Дети Столыпина
14 (1) сентября 1911 года, 105 лет назад, в Киеве был убит премьер-министр России Петр Аркадьевич Столыпин. Его могила на территории Киево-Печерской Лавры. Для меня при поездке в самый русский город, в Киев, отдать дань памяти Столыпина, положить цветы на его могилу – обязательные действия. К сожалению, из-за государственного переворота в соседней стране ПОКА невозможные.
Сегодня фигура Петра Аркадьевича очень востребована и актуальна. Настолько, что слепленная за три месяца до выборов либеральная «Партия Роста» идя в Думу не гнушается спекулировать на памяти Столыпина. Но Бог и избиратель им судья!
Сегодня хотелось бы поговорить о детях Столыпина. О той судьбе, которая постигла эту семью во времена смуты, которая наступила через несколько лет после убийства её главы. И что важно – явилась его прямым следствием. При Столыпине-премьере возможность втягивание России в войну было минимальным, а именно война стала точкой вхождения нашего государства в хаос и гибель.
У Петра Аркадьевича Столыпина и его супруги Ольги Борисовны (урожденной Нейдгардт) было шестеро детей. Пятеро дочерей и один сын - самый младший ребенок в семье.
Слева направо - Наташа, Елена, Александра, Мария, Ольга, Аркадий (сидит на полу).
Столыпины - древний дворянский род. Они состояли в родстве с Лермонтовыми (бабушка М.Ю. Лермонтова была в девичестве Столыпиной).
Вглядитесь в эти лица детей Столыпина. Перед нами ушедшая эпоха. И начало новой эпохи – эпохи потрясений, которой пока не видно конца в Русском государстве.
Революция разметала миллионы русских по свету. Покинули Родину и Столыпины. При этом все члены семьи Столыпиных (за исключением убитой мерзавцами Ольги) дожили до весьма преклонных лет…
(Все последующие фотографии взяты из одного источника.)
Мария.
П.А.Столыпин с супругой Ольгой и дочерью Марией.
Старшая дочь Мария Петровна родилась в 1885 г. в Санкт-Петербурге, остальные дети появились на свет в фамильном имении Столыпиных Колноберже под Ковно.
Мария Столыпина.
Со временем, старшая дочь Мария вышла замуж, за капитана 1-го ранга Б.И. фон Бок, занимающего пост военно-морского атташе, в Германии. После революции семья эмигрировала в Берлин, потом - в Литву. Далее они возвращаются в Германию, затем переезжают в Японию, Польшу, Австрию.
Мария прожила сто лет и умерла в Калифорнии, в Америке. Она оставила интересные воспоминания (они опубликованы и на русском языке) о своей жизни, в том числе и об отце. Активно участвовала в создании русского культурного центра в Америке.
Наталья.
Наталья Петровна родилась в 1889 г. 12 августа 1906 г. она находилась в резиденции премьер-министра на Аптекарском острове в Петербурге, когда было совершено покушение на ее отца. В результате теракта было 23 убитых, 35 раненых, в том числе Наталья, у которой были изуродованы ноги, она навсегда осталась инвалидом.
Наталья стала фрейлиной императрицы. В 1915 г., поддавшись романтическому патриотическому порыву, вместе с другой сестрой, Ольгой, она сбежала на фронт, где смелых беглянок арестовали и вернули в родительский дом. Вскоре Наталья вышла замуж за князя Юрия Волконского . Наталия была на год старше своего мужа. В 1921 г. после ряда неудачных финансовых сделок он исчез. Наталья переехала во Францию, где и умерла от рака осенью 1949 г.
Елена.
П.А.Столыпин с супругой и дочерьми Марией,Натальей,Еле
Средняя дочь, Елена, в возрасте 92 лет умерла во Франции. Она дважды была замужем. С первым мужем князем В.А.Щербатовым она прожила всего пять лет.
В 1920 году он был убит. Во время революции она с детьми уехала на Украину в имение Щербатовых.
Елена с супругом князем В.Щербатовым.
Но в 1920 г. это место заняли красные. Приютившую их княгиню Марию Щербатову и ее дочь расстреляли, Ольгу Петровну, четвертую дочь Петра Столыпина и Вадима Щербатова избили, Ольга, смертельно раненая, долго мучалась. Ей было 23 года. Уцелевшим удалось сесть на последний поезд Красного Креста, идущий в Варшаву.
Елена Столыпина.
В 1923 г. Елена вышла замуж за князя Вадима Волконского. Они жили в роскошном дворце Строгановых в Риме, который унаследовали от Щербатовых. Они вращались в высшем обществе. Их другом был философ Иван Ильин. Елена занималась воспитанием младшего брата - Аркадия Петровича. Однако рискованное размещение капиталов Волконского приводит к разорению семьи. Умерла Елена в глубокой старости в 1985 г. во Франции.
Ольга и Александра.
Александра Петровна, пятая дочь Столыпина, была на Украине во время расправы над Щербатовыми, ухаживала за умирающей сестрой Ольгой. В 1921 г. в Берлине вышла замуж за графа Кейзерлинга. Они переехали в Латвию, однако, когда у Кейзельрингов конфисковали все имущество, они эмигрировали во Францию, затем в Швейцарию.
Ольга и Александра.
По воспоминаниям родственников, это была умная, интеллигентная, утонченная и обаятельная женщина. Александра Петровна умерла в 1987 г. в возрасте 89 лет.
В первом ряду (слева направо) : дочери Ольга (1895-1920) и Александра (1897-1987).
Во втором ряду (слева направо) : неизвестная (1), дочь Наталья (1891-1949), сын Аркадий (1903-1990).
В третьем ряду (слева направо) : неизвестная(2), дочь Елена (1893-1985), жена Ольга Борисовна (1859-1944), дочь Мария (1885-1985) и сам П.А. Столыпин (1862-1911).
Сын Аркадий, чуть не погиб во время покушения на Столыпина, в котором тяжелое ранение получила его сестра Наталия. В приемную премьера, полную посетителей вошло два террориста-смертника, которые взорвали устройство такой силы, что дом рухнул. Не современные террористы придумали этот способ – его часто использовали против России враги нашего государства. В итоге теракта почти все сидевшие в приемной случайные посетители погибли (23 чел), 35 было ранено. Обломками рухнувшего балкона ранило и самого мальчика, и его сестру Наталию: он долго лежал потом с травмой головы и переломом правой ноги.
Вспоминают дети Столыпина
(Кстати именно после этого ужасного покушения в России ввели военно-полевые суды и террористов и убийц начали вешать на месте преступления после короткого заседания суда. И террор ушел – это к вопросу о смертной казни!)
В революцию Аркадий Петрович с матерью эмигрировали во Францию, где фамилия Столыпиных здравствует и по сей день. Аркадий, высокообразованный молодой человек, знавший шесть языков, стал литератором, журналистом, работал в агентстве «Франс-Пресс». Во Франции он написал и опубликовал книгу о своем отце и семье, которая называлась «От империи к изгнанию» (« De l'empire à l'exil »). По его стопам пошел внук Петра Аркадьевича — Дмитрий, он тоже работал во «Франс-Пресс». А вот два сына Дмитрия, т.е. правнуки премьер-министра Российской империи, выбрали себе другие дороги в жизни. Старший Аркадий пошел в бизнес, а младший Александр стал художником. Правнуки уже не говорят на языке прадеда, но русскую речь понимают.
Русский очевидец
В США живет еще один правнук Столыпина – Николай Владимирович Случевский. Он является внуком Марии Петровны Столыпиной.
Вот небольшое интервью с ним:
http://www.pravoslavie.ru/64082.html
https://www.youtube.com/watch?v=p2ACnzg5C3I
https://www.youtube.com/watch?v=HdnLamMmGh0
https://www.youtube.com/watch?v=NFguxyJilJE
https://www.youtube.com/watch?v=kli19LAhHOo
А теперь предлагаю вашему вниманию несколько фрагментов интервью со Столыпиными.
Интервью Дмитрия Аркадьевича Столыпина:
“Ольга Петровна Столыпина нашла свою смерть в Украине. Хочу подробно об этом рассказать. Ее сестра Елена (умерла 90-летней в 1985 г. во Франции), была замужем за Владимиром Щербатовым. Его сестра и мать приютили вдову Столыпина Ольгу Борисовну с детьми в своем Немировском дворце (сейчас Винницкая область). Учитывая симпатии местных жителей к Марии Григорьевне Щербатовой и ее благотворительную деятельность, председатель Совнаркома Украины Христиан Раковский дал указание ревкому о неприкосновенности семьи, их дворца и парка. Под это покровительство попадала невестка Елена, урожденная Столыпина, и ее родственники. Но в январе 1920 г. в Немиров вошло подразделение Красной армии, в ряды которого затесался некий Андрей Лесовый, бездельник и пьяница, люто ненавидевший Щербатовых. Вместе с тремя красноармейцами, напившись до бесчувствия, Лесовый ночью 20 января расстрелял в парке возле дворца трех женщин — саму графиню, ее дочь Александру и их подругу Марию Гудим-Левкович. Потом отправились на поиски Столыпиных. Нашли 23-летнюю Ольгу и смертельно ее ранили — несколько дней она была в агонии. У ее кровати постоянно находилась младшая сестра. Не сумев заступиться за женщин, местные жители расстреляли убийц. Щербатовых и Ольгу Столыпину похоронили в монастыре”.
Интервью Аркадия Петровича Столыпина (он скончался в 1990 году):
— Аркадий Петрович, что вы помните о Февральской революции?
— Вначале никто ничего как следует не понимал. Мы смотрели из окон нашего дома на солдат, которые шли к Думе. Смутно доходили вести об отречении Государя. Вообще, было ощущение какой-то бестолковщины, мы не понимали, что произойдет далее, и надеялись, что жизнь опять войдет в нормальное русло. Не было ни малейшего подозрения, что раскрылась какая-то бездна.
— А где был ваш дом в Петрограде?
— На Гагаринской улице, в той части, что между набережной и Сергиевской. Наша улица как раз вела к Таврическому саду и Таврическому дворцу. Так что все эти шествия проходили мимо нас. Раньше, после падения Перемышля, там проводили австрийских военнопленных, и мы так же на них смотрели, как из театральной ложи. Через некоторое время после революции у нас начались едва ли не ежевечерние обыски. Приходили какие-то солдаты, которые сами не знали, что они ищут, задавали всякие бестолковые вопросы. Казалось, что им просто было любопытно погулять по дому, посмотреть, что в нем происходит.
Тогда моя мать написала очень раздраженное письмо военному министру Временного правительства Гучкову о том, что так жить невыносимо, и нам поставили в передней охрану, которая никого не пускала. И вдруг в один темный вечер, без предупреждения, к нам приехал сам Гучков, якобы посмотреть, все ли в порядке, довольны ли мы тем, что он устроил, но на самом деле чтобы завязать с нами какие-то отношения. Он чувствовал себя виноватым после всего, что натворил, и ему хотелось опять войти в наш дом, где он бывал при жизни моего отца. Помню, как он сидел, рассказывал про отречение Государя, и, в известной степени, все это звучало оправданием, дескать, он и другие заговорщики иначе поступить не могли. Как будто перед тенью отца, в этом доме, ему хотелось объяснить свое поведение. В его раздражении против Государя было что-то мелочное. Помимо критики того, что делала царская власть в последнее время, было чувство личной неприязни. Кроме того, мне запомнился его напускной оптимизм. Мать его спросила: «А где теперь Государь?» Гучков ответил: «Он себя прекрасно чувствует, живет спокойно в Царском Селе с семьей». То есть он совершенно не понимал, что это был шаг к дальнейшим ужасным событиям, которые, в конце концов, и привели к екатеринбургской трагедии.
— А как вы прожили весну и лето 17-го года?
— Жизнь текла более или менее нормально, я продолжал посещать гимназию. Помню, как с аптек срывали орлов, некоторые люди вдруг стали говорить вещи, которые они раньше не говорили, критиковать решительно все до мелочей, как теперь критикуют Хрущева, когда он свалился. Но особых страданий не было. Люди больше боялись войны, чем революции. Не было предчувствия того полного хаоса, который приближался.
Весной мы поехали в Скандинавию, просто прогуляться. Тут война, лишения, и мы захотели в нормально живущую страну, в Норвегию. Мы там катались на автомобиле, играли в теннис. У матери сделалось какое-то жуткое предчувствие, что Государя могут казнить, пошли слухи о том, что его вывозят из Царского Села. В июле произошло первое восстание большевиков, и мы решили как можно скорее возвращаться домой. Осенью мы приехали в Петроград и были поражены, застав его совсем угрюмым. Знакомых становилось все меньше, начались трудности с продовольствием, появились хлебные карточки. То есть обстановка нас потрясла, но уму-разуму не научила. Мы думали, что это все из-за войны, из-за того, что немцы взяли Ригу, но, в конце концов, все уладится.
— Скажите, а ведь после смерти отца ваша семья не испытывала финансовых трудностей?
— Нет, у нас были доходы от имения, а, кроме того, Государь назначил матери пенсию в размере жалования отца.
— Положение как-то изменилось после Февральской революции?
— Начинали уже поговаривать, что из имения больше ничего не приходит, что, может быть, придется сдать часть петроградского особняка. Что и произошло в действительности, когда мы вернулись из Норвегии в сентябре.
Тогда же я вернулся в свою гимназию, хотя уже все вокруг скрипело. Я стал один на трамвае, а не в автомобиле с гувернанткой, как раньше, ездить на занятия, мы ютились в пяти или шести комнатах, что для тех времен казалось известным лишением. Но все-таки было стремление сохранить привычный образ жизни: в день, когда был октябрьский переворот, мне пришла прихоть непременно купить скаутский костюм, потому что все мои друзья в гимназии были скаутами. Транспорт не ходил, и я потащил мать пешком через весь город в большой магазин, где продавались эти костюмы.
И вот мы увидели Петроград в исторический день Великого Октября. Вышли мы из дома, вероятно, часа в 3 дня, пошли по Сергиевской, потом по Литейному, где все было более или менее нормально, потом мы вышли на Невский проспект и там уже натолкнулись на какой-то базар. Масса людей, бестолково толкающихся в разные стороны, солдаты, старающиеся проложить себе дорогу, не то правительственные, не то восставшие, дальше какие-то грузовики с пулеметами, направленными в сторону Адмиралтейства. Кажется, я даже спросил одного из солдат — что происходит, он ответил «отстань!», или что-то в этом духе, он сам не знал.
Я отчетливо помню, что мы, в тот момент, не думали ни о какой революции, а все происходящее казалось нам простым ярмарочным беспорядком. Мы повернули по пустынной Морской и вышли на Дворцовую площадь, совершенно пустую, прошли через арку Генерального штаба. Никакого всенародного восстания, никакого штурма Зимнего дворца не было. Стояли баррикады из дров перед фасадом Зимнего, за ними мелькали какие-то фигуры, кажется, женские. Мы медленно шли через площадь и смотрели на них. И они высовывали головы и с любопытством нас разглядывали, по-видимому, думали, что пожилая дама и отрок вдвоем идут на штурм дворца. Мы повернули на Миллионную, и там, на подъезде к Эрмитажу, где знаменитые Атланты, нам встретился маленький отряд казаков, подтянутых, но хмурых, молчаливых, они топтались на холоде в полной растерянности.
Дальше на Миллионной мы наткнулись на отряд красноармейцев. Им тоже было скучно. Они стояли там, очевидно, уже два или три часа, было холодно, один затеял ссору с каким-то суетливым бородатым старичком, который крутился рядом. Просто чтобы отвести душу и чем-нибудь себя занять. Старик спросил: «Зачем с вами штатские?» И тот заорал: «Тебе какое дело?! Это красноармейцы, если хочешь знать!» Никаких поручений и приказов они, вероятно, не получали, стояли там и смотрели на казаков, а казаки смотрели на них.
Так что не было никакого всенародного восстания, и миф Великого Октября кажется просто смехотворным. Судя по всему, так и толкались все до вечера, защитники дворца понемногу разбредались, а красноармейцы, видя, что им никто не препятствует, просочились во дворец и заняли его. Я уверен, найдись какой-нибудь небольшой организованный отряд офицеров, все красноармейцы разбежались бы, и никакого Великого Октября и не было бы.
Вечером мы с мамой вернулись домой раздосадованные оттого, что напрасно потеряли время: магазин был закрыт. Кажется, вечером у нас были гости, говорили о всякой всячине, а на следующий день узнали, что произошел переворот, и Временное правительство, которое всем осточертело, ушло, и что какие-то другие, совершенно незнакомые люди, стоят у власти.
— А имена Ленина или Троцкого вы тогда знали? Помните ли вы, что говорили об этих людях до Октября?
— Говорили о Ленине, о том, что он произносит с балкона особняка Кшесинской речи. Мои старшие сестры, в частности, Александра, даже ходили туда, слушали. А я не ходил.
— Жизнь вашей семьи резко изменилась после Октября?
— Абсолютно не изменилась. Я ездил в ту же гимназию, только некоторые испуганные родители моих товарищей обсуждали — не нужно ли уехать на Дон или в Крым. То есть настроение изменилось, но темп жизни был тот же самый.
— Когда же вы покинули Петроград?
— 21 ноября, меньше, чем через месяц после переворота. Пошли, наняли места в спальных вагонах, которые еще ходили, и уехали себе преспокойно в Киев. Была толпища солдат, нас провожали управляющий дома и несколько друзей. Уезжали мы, скорее, от недостатка провианта, уезжали от войны, но не от большевиков, не потому что предчувствовали какие-то ужасные расправы.
— Вы застали в Киеве все главные события тех времен — подписание Брест-Литовского мира, немецкую оккупацию, потом петлюровскую?
— Да, мы все это видели своими глазами. В январе в Киев пришли большевики, потом петлюровцы вернулись вместе с немцами, потом провозгласили гетмана. При гетманстве всех обуяла эйфория: гремели оркестры в Купеческом саду, и все петербургское общество, которое поселилось тогда в Киеве, смотрело, как пылал Подол, потому что какие-то местные коммунисты устраивали пожары.
Конец восемнадцатого, весь девятнадцатый и начало двадцатого года мы жили в Подольской губернии, в сорока верстах от Винницы. Власть менялась каждый день, приходили то одни, то другие банды. Кончилось все это для нас трагически — убили семью Щербатовых и семью моей сестры. Потом пришли поляки, и мы уехали с ними за границу.
— В каком году вы покинули пределы России?
— В июле 20-го года. Мы поехали сначала в Берлин, 2-3 года прожили в Литве. Потом я жил в Италии у моей сестры Щербатовой, потом во Франции.
— А как вы сейчас оцениваете то, что произошло в России в 1917 году?
— Упадок власти начался еще в царское время, происходила хаотичная смена министров, власть обнаруживала недостаток воли. У меня такое чувство, что нужно было десять лет России побыть без войны, нужно было время, чтобы укрепился этот новый конституционно-монархический строй, парламентаризм, который спотыкался на каждом шагу. Тогда, может быть, России удалось бы избежать катастрофы.
Предисловие и публикация Ивана Толстого”.
Подпишитесь на рассылку
Одно письмо в день – подборка материалов с сайта, ТВ-эфиров, телеграма и подкаста.
Комментарии