Дважды Герой Советского Союза, Командир разведывательно-диверсионного отряда Северного флота, Командир разведывательно-диверсионного отряда Тихоокеанского флота Виктор Николаевич Леонов (1916—2003):
- Наш отряд, действуя в тылу врага, всегда уступал ему в численности, в техническом оснащении, - говорит Леонов, - но мы всегда побеждали в рукопашном бою. Ни немцы, ни японцы никогда не действовали так решительно, как мы... Психологический закон таков - в схватке двух противников один обязательно сдаст.
Одно из самых громких дел леоновского отряда - пленение в Корейском порту Вонсан 3,5 тысяч японских солдат и офицеров.
- Нас было 140 бойцов. Мы внезапно для противника высадились на японском аэродроме и вступили в переговоры. После этого нас, десять представителей, повезли в штаб к полковнику, командиру авиационной части, который хотел сделать из нас заложников. Я подключился к разговору тогда, когда почувствовал, что находившегося с нами представителя командования капитана 3-го ранга Кулебякина, что называется, приперли к стенке. Глядя в глаза японцу, я сказал, что мы провоевали всю войну на западе и имеем достаточно опыта, чтобы оценить обстановку, что заложниками мы не будем, а лучше умрем, но умрем вместе со всеми, кто находится в штабе. Разница в том, добавил я, что вы умрете, как крысы, а мы постараемся вырваться отсюда. Герой Советского Союза Митя Соколов сразу встал за спиной японского полковника, остальные также знали свое дело. Пшеничных запер дверь на ключ, положил ключ в карман и сел на стул, а Володя Оляшев (после войны - заслуженный мастер спорта) поднял Андрея вместе со стулом и поставил прямо перед японским командиром. Иван Гузенков подошел к окну и доложил, что находимся мы невысоко, а Герой Советского Союза Семен Агафонов, стоя у двери, начал подбрасывать в руке противотанковую гранату. Японцы, правда, не знали, что запала в ней нет. Полковник, забыв о платке, стал вытирать пот со лба рукой и спустя некоторое время подписал акт о капитуляции всего гарнизона.
- Построили три с половиной тысячи пленных в колонну по восемь человек. Все мои команды они исполняли уже бегом. Конвоировать такую колонну у нас было некому, тогда командира и начштаба я посадил с собой в машину. Если хоть один, говорю, убежит - пеняйте на себя... Пока вели команду, в ней стало уже до пяти тысяч японцев.
Старший матрос Виктор Леонов после первых же боев летом 1941 года был награжден медалью "За отвагу", тяжело ранен осколком мины. После первого же боя, когда погиб его друг, с которым они вместе пришли в отряд, Леонов начал размышлять - как надо воевать?
- Осенью 1942 года поход на мыс Могильный, откуда немецкий гарнизон засекал наши корабли и самолеты, складывался крайне неудачно. Командир пехотного подразделения, сопровождавшего отряд, был потом отдан под суд военного трибунала за преступную халатность и медлительность, и расстрелян. Командир отряда и замполит. Небольшую группу разведчиков на Могильный повел Леонов, старшина 2-й статьи. Атака была успешной, опорный пункт разгромлен, но на небольшом пятачке (самая широкая часть мыса не превышала 100 метров) оказалось лишь 15 моряков. Немецкие егеря окружили их двойным кольцом, перекрыли путь отхода двумя пулеметами, от минометного обстрела лопались каменные валуны.
Немцы торопились, как понял слышавший их команды матрос, знавший немецкий язык, закончить дело до наступления темноты. Боеприпасы у разведчиков заканчивались. Один из них, крикнув: "Все, песенка спета! Нам отсюда не выбраться!", - подорвал себя гранатой. Еще один хотел сделать то же... "Трус! Застрелю! Бросай гранату!" - приказал Леонов.
- Мы были прижаты к земле теми двумя пулеметами, стрелявшими непрерывно. Надо было что-то решать. Я вскочил и последними патронами ударил по камню, за которым лежали пулеметчики. Мне было важно, чтобы они спрятались, перестали вести огонь. А один из лучших наших бойцов, Семен Агафонов по моему приказу бросился к этому камню метрах в 20 от нас. Он успел прыгнуть на камень, и оттуда - вниз на немцев. Когда я, раненный в ногу, доковылял туда, один пулеметчик уже был мертв, с двумя другими Семен, схватившись, катался по земле. Я ударил одного, потом другого по голове прикладом, мы захватили эти пулеметы и вырвались оттуда.
Агафонов считался бесстрашным. Когда его спрашивали об этом случае, он со смехом говорил, что когда увидел с камня, что у немцев руки дрожат, понял, что такими руками в него не попадешь. Но друзьям признавался, что в момент после приказа подумал - ну вот, Семен, на этом твоя боевая карьера и закончилась... Страх испытывал каждый, но нужно было действовать как положено.
- Потом Юрий Михеев последней связкой гранат удивительно точным, дальним, на 20 метров броском подорвал немецкий блиндаж. Гранаты еще летели, а он уже погиб, сраженный очередью. Но мы прорвали второе кольцо и пошли по ущелью к берегу. Поваливший снег скрывал наши следы. Последним шел Агафонов, у него в пистолете оставалось три патрона, еще несколько у меня... Забрались в прибрежный кустарник, несколько раз цепочка егерей проходила вблизи от нас, а мы сидели затаившись, сжимая рукоятки ножей. Долго ждали своих, наконец пришли два морских охотника, увидели со второго раза наши сигналы и забрали нас с Могильного.
Леонову было присвоено звание младшего лейтенанта, он становится замполитом, а с мая 1943 и командиром отряда. Первую Золотую Звезду Героя он получил за самую крупную операцию отряда в ноябре 1944 года. Перед началом общего наступления на Севере был получен приказ разгромить стратегически важный мощный опорный пункт немцев на мысе Крестовый.
- Тогда нам не удалось застать противника врасплох. В последний момент, в 30-40 метрах от дотов, была задета сигнализация, немцы обнаружили нас и открыли огонь из орудий и пулеметов. Все освещено, перед нами мощное проволочное заграждение. Я отдал приказ: действовать кто как может, сообразуясь с обстановкой, по группам, но через минуту всем быть на батарее.
- От тяжелых потерь нас спас Иван Лысенко, уралец, чемпион по борьбе, самый физически сильный в отряде. Он вырвал из земли рельсовую крестовину, на которой крепились мотки колючей проволоки, и поднял ее на плечи. В образовавшийся проход мы и пошли. Когда Лысенко уже не мог один стоять - в него попало больше двадцати пуль - ему помог наш врач Алексей Лупов (не ищите циничной иронии - он помог держать крестовину -В.Потапов). Оба они погибли, но мы ворвались на прикрывающую батарею, и захватив орудия, открыли из них огонь, благо, трофейное оружие мы знали неплохо.
- Враг почувствовал нашу силу. Помню, привели еще в самом начале войны пленного офицера. Я уже переоделся. Тут из комнаты, где допрашивали, выскочил наш начальник отдела информации и говорит: "Вот, сволочь, ничего не говорит! Смеется только." Я ему: "Сейчас заговорит..." Пошел, снова оделся в то, в чем офицер тот в руки мне попался. Вошел в ту комнату, он сидит нога на ногу и курит сигарету. Я говорю переводчику: передайте этому прохвосту, что вот эти адмиралы (показываю на штабистов, а там был и один адмирал) уйдут скоро, пусть они ничего не узнают, но он останется со мной. Повернулся и вышел. А немец начал рассказывать... Я говорил с немцами по-русски, и они понимали меня лучше, чем других по-немецки.
- Адмирал Головко отдал приказ - "Право подбора разведчиков возлагается на командира отряда". Так что назначить к нам никого не могли. У меня была связь с управлением кадров, они присылали мне тех, кто вроде бы подходил. Я беседовал с человеком и смотрел, как он реагирует на мои вопросы. Самое важное для меня при этом было - его глаза и руки. По положению рук определяется психологическое состояние человека, его характер. Мне нужно было, чтобы руки не хватались ни за что, чтобы они были готовы к действию, но оставались спокойны...
- А первый мой приказ, когда я стал командиром, был такой - уполномоченного Особого Отдела в отряд не пускать. А то - приходим из похода, и он тут как тут, занимает кабинет и начинает вызывать по очереди, допрашивать, кто как себя вел... Хочешь проверять - иди с нами на задание, там каждого видно как на ладони. Потом второй приказ. Почти всех стукачей в отряде я уже знал, потому что меня самого вербовали и я отказался от этого дела. Я их собрал и сказал: "Пишите, что угодно, придумывайте любую болезнь, но чтобы через сутки вас в отряде ни одного не было." И всех их выгнал. После этого мне член Военного Совета сказал: "Они тебя посадят скоро". Я говорю: " А вы для чего?". Он: "Они и меня могут обойти". А я знал - таким образом они сажали Лунина, ставшего потом знаменитым подводником. Я говорю: "Мне не нужно, чтобы вы меня защищали, вы мне сообщите только и дайте самолет. Я прыгну в Норвегию, и буду оттуда руководить отрядом. Пусть они меня там возьмут... Он засмеялся: "Ну ты, говорит, авантюрист". Но когда надо было помочь отряду, он помогал.
- По существу у нас была одна семья. Вот с Могильного мы лейтенанта Федора Шелавина выносили... Мы из-за него и остались там, у него обе ноги были ранены. О хотел застрелиться, чтобы развязать нам руки. Но я знал - если оставим Шелавина, в следующем походе кто-то будет думать: "все, раз уж офицера бросили, то если я буду ранен, тем более оставят". Если такая мысль хоть чуть-чуть запала в голову человеку, то он уже не воин настоящий, не боец. Эта мысль будет давить тебя, преследовать, хочешь ты того или нет". С того дня, как Леонов стал командиром и до конца войны отряд потерял погибшими девять человек, из них семь - на Крестовом, в основном, в момент преодоления проволочного заграждения. "Я вообще не любил терять людей. Спросите у любого: все знали, что я буду бороться за жизнь каждого человека до последнего.
Подготовил: |
Комментарии