Выйдет ли Франция из состояния культурного анабиоза?

Открытое письмо 20 отставных французских генералов, предупреждающее страну об угрозе гражданской войны, могло бы выглядеть эпатажем скучающих ветеранов. Однако правительство республики это так не восприняло и ответило угрозами. Власти исходили из того, что сказанное в письме очень серьёзно. И надеялись угрозами погасить рост протеста. Однако на угрозы ответили более тысячи офицеров действующей армии, подписавшихся под письмом  в поддержку позиции ветеранов. А затем выступили офицеры полиции…
Кто-то увидит тут аналогию с заговорами военных против де Голля, когда он согласился на самоопределение Алжира и закончил войну, длившуюся 8 лет (1954-1962). Хотя здесь точнее усмотреть аналогии с чествованиями французами Наполеона в день его смерти 5 мая.
Де Голь прекращал войну, отсоединяя от Франции инокультурное население – отсоединял вместе с территорией. И исключал алжирцев из числа граждан страны. Выступавшие против него военные хотели оставить их гражданами страны.
Генералы и офицеры, обращающиеся сегодня к президенту Макрону, ближе де Голлю, чем его оппонентам: они не хотят, чтобы гражданами страны были те, кто чужд её культуре и традициям.
Их противники обвиняют их в «недопустимом»  – во вмешательстве военных в политику. Однако сама дата памяти Наполеона во Франции – символ того, как армия республики, вмешиваясь в политику, спасала подчас страну от хаоса. Это генерал Бонапарт, которого прозвали тогда «любимчиком Робеспьеров», 13 фруктидора 1795 году расстрелял картечью участвовавших в попытке контрреволюционного переворота и недовольных  итогами парламентских выборов монархистов. Это посланные Бонапартом войска генерала Ожеро осенью 1797 года подавили новый роялистский мятеж в Париже. Это Бонапарт 18 брюмера 1799 года сверг олигархическое правление Директории и провёл жизненно необходимые реформы, став для Франции примером и символом того, какой может быть страна, если во главе неё встаёт генерал-патриот.
Таким же примером и символом стал для Франции другой генерал, де Голль, дважды – в годы Второй мировой войны и в конце 1950-х – спасавший Францию. Основу последующих успехов гражданских правительств Франции создавали генералы.
Франция XXI века – это не Франция Наполеона, не Франция де Голля. Это даже не Франция Миттерана. Та Франция исчезла к началу  XXI столетия; голлист Ширак был последним собственно национальным французским президентом.
В 2002 году оказалось, что утвердившаяся система сменяющих друг друга у власти партийных блоков пала – партия социалистов проиграла в первом туре, уступив "Национальному фронту" Жан-Мари Ле Пена, а её сторонники, чтобы остановить Ле Пена,  вынуждены были во втором туре голосовать за Ширака. Через три года социалисты предали Францию, поддержав афро-арабскую оккупацию страны. К 2007 году оказалось, что им нечего предложить Франции, кроме обещаний сделать жизнь ещё «более комфортной». Саркози отстоять страну от ломавшего её бешеного наплыва мигрантов тоже  не смог. Он, как и Олланд, как и Макрон, оказался сателлитом глобального центра силы.
Французские социалисты от выдвижения национального проекта будущего отказались давно, им оставалось лишь грозить правящему классу («Делитесь! А то придут коммунисты и сделают как в России!»), либо туманно обещать избирателям: «Больше прав, хороших и разных!» Включая право для сексуального извращенца перестать быть человеком и навязывать свой образ жизни остальным.
Главной проблемой социалистов во Франции было то, что они не могли сказать своему народу ничего нового. Они не могли ответить на вопрос, какой видят Францию XXI века. Они могли предложить поделить созданное до них, но как что-то произвести, они не знали. XXI век представлялся им улучшенным вариантом последней трети ХХ века, а новое президентство виделось чем-то вроде третьего срока Миттерана.
Однако победа Миттерана в 1980 году имела место при совершенно другом международном соотношении сил. Мир смотрел тогда на Советский Союз. То одна, то другая страна выбирала социалистическую ориентацию. Во Франции действовала влиятельная компартия, которая хотя и не могла взять власть, но могла голосами своих сторонников как минимум в полтора раза улучшить результат социалистов на выборах. За спиной у Франсуа Миттерана были Жорж Марше, СССР, грозные призраки 68-го года.
Франция одной из первых в Европе законодательно закрепила принцип расового и национального равноправия, и французы это прекрасно помнят. Однако когда те, кого ты как ранее угнетённых принимаешь, защищаешь и наделяешь правами, в ответ требуют от тебя признать культурные и поведенческие нормы Судана или Алжира нормами Франции, терпимости (т. н. толерантности) приходит конец.
Одно из главных опасений значительного числа французов, желавших оставаться французами (а не становиться франко-африканцами) по отношению к возможному успеху социалистов, заключалось в том, что последние станут поощрять инокультурные группы до точки полной утраты Францией своего национально-исторического своеобразия. Французы, в отличие от англосаксов, никогда не хотели учить демократии иракских курдов или арабов, суннитов или шиитов, но они точно так же не хотели, чтобы французские арабы и другие мусульмане учили их умению носить хиджаб и строить мечети.
Франция одной из первых подняла на своих баррикадах красное знамя не для того, чтобы партия, продолжающая нести это знамя, под его сенью наводняла страну всё большими массами мигрантов. И невозможно представить, как французские социалисты не понимают того, что поощрение ими «прав» так называемых сексуальных меньшинств вызывает у нормального человека физиологическое отвращение.
Многие французы чувствуют себя сегодня жителями оккупированной страны. А правые и левые будто поменялись местами по сравнению с оккупацией 1940-44 годов: если тогда правые приглашали к сотрудничеству и примирению с оккупантами, а левые звали на борьбу с ними, то теперь «правая» Мари Ле Пен призывает к сопротивлению, а социалисты и центристы  зовут  к капитуляции.
Французские генералы и офицеры не правы в одном: они пишут об угрозе гражданской войны во Франции, не отдавая себе отчёта в том, что речь идёт не о гражданской, а об освободительной войне против арабо-африканских и мусульманских оккупантов. Как имеющих паспорта «граждан Франции», так и не имеющих таковых.
Сегодня Франция оккупирована инокультурными силами, не желающими жить по нормам страны, которую они наводнили. Генералы, наследуя де Голлю, как и он в 1940 году, призвали к Сопротивлению. Марин Ле Пен поддержала их призыв, а «левые» предали: Жак-Люк Меланшон встал на сторону чужеродных пришельцев.
Найдёт ли Франция силы выйти из стояния культурного анабиоза? Вспомнят ли французы, что некогда именно французская армия в трёхдневной битве под Орлеаном остановила исламо-арабское нашествие на Европу?
Фото: Migrants waiting at the border between Italy and France in the city of Ventimiglia, Italy, in June 2015. wgno.com