, так как мы рискуем безвозвратно потерять те свидетельства, что имеем.
Вячеслав ДАНИЛОВИЧ
Вячеслав Данилович:
— А что касается увековечения тех тысяч сожженных деревень, то, естественно, сегодня уже трудно узнать, где точно находилась та или иная уничтоженная деревня, но в каждом районе точно известно, какие деревни на его территории были сожжены и не возродились. Элементарно поставить в райцентре памятник с их перечнем — и это уже будет значительной делом в сохранении памяти о них.
Александр Литвин:
— Когда в 70-е годы готовилось серия «Память», многие довоенные карты, по которым можно было отследить по регионам, где и какие деревни до прихода фашистов были засекречены. Сегодня эти карты почти в свободном доступе, по крайней мере для специалистов и они могут стать хорошим подспорьем в подготовке обновленной версии «Памяти».
Артур Зельский:
— И не надо даже создавать какие-то новые ресурсы. У каждого района есть свой официальный сайт. На нем можно сделать отдельную страницу, где будет открываться местная книга «Память» с возможностью добавить информацию. Уверен: люди откликнутся. Но должно быть какое-то учреждение, которое будет централизованно, целенаправленно за это отвечать.
Мария Гореликова:
— И сведения из книг «Память» можно было бы загрузить в наш информационный терминал, в раздел «Сожженные деревни», который сегодня очень востребован пользователями.
Вячеслав Данилович:
— Кстати, как раз в этом году отличный повод и для активизации поисковой работы на местах, и для изучения трагедий отдельно взятых поселений в разных уголках Беларуси, и для развертывания работы по подготовке обновленной печатной или оцифрованной версии книг «Память» по каждому району страны — Год малой родины . Ведь именно понятие «малая родина» — это прежде всего знание истории места, где родился, и судеб людей, которые жили и умирали здесь.
Кстати
В сохранении памяти о сожженных деревнях «Звязда» сказала свое веское слово — на страницах газеты проводился публицистически-опытный проект «Потомки огненных деревень». Этот проект стал своеобразным продолжением книги «Я из огненной деревни...» Алеся Адамовича, Янки Брыля и Владимира Колесника, изданной в 1975-м, где собраны и зафиксированы воспоминания свидетелей, которые чудом остались живы. Автор проекта Татьяна Подоляк поставила перед собой задачу уже в XXI веке отыскать последних свидетелей нацистских преступлений. Откликнулось более 70 свидетелей (во время войны они были детьми и подростками). Активное участие в проекте принимали школьники, студенты, учителя, краеведы.
Результатом проекта стала книга документальных очерков «Потомки огненных деревень», которая увидела свет в Издательском доме «Звязда». Татьяна Подоляк, автор этой и еще одной книги — «Война — самый страшный грех», получила специальную премию Президента деятелям культуры и искусства.
Круглый стол провела Елена ЛЕВКОВИЧ
Фото Сергея НИКОНОВИЧА и Анатолия КЛЕЩУКА
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Можно отписаться в любой момент.
Комментарии