
21 сентября 1993 года Б.Н.Ельцин подписал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», предписывавший Съезду народных депутатов и Верховному Совету Российской Федерации прекратить свою деятельность. О событиях двадцатилетней давности рассказывает их участник, в то время народный депутат РФ, философ Виктор Владимирович Аксючиц.
Выступая против разрушительного курса Ельцина, мы – народные депутаты РФ от Российского христианского демократического движения – оказались в оппозиции и к руководству Верховного Совета, ибо противоборствующие стороны являли собой плеяду советской номенклатуры, не соответствовали роковым событиям эпохи, не понимали сущности происходящего.
Трагические события октября 1993 года многим омыли взор. Перед расстрелом 4 октября десятки депутатов крестил в осажденном Доме Советов протоиерей Алексей Злобин, – он был секретарем Комитета Верховного Совета по свободе совести, председателем Подкомитета которого был я. Время способствует осознанию событий – на расстоянии затухают страсти. Кто-то одумался, когда обнажилось сокрытое. Годовщина трагедии обязывает к ее объективному осмыслению.

Репетиция переворота была проведена еще весной 1993 года.
Репетиция переворота была проведена еще весной 1993 года. 20 марта 1993 года Ельцин в телевизионном обращением к народу объявил, что подписал указ о введении "особого порядка управления". Конституционный суд Российской Федерации, еще не имея подписанного указа президента, признал его действия, связанные с телеобращением, неконституционными, и усмотрел наличие оснований для отрешения президента от должности. Однако, позже представители Ельцина заявили, что неконституционный указ не был подписан. Созванный IX (Внеочередной) Съезд народных депутатов предпринял попытку отрешить президента от должности, но для импичмента не хватило 72 голосов. На случай же импичмента президента, его сторонники приготовились к силовому разгону Российского парламента. Приготовленные методы переворота говорят сами за себя. По поручению президента руководитель Главного управления охраны, комендант Кремля Михаил Барсуков разработал план действий, который «немедленно и без колебаний» был утвержден Ельциным. О вполне злодейском плане впоследствии признавался непосредственно действующий субъект – руководитель главного управления охраны президента:

Вскоре после оглашения указа 21 сентября 1993 года № 1400 Конституционный суд Российской Федерации на экстренном заседании принял решение о том, что: указ Ельцина в двенадцати местах нарушает российскую Конституцию и, согласно Конституции, является основанием для отрешения президента Ельцина от должности. Ибо действующая Конституция России гласила: "Статья 121-6. Полномочия Президента Российской Федерации (РСФСР) не могут быть использованы для изменения национально-государственного устройства Российской Федерации (РСФСР), роспуска либо приостановления деятельности любых законно избранных органов государственной власти, в противном случае они прекращаются немедленно".
Я пытался сформулировать реальную концепцию выхода из кризиса – президентским заговорщикам предлагалось мирное разрешение конфликта.
Вспоминаются эпизоды в осажденном Доме Советов. На первом заседании разогнанного Ельциным Съезда по электронной системе мне выпало выступать одним из первых. Я призвал депутатов исходить из реальных фактов: президент, безусловно, является узурпатором и совершил государственный переворот, но он, в отличие от Верховного Совета обладает рычагами власти. Поэтому Съезд должен отказаться от обличительных бездейственных деклараций и утопических призывов, а принимать решения, которые способны реально остановить беззаконие. В этом смысле я озвучил предварительно размноженный на моей полиграфической технике, незадолго до этого завезенной в здание Верховного Совета, проект постановления Съезда. В нем предлагалась чрезвычайная концепция выхода из чрезвычайной ситуации. В первом пункте предлагалось назначить сроки одновременных досрочных выборов президента и народных депутатов. Во втором – вступить в переговоры с президентской стороной для разработки правовых основ досрочных выборов. В третьем: в случае отказа президента пойти на законные досрочные выборы квалифицировать его действия как государственный переворот, что является тягчайшим преступлением. В итоге предписывалось всем силовым структурам страны приступить к задержанию участников переворота. Я пытался сформулировать реальную концепцию выхода из кризиса, – задать поле между альтернативами: президентским заговорщикам предлагалось мирное разрешение конфликта, отказом от этого они обнажали свои узурпаторские мотивы и потому на законных основаниях подлежали аресту. В ответ на мое предложение в зале заседаний со всех сторон, в том числе и от своих коллег патриотов-государственников я услышал обвинения в том, что предлагаю вступать в переговоры с узурпаторами, которые находятся вне закона. То есть услышал очевидные, но политически беспомощные декларации политиков, призванных к спасению страны. Выступая затем каждый день, мне с помощью Олега Румянцева удалось убедить Съезд принять-таки решение о досрочных одновременных выборах, но сделано это было только 24 сентября, – после силовой и информационной блокады Дома Советов, отчего общество об этом не узнало.
Через несколько дней после переворота руководство Верховного Совета поручило мне провести переговоры с председателем Центрального банка Виктором Геращенко о том, чтобы банк перечислил Верховному Совету причитающиеся ему финансовые средства, без которых невозможна нормальная жизнедеятельность высшего органа государственной власти. Виктор Владимирович вышел из своего кабинета на лестничную клетку и сказал примерно следующее: если меня снимут, это не нужно и вам, поэтому я могу только срочно перечислить отпускные депутатов и сотрудников Верховного Совета, – это тоже приличные средства. На том и порешили. Но и за этот совершенно законный шаг «демократические» СМИ обвинили председателя ЦБ в предательстве.
До сих пор слышны слова о попытке коммуно-фашистского переворота, хотя об этом уже неприлично говорить.
До сих пор слышны слова о попытке коммуно-фашистского переворота, хотя об этом уже неприлично говорить. Примерно 25 сентября 1993 года ко мне в Доме Советов обратился американский тележурналист: как вы – демократ по убеждениям – могли оказаться среди экстремистов и фашистов? Я спросил, где он видит таковых. Журналист показал на площадь перед Домом Советов. Мне пришлось указать на очевидные факты. Всегда и везде политические перевороты сопровождаются выплеском на улицы экстремизма. С той разницей, что у нас не бьют витрин, не жгут автомобили, не избивают милицию, что, в обстоятельствах гораздо менее радикальных, уличная толпа делает всегда в "добропорядочной" Америке и Европе. И сегодня нужно признать объективное: вплоть до 3 октября при потоках лжи в средствах информации, полной блокаде с колючей проволокой (даже машины скорой помощи не пропускались), отключении всех средств жизнеобеспечения – в течение двухнедельной эскалации насилия тысячи защитников Дома Советов вели себя невиданно сдержанно. Далее я попросил журналиста указать мне хотя бы на одного депутата-экстремиста или фашиста. Или, хотя бы на одно экстремистское фашиствующее выступление депутатов, или такого рода постановление российского парламента. Ничего подобного американский журналист привести не мог, ибо депутаты в той ситуации проявили удивительную уравновешенность.

Один из примеров провокаций. За несколько дней до расстрела я подъехал к Краснопресненскому райисполкому, в котором был своего рода штаб той группы депутатов, которая осталась снаружи колючей проволоки вокруг Дома Советов. На моих глазах к райисполкому подбегает группа вооруженных до зубов молодых людей в камуфляже. Они ставят к стенке и разоружают милиционеров, наряд которых постоянно находился в автомобиле при входе. Размахивая огромными "базуками" – ручными пулеметами, они поднимаются по этажам, обыскивая всех встречных. Я следом за ними вхожу в кабинет председателя райисполкома. Саша Краснов стоит за столом с большим количеством телефонов под дулами автоматов-пулеметов. Я называю себя и спрашиваю, в чем дело. Александр: Виктор, они требуют, чтобы я немедленно отдал распоряжение всем отделениями милиции района выдать им оружие. Во-первых, у меня нет на это никаких полномочий, и меня никто не послушает. Во-вторых, милиция в данный момент занимает нейтральную позицию, и подобная акция немедленно подтолкнет ее выступить против Верховного Совета. В общем, нам удалось убедить баркашовцев (это были они), в бессмысленности требований.
На моих глазах подбежала группа вооруженных до зубов молодых людей в камуфляже, которые поставили к стенке и разоружили милиционеров.
Это был не наивный патриотический энтузиазм, а провокация, и если бы она удалась, кровопролитие началось бы раньше. Кстати, никто из баркашовцев не попался при штурме Дома Советов, все вовремя ушли известными им подземными тропами или дырами в оцеплении.
Многие годы в годовщину расстрела у стен стадиона возле Дома Советов собирался массовый митинги протеста, сотнями портретов расстрелянных людей. Всякий раз их пытались "возглавлять" коммунистические организации – КПРФ Зюганова и радикалы Анпилова, что тоже способствует распространению мифа о "коммунистическом перевороте". Но у КПРФ не было своей фракции среди депутатов, коммунисты не имели большого влияния в парламенте. У Дома Советов они были далеко не в большинстве, заметна была только малочисленная, но крикливая группа Анпилова. Уже забылось, что накануне расстрела лидер коммунистов Зюганов выступил по центральным телевизионным каналам и призвал коммунистов покинуть Дом Советов и не выходить на улицы.

«Ребриков рассказывает: вчера у Аксючица не было мегафона для выступления перед стихийной демонстрацией. Парнишка лет 12 вызвался пройти через все кордоны и доставить. Прибежал. Говорит: "Меня дядя Аксючиц прислал за мегафоном, – от него передал записку: "Срочно нужен мегафон". – "Я пройду, я знаю, как пройти", – и пронес, чертенок.
– Оттесняйте, выдавливайте! Снимите с машины эту гниду Аксючица и других нардепов! Отобрать у них мегафон…
Вскоре пошел проливной дождь, но обстановка накалялась, люди заботливо передавали нам на "трибуну" сухую одежду, зонтики. Я читал постановления Верховного Совета, противоборствующим сторонам вещал о ситуации, призывал ОМОН не проявлять насилия по отношению к своим согражданам. В результате многих часов "пропаганды" омоновцы начали размягчаться, поддались нашим уговорам, и стали передавать в Дом Советов еду и лекарства. Дело шло к тому, что могли пропускать врачей. Далее поступила команда (цитируется по записи радиоперехвата):
- Начать оттеснение, не дать возможности прорыва демонстрантов. Сейчас от "Мира" подбросим подкрепление…
- Как действовать?
- Оттесняйте, выдавливайте. Снимите с поливальной машины эту гниду Аксючица и других нардепов. Отобрать у них мегафон…
- Куда нардепов?
- Те, что с внутренней стороны — пусть стоят. Полезно помокнуть. А тех, кто вне оцепления, не пускать в Белый дом ни под каким предлогом. Если что – бить, но аккуратно, без следов…
- Поняли, погоним к "1905 году"…

Конечно, у депутатов было много ошибок, слабости, глупостей. Но где и когда в радикальной ситуации, в которую вогнал страну указ № 1400, было иначе? Да, решение об одновременных досрочных выборах президента и парламента нужно было принять в первый же день заседания Съезда (как настаивал я и Олег Румянцев), а не через неделю, когда об этом уже никто не узнал, ибо информационная блокада была полная. (Гайдар в очередную годовщину лгал на страницах "НГ": депутатов пришлось разогнать потому, что они не соглашались на одновременные выборы.)
Председатель Верховного Совета Хасбулатов сжег мой проект на свече и дружески посоветовал никому об это не говорить,
Действительно, руководители Съезда проявили отсутствие политической и государственной мудрости. Примерно 27 сентября я принес руководству Верховного Совета проект постановления Съезда, в котором предлагал одну из возможных (я убежден и поныне) моделей мирного урегулирования конфликта властей. Предлагалось решением Съезда сформировать Конституционную Ассамблею. Задача такого рода экстраординарного органа (а ситуация и требовала только неординарных решений): разработка и принятие конституционных законов об одновременных выборах президента и парламента. Роль Верхней палаты Собрания мог выполнить Конституционный Суд, задача которого в ситуации остаточной законности найти границы допустимого в правовом поле для выхода из чрезвычайной ситуации. Нижнюю палату предлагалось сформировать паритетно из представителей народных депутатов России и глав субъектов Федерации. Понятно, что это предложение, помимо всего, позволяло увеличить степень влияния Съезда, привлекая на свою сторону Конституционный Суд и губернаторов, которые в этот момент в помещении Конституционного Суда собрались на Совет Федерации, – как раз для поисков выхода из политического кризиса.

Сознавая приближающуюся кровавую расправу, я предпринимал попытки поспособствовать началу переговоров. Из Конституционного Суда позвонил митрополиту Кириллу и призвал срочно начать переговоры, а посредником может быть только Патриархия. Он сказал, что сегодня руководители РПЦ встречаются с президентом, но до этого хотели бы встретиться с кем-нибудь из руководства Верховного Совета. Я сказал, что в Конституционном суде находятся председатели палат Верховного Совета Абдулатипов и Соколов. Владыка Кирилл предложил срочно привезти их в Данилов монастырь, что я и сделал на своем автомобиле. При этой встрече был оговорен формат переговоров, начавшихся на следующий день – 1 октября.
В переговорах участвовала делегация, представленная находящимися в Доме Советов народными депутатами, а я оказался за пределами колючей проволоки и потому непосредственно в переговорах участия принимать не мог. Запомнился эпизод, когда после многочасовых сидений в холл здания в Даниловом монастыре вышел заместитель председателя Верховного Совета Воронин и сказал мне, что достигнуто соглашение, которое сейчас перепечатывается, после чего оно будет подписано: демилитаризация ситуации вокруг Дома Советов, частичное снятие блокады – пропуск в Дом Советов корреспондентов, продовольствия, включение водопровода, начало переговоров о разрешении политической ситуации. После перечисления этих разумных тезисов он добавил: а завтра соберется народ и – на Кремль… (Еще пример роковой неадекватности). Воронин предложил мне срочно дать пресс-конференцию по поводу происшедшего, но в самом начале ее СМИ информировали о прекращении переговоров. Депутат Валентина Домнина рассказывала, что в последний момент перед подписанием соглашения о перемирии Филатов сказал Лужкову, что президент не примет это соглашение, ибо оно узаконивает депутатов.

Танковый расстрел Дома Советов, к которому вынудил Ельцин армию, выплеснул на улицы столицы инфернальные силы. Самое страшное в том, что верховная власть не только разрешила, но и призвала к массовым убийствам, во многом организовала их. Как рассказывал впоследствии руководитель группы "Альфа", Ельцин приказал расстрелять в Доме Советов всех депутатов, приказал Коржакову пристрелить Хасбулатова и Руцкого. Слава Богу, "Альфа" не выполнила приказ, напротив, способствовала мирному выводу депутатов и многих защитников из Дома Советов.
– Никого живым не брать!.. Мы их перевешаем на флагштоках везде, на каждом столбу перевешаем, падла…
В прессе писали о сотне снайперов (собранных Коржаковым по стране и за ее пределами), которые отстреливали обе противостоящие стороны и мирных жителей, чтобы взнуздать конфликт и вынудить спецназ к штурму Белого Дома. Так был убит снайперской пулей в заднюю часть шеи офицер "Альфы". При этом со стороны Дома Советов не было ни одного выстрела, которым кого-либо был ранили или убили. Беззаконие власти мгновенно отозвалось разнузданием звериных инстинктов у тех, кто не чувствует Бога в душе. Толпы мирных жителей глазели на расстрел и рукоплескали танковым залпам. Штурмовые отряды, сформированные из армейских выродков, спецслужб, а также частных охранных фирм, при первом запахе крови мгновенно расчеловечились и устроили кровавую бойню.
Инфернальную атмосферу вокруг Дома Советов отражает фрагмент расшифровки милицейского радио-эфира в ночь на 4 октября 1993 года:
"Никого живым не брать… Мы их перевешаем на флагштоках везде, на каждом столбу перевешаем, падла… И пусть эти п…, из Белого дома, они это, с…, запомнят, б…, что мы их будем вешать за …! Ребята, они там, суки, десятый съезд внеочередной затеяли… Хорош болтать, когда штурм будет? Скоро будет, скоро, ребята. Руки чешутся. Не говори, поскорее бы! … А мы их руками, руками. Анпилова ОМОНовцам отдать, вместе с Аксючицем и Константиновым."

Никакие ошибки белодомовцев, все провокации вокруг не оправдывают кровавую бойню. Через два дня после расстрела Дома Советов я имел возможность спросить советника президента Сергея Станкевича: без споров – кто виноват, кто прав, что законно или нет, – зачем же танками, зачем столько крови, если своих целей вы могли достичь менее жестокими средствами, например, усыпляющими газами? Ответ я получил искренний: это – акция устрашения для сохранения порядка и единства России, ибо теперь никто и пикнуть не посмеет, особенно руководители регионов.
Столичная интеллигенция и потребовала от президента перманентного устрашения, называя это демократией. После кровавого расстрела Дома Советов группа московских интеллектуалов в своем обращении, видимо, устыдясь своей слабости ("нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми"), так определила самое "грозное" в происходящем: "И "ведьмы", а вернее – красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грозно оскорбляли народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать… Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной… демократии? " Пушечной демонстрации и расстрелов сотен молодых людей оказалось недостаточно, требовали чего-то более радикального.

Один из печальных итогов того времени: обе стороны хуже, ибо еще не сформировалась новая политическая элита России.
В результате кровавого государственного переворота октября 1993 года и навязывания авторитарной конституции окончательно сформировался авторитарный ельцинский режим. У Дома Советов столкнулись следующие силы.
Переворот организовывали или поддерживали: столичная правящая номенклатура; структуры торгового и финансового капитала, связанные коррупцией с номенклатурой (компрадорская буржуазия) и их охранные отряды; криминальные структуры и их боевики; радикал-либеральная интеллигенция и их СМИ, идеологически обрабатывающие российское общество и вводящие в заблуждение зарубежную общественность; западные политические лидеры, общественность, финансовые круги, СМИ, одобряющие действия Ельцина и помогающие ему. В российской прессе неоднократно писалось об участии в событиях снайперов, привлеченных Коржаковым из-за рубежа. Различные силы объединяло стремление сохранить режим, предоставляющий невиданные возможности обогащения и контроля над Россией. Многих побуждала к действиям боязнь правосудия.
Вокруг Дома Советов собрались разношерстные элементы: представители обездоленных, деклассированных и обозленных слоев...
По другую сторону баррикад, внутри Дома Советов, были представлены следующие социальные и политические группы. Большинство депутатов выражало интересы директорского и управленческого корпуса – производственного капитала, который по своей природе ориентирован государственно. Была там и часть номенклатуры, по тем или иным причинам выброшенная из сферы распределения власти и богатства. Среди депутатов было небольшое количество патриотов-государственников, своего рода идеалистов – носителей патриотической государственной идеи; на этот момент они были разобщены, имели малую общественную поддержку, ибо национальная идеология была недоступна широкой общественности и дискредитирована средствами информации. Всех объединяло стремление противостоять разгулу беззакония, развалу и расхищению страны, защита собственных жизненных интересов, которые не совпадали с курсом режима. Большой разброс групповых интересов был причиной аморфности решений Съезда и руководства Верховного Совета, неспособности к оперативным адекватным ситуации действиям.
Вокруг Дома Советов собрались разношерстные элементы: представители обездоленных, деклассированных и обозленных слоев, большей частью не объединенные никакими политическими организациями; коммунистические организации различных оттенков, стремящиеся к восстановлению коммунистического Советского Союза; малочисленные патриотические организации и многочисленные патриотически настроенные граждане, защищающие российский парламент как рубеж сопротивления антинациональному режиму, а не потому, что он выражал их материальные интересы. Помимо этого, возле Дома Советов было множество провокационных групп, руководимых спецслужбами. Все вместе это представляло пеструю толпу, своими лозунгами и действиями не внушающую доверия равнодушному обывателю.

На выборах в Федеральное собрание были выбиты из борьбы патриотические некоммунистические организации. Ряд их лидеров был арестован, у них изымали помещения, отключали телефоны, перекрывали возможности финансирования предвыборной кампании, их активистов в разных городах милиция задерживала при сборе подписей, они не допускались к государственным радио и телевидению, по которым шла интенсивная дискредитация их деятельности.
Еще более патологично, когда люди, называющие себя интеллигенцией, утверждают, что альтернативы кровавому разгрому быть не могло.
В то же время были предоставлены все возможности для предвыборной кампании Жириновского, который получил голоса многочисленных избирателей-патриотов, так как все остальные патриотические объединения не были допущены к выборам. Общество оказалось неспособным противостоять губительным действиям режима потому, что в народе, измученном десятилетиями репрессий и подавления, еще не восстановилась историческая память, не возродилось национальное самосознание, не пробудилась национальная воля. Создав безвластную Думу, сформировав марионеточную оппозицию, полностью контролируя правительство, команда Ельцина развязала себе руки. Но с этого началась жесткая борьба различных кланов в правящей олигархии, что и определило многие последующие события.
Главный вывод из всего этого недоступен не только авторам обращения либеральной интеллигенции к президенту, но и многим современным радикал-демократам. Нормально, что в обществе ведется политическая борьба и даже конфронтация. Нормально, что все мы придерживаемся различных политических взглядов. Патология начинается в тот момент, когда ради своих целей вожди превращаются в палачей. Еще более патологично, когда люди, называющие себя интеллигенцией, пытаются всех убедить, что альтернативы кровавому разгрому быть не могло. Выбор был и в те дни, он был совершен со всей определенностью: большинство сегодняшних реалий, которые так не нравятся и демократам-обращенцам, являются роковым следствием кровавой акции насилия. Если демократией называть расстрел безусых юношей на стадионе, тогда что такое фашизм? До сего дня русская либеральная интеллигенция, презиравшая Лескова, не подававшая руки Достоевскому, подарившая России три революции, – остается верна своей исторической безответственности перед судьбой России.
Виктор Аксючиц, философ
Подпишитесь на рассылку
Подборка материалов с сайта и ТВ-эфиров.
Комментарии